Лорел К. Гамильтон Запрещённый Приём

Лорел К. Гамильтон «Запрещённый Приём», 2020

Оригинальное название: Laurell K. Hamilton. «Sucker Punch», 2020

Перевод: Андрей surgeon96 Ледов

Бета-ридер: Андрей surgeon96 Ледов

Переведено сайтом www.laurellhamilton.ru

Посвящается

Эта книга для всех вас, потому что вы дали мне понять, что мои воображаемые друзья — ваши друзья тоже, и, как все хорошие друзья, они поддерживают нас в трудные времена. Я счастлива поделиться с вами новыми приключениями. Надеюсь, вы сейчас в безопасности и у вас все хорошо, и что рано или поздно мы встретимся лично в реальном мире, но неважно, как далеко мы друг от друга сейчас, потому что в этот момент другие люди берут в руки эту самую книгу и читают те же строки, что и вы. Читатели никогда не будут одиноки, потому что всех нас объединяют истории, которыми мы делимся и наслаждаемся вместе.

1

Миниатюрный самолет приземлился во тьме на взлетно-посадочной полосе, которая показалась мне слишком маленькой. Когда самолет, наконец, зашел на посадку, я не смогла разжать пальцы на подлокотнике. Я вцепилась в него с такой силой, что, казалась, моя рука буквально срослась с ним, как будто это могло спасти меня, если самолет все-таки разобьется ко всем чертям. Пилот оглянулся на меня и оттопырил большие пальцы. Я уставилась на него в ответ, а мое сердце застряло в глотке. Я боюсь летать, а это путешествие в четырехместной Цессне было отнюдь не плавным, и ни черта не порадовало мою фобию.

Пилот снял наушники и сказал:

— Да ладно вам, разве так плохо было? — Он улыбнулся, когда произнес это. Я глянула на него в ответ, и улыбка его дрогнула. Я строила из себя крутую, но в моей голове, как мантра, повторялась только одна фраза: «Меня не стошнит, меня не стошнит». Я с каждым разом забиралась в самолеты все миниатюрнее и миниатюрнее, и каждый раз знала, что моя жизнь висит на волоске.

— Что ж, добро пожаловать в Хануман, штат Мичиган (реальный штат, но вымышленный городок — Лорел пояснила, что создает такие локации специально, потому что не хочет, чтобы всякое дерьмо творилось в реальных населенных пунктах; тем временем Хануман — это обезьяноподобное божество в индуизме, одно из воплощений Шивы — прим. переводчика), маршал Блейк. — В конце концов протянул пилот и открыл дверь самолета.

Отцепив руку от подлокотника, я в очередной раз задумалась, за каким хреном я вообще сюда приехала. Потому что это моя работа — так я считала. Я повторяла это себе, собирая свои сумки и пропихивая самую большую из них в дверной проем.

— В такой здоровенной сумке и труп перевозить можно. — Заметил пилот.

— Только если он с меня ростом или чуть меньше. Хотя, если порубить тело на куски, сюда почти любое поместится. — Ответила я, протискиваясь с остальными сумками наружу и спускаясь на взлетную полосу.

— Смешно. — Сказал пилот.

Я уставилась на него с пустым лицом и смотрела так до тех пор, пока он не спросил:

— А что там внутри на самом деле?

— Оружие. — Ответил за меня человек, который направлялся к нам в последних лучах заходящего солнца. У меня была буквально пара секунд, чтобы увидеть лес, и тьма обрушилась на нас, словно кто-то вдруг выключил свет. Ты понимаешь, в какой дыре оказался, если вокруг такой мрак даже за пределами леса. В тени деревьев было еще темнее.

Я улыбнулась маршалу Винстону Ньюману. Он был высоким и в нашу первую встречу — в нем было больше шести футов (больше 182 см. — прим. переводчика), но с тех пор он явно набрал массу. Он не был тощим, но я не могла понять, потолстел он или накачал мускулы. Мне нужно больше света, чтобы понять, налегал он на пончики или пропадал в тренажерном зале. Стрижка под ковбойской шляпой была все такой же короткой, но сама шляпа уже много чего повидала. Ее поля столько раз прижимали руками, что они почти идеальной линией очерчивали его лицо. Эта шляпа ему шла. Когда мы впервые встретились, она казалась подарком от человека, который совсем его не знает, либо пытается заставить его походить на ковбоя.

Он потянулся к моей сумке, чтобы освободить мне ладонь, и мы могли бы обменяться рукопожатием, и я позволила ему сделать это. Для него я и сама бы сделала так же.

— Спасибо, что прилетели в последнюю минуту, Блейк.

— Спасибо за помощь с сумкой. — Сказала я, чуть не добавив «стажер», но он больше не был стажером. Он был новичком на этой работе, но так можно сказать про большинство маршалов из сверхъестественного отдела. Со старых времен осталось всего восемь ветеранов. Остальные были либо мертвы, либо хуже, чем мертвы, либо ушли в отставку.

— Спасибо за помощь, Джим. — Сказал Ньюман пилоту, который стоял рядом с самолетом и наблюдал за нами.

— Семья Маршан (в этой книге много персонажей с фамилиями французского происхождения, в которых ударение ставится на последний слог — прим. переводчика) живет здесь уже очень давно, а Бобби — мой друг, маршал Ньюман. Я ценю, что вы хотите дать ему шанс.

— Ты ведь понимаешь, что если Бобби Маршан действительно это сделал, мне придется ликвидировать его. — Заметил Ньюман.

— Если он реально убил старика Маршана, то он этого заслуживает, но Бобби был элурантропом со времен старшей школы. Он хорошо себя контролирует.

Я удивилась, что Джим знает политкорректный термин для обозначения кошачьей ликантропии. Простите, териантропии — это тоже политкорректный термин, поскольку он не имеет отношения к волкам, в отличие от ликантропии. Но я всю жизнь пользовалась старыми названиями, и мне было трудно привыкнуть к новым.

— Все так говорят. Спасибо еще раз, Джим. Мы с маршалом Блейк поедем в офис шерифа. — Ньюман направился к большому джипу, который стоял на траве неподалеку от взлетной полосы.

— Дюк — хороший парень, Ньюман. Он никогда ничего подобного не видел.

Ньюман бросил через плечо, направляясь в своему джипу:

— Я не ставлю под сомнение компетенцию шерифа Ледука, Джим.

— Это хорошо, но держи ухо востро с его помощником, Вагнером.

Ньюман остановился и посмотрел на пилота.

— А что не так с Вагнером?

— Он борзеет когда считает, что ему все сойдет с рук.

— Шериф в курсе? — Спросил Ньюман.

— Понятия не имею, но все в городе об этом знают.

— Спасибо за предупреждение, Джим.

— Без проблем. Надеюсь, вы с маршалом Блейк разберетесь с этим делом.

— Как и я, Джим, как и я. — Ответил Ньюман и открыл заднюю дверь автомобиля, чтобы сложить туда мои сумки с оружием.

У меня при себе был девятимиллиметровый Спрингфилд EMP во внутренней кобуре — рядом с маршальским значком, так что если бы я его засветила, окружающие сразу могли бы увидеть жетон. В карманах у меня были две запасные обоймы, откидной нож Эмерсона от Гербера, маленький фонарик, тонкий мужской кошелек и смартфон. Меня не парило, что я не могу в любой момент получить доступ к остальному своему арсеналу. Я обошла джип, открыла дверь и уселась на пассажирское сиденье. Когда у меня будет возможность, а добавлю пару ножей и переключатель EMP для своего Спрингфилда Ренжмастера сорок пятого калибра в набедренной кобуре. У меня была для этого кобура на поясе, но мне придется переложить его в набедренную, как и EMP, который отправится в кобуру на ремневом креплении по системе MOLLE на груди. Внутренняя кобура больше подходит для скрытого ношения оружия, когда ты не хочешь напугать гражданских. Но я работала по ордеру, и при таком количеств оружия о скрытом ношении можно было забыть.

— Вы знали, что помощник Вагнер имеет репутацию борзого парня? — Спросила я.

Ньюман уселся за руль своего джипа и покачал головой.

— Не слышал даже. Насколько мне известно, другой информации об этом нет.

— Как хорошо вы знаете пилота?

— Достаточно, чтобы вытащить его из постели в воскресенье и отправить за вами в аэропорт.

— Вы знали, что он — заинтересованное лицо, потому что дружит с Бобби Маршаном?

— Знал.

— Здесь теперь ваша домашняя база?

— Да.

— Так себе место для маршала. Вы его сами выбрали или просто кого-то достали?

Он широко улыбнулся и вывел джип на взлетную полосу, словно мы тоже были самолетом, который собирался оторваться от земли. Я вдруг поняла, что вокруг нас почти не было мощеных дорог. Автомобиль проехал мимо сарайчика с флюгером, и на этом все. Мы были посреди гребаного захолустья.

— Я сам его выбрал.

Я уставилась на него, и он рассмеялся.

— Не надо на меня так смотреть, Блейк. Я в курсе, что это не самое лучшее место для построения карьеры, но я встретил женщину во время одного из расследований, и это, вроде как, заставило меня пересмотреть свои приоритеты.

Я ухмыльнулась.

— И она здешняя, я поняла.

— Ага.

— Значит, вы поставили свою карьеру на алтарь любви всей своей жизни посреди гребаного черт знает где в Мичигане?

— Нет, но я решил, что быстрый взлет по карьерной лестнице не так важен, как отношения с женщиной, с которой я хочу прожить вместе до конца своих дней.

Я развела руками.

— Эй, я не кидаю камни в чужой огород, когда речь заходит о личной жизни, Ньюман. У меня в Сент-Луисе дом набит под завязку. Что, кстати, напомнило мне о том, что я обещала отписаться, когда приземлюсь.

Он рассмеялся. Это был хороший смех. Значит, здесь все не так паршиво. Ситуация была хреновой, но он все еще мог смеяться. Иногда сцены преступления заставляют тебя забыть о том, что такое смех.

— Приятно знать, что я не единственный, кто должен отписываться своим домашним. Некоторые маршалы стыдят меня за это.

— В жопу их, если только их отношения не такие же клевые, как наши. — Сказала я.

Он вновь рассмеялся. Я рефлекторно улыбнулась, печатая в телефоне. Метафизически я была привязана ко всем, кого люблю, так что мне достаточно было сбросить щиты, чтобы связаться как минимум с некоторыми из них ментально, либо позволить им самим дотянуться до меня. В чрезвычайной ситуации они могли пробиться сквозь мои щиты, но меня немного подбешивало, когда это происходило во время драки, так что мы договорились, что я буду звонить и писать, как это делают самые обыкновенные Джо и Джилл. Да и полиция постоянно прикапывалась к тому, что я встречаюсь со сверхъестественными, как теперь называли вампиров, верживотных и других существ, которые не были просто людьми. Раньше я бы сказала «обычными» людьми, но за это слово я тоже огребала (здесь употребляется слово straight, что в английском означает гетеросексуальную ориентацию — прим. переводчика). Разрываясь между рекомендациями по лексике для моей работы и подгоранием задниц у гражданских от тех слов, которые я обычно использовала, я все чаще задумывалась о том, чтобы заменить все термины в своей речи на матерные, и посмотреть, как им такое понравится. Даже если это опять кого-то оскорбит, я готова рискнуть.

Я несколько раз стерла то, что написала, и в итоге остановилась на следующем варианте: «Приземлилась нормально. Люблю. Уже скучаю.». Звучало так себе, но это была правда. Да и, в конце концов, я же вспомнила, что надо отписаться. У меня паршиво получается поддерживать контакт, когда я на выездной работе. У Мики Кэллахана, одного из моих женихов, была та же проблема, а он постоянно куда-то летал. Наши общие возлюбленные недавно устроили нам разнос, чтобы донести, что нам следует стараться получше.

Смартфон завибрировал, потому что пришел первый ответ. Я даже не удивилась, что он был от Натэниэла Грейсона, одного из моих женихов, потому что он был одним из инициаторов этого разноса. Ответ был следующий: «Спасибо, что написала. Я знаю, что ты не понимаешь, зачем мне это нужно. Люблю тебя. Мне приятно знать, что ты скучаешь. Жду твоего завтрашнего звонка или что ты вернешься домой еще до него.». Вот так любовная записка и превратилась в нытье. Мы все условились, что я отпишусь, когда самолет приземлится, и что я буду звонить раз в день, если у меня будет возможность, или хотя бы писать. Натэниэл напомнил мне, что я согласилась на все это, и превратил милое сообщение и телефонный звонок в прямую обязанность, что меня выморозило. Другие сообщения прилетели быстрее молнии, потому что в общем чате состояли восемь человек, не считая меня. Я, откровенно говоря, удивилась, что кто-то из моих возлюбленных требовал к себе больше внимания в разлуке, а кто-то довольствовался тем, что есть. Одни ответили в общем чате, другие написали в личку. Я ответила каждому, но только два сообщения заставили меня улыбнуться. От Жан-Клода: «Je t’aime, ma petite» и от Никки Мердока: «Я знаю, что ты меня любишь. Тебе не надо написывать мне, чтобы доказать это.».

— Я в курсе, что меня это не касается, но как много народу ждет вашего сообщения, когда вы в отъезде? — Поинтересовался Ньюман.

— Достаточно. — Ответила я и вздохнула. Я прокрутила всю переписку и поняла, что не знала, кому должна позвонить утром, если по-прежнему буду в Мичигане. Я понятия не имела, сколько еще здесь пробуду, пока не узнаю больше об этом деле. Я убрала телефон.

— Вы меня сюда вызвали не для того, чтобы личную жизнь обсуждать. Что там с делом?

Ньюман улыбнулся и ответил:

— Шериф Ледук попросил, чтобы я вас с ним познакомил до того, как мы осмотрим место преступления. Оно в той же стороне, что и офиса шерифа, но подальше, так что мы не слишком собьемся с курса. Черт, да вы ведь и Бобби Маршана увидите. Может, придумаете вопросы получше тех, что задал я.

— Вы были воплощением своей фамилии, Ньюман (newman переводится как «новичок» — прим. переводчика), когда я вас встретила, но прошло уже несколько лет. Вы хорошо справляетесь с работой.

— Вы следили за тем, как я справляюсь? — Поинтересовался он, отвлекаясь от темной ночной дороги. Фары прорезали нам дорогу сквозь безлунную ночь.

— Я слежу за новичками, с которыми когда-то работала.

— А я слежу за карьерой маршалов, на которых хочу равняться, когда вырасту. — Ответил он.

Я рассмеялась.

— Если вы еще подрастете, мне понадобится лестница, чтобы пожать вам руку.

Он засмеялся вместе со мной, после чего мы несколько минут ехали в приятной дружеской тишине.

— Ну и темень. — Заметила я.

— Облака сегодня плотные, но они рассеятся. Будут видны звезды — так ярко, как я ни разу не видел ни в пустыне, ни над океаном.

— Дело не только в облаках, Ньюман. Прошлой ночью было новолуние, и сегодня будет ненамного светлее. Если Бобби Маршан уже много лет верлеопард… простите, элурантроп, то он не должен был перекинуться, когда до полной луны еще так далеко.

— Эта одна из тех вещей, которые заставляют меня задуматься о том, чтобы отозвать ордер. И не переживайте, я сам с трудом запоминаю все эти новые словечки. К тому же, мы знаем, что Бобби Маршан — леопард, так что нам не нужны общие термины. Тем более, когда мы одни.

— Отлично. Приятно знать. Меня бесит эта новая лексика. Ордер уже у вас на руках?

— Да, судья прислал его шерифу по электронной почте. Он был подписан через DocuSign спустя пару часов после обнаружения тела.

— Помню времена, когда получить ордер по факсу считалось высокими технологиями. — Заметила я.

— Ага, сейчас они везде. Быстрые и эффективные. Может, даже слишком эффективные.

— Сколько у нас времени по ордеру? — Спросила я.

— Примерно шестьдесят часов от изначальных семидесяти двух. Мне следовало позвать вас раньше.

— Если бы да кабы, Ньюман. Сконцентрируемся на том, что мы можем сделать здесь и сейчас. Сомнения в себе делу не помогут — только энергию сожрут и время.

Он глянул на меня и вновь посмотрел на дорогу.

— Может и так, но сейчас нам будет трудно добиться продления ордера.

— Да, учитывая, что вместо стандартных сорока восьми часов нам дали семьдесят два. Они точно не захотят накинуть дополнительные, ведь речь сейчас не об охоте в реальном времени. Подозреваемый уже пойман. Нам вряд ли дадут больше часов, а если вы не пристрелите его в положенные сроки, это расценят как уклонение от исполнения обязанностей маршала, что поставит крест на вашей карьере.

— Лучше уж на моей карьере, чем на жизни невинного человека.

— Вы сказали, что сомневаетесь в его вине, но у нас не было времени обсудить детали по телефону.

— Вы нужны были мне здесь как можно скорее, чтобы разобраться, что не так с этим делом.

— Я удивлена, что первый же полицейский, который обнаружил Бобби, не пристрелил его на месте. Чистый выстрел, закрытое дело.

— Если бы его нашли в крови рядом с телом его дяди, то наверняка так бы и вышло, но его обнаружили в спальне — он лежал там в отключке. Я не уверен, что он вообще попал бы под подозрение, если бы не был с головы до ног перемазан кровью.

— Я видела снимки с места преступления, которые вы мне прислали. На первый взгляд кажется, что жертву задрали когтями. Почему местным копам не повесить вину на единственного верлеопарда, который жил в одном доме с убитым? Я ничего не хочу сказать, но так именно рассуждают полицейские.

— Как и сказал Джим, Бобби — местный паренек. Его все любили. Он не напивался в хлам, не устраивал заварушек, да и семья у него достаточно богатая, чтобы покрыть нанесенный ущерб в случае чего.

— Большинство ликантропов осторожны с вещами, которые могут ослабить контроль над их внутренним зверем. Это касается и выпивки, и наркотиков, и даже ярких эмоций. — Сказала я.

Ньюман кивнул.

— Значит, Бобби был осторожен и держал себя в руках.

— Образцовый гражданин. — Заметила я.

— Так и есть. Я знаю, что у вас скорее всего не было возможности открыть файлы, не засветив их перед гражданскими, но вы видели снимки с места преступления?

— Ага.

— Заметили что-нибудь необычное?

— Укусов нет. Если бы тут был замешан леопард, он был точно укусил жертву разок-другой.

— Семья сказала, что мистер Маршан принимал сильные обезболивающие из-за старых травм и артрита. Теоретически, верлеопард мог почуять запах лекарств в теле и не захотеть его есть.

— Возможно. У меня есть друзья, которых я могу спросить об этом позже, но мне нужен перечень лекарств и дозировки.

— Я все записал. Я дам вам список.

— Я знаю, что яды используются при охоте на львов и других крупных кошек — они все равно кусают приманку. Химикаты также используют против крыс, мышей, кротов. Кошки съедают отравленную приманку и умирают. Я не уверена, что в случае с верлеопардом дела обстоят иначе.

— Бобби обнаружили в его постели, продрогшим, голым и с головы до ног в крови, но кровать была чистой.

— В смысле, простыни не были заляпаны кровью? Только его тело?

— Ага.

— А кровавые отпечатки рук и колен? Они должны были остаться, когда он залезал на кровать.

— Нет, их не было.

— Ну не прилетел же он туда на крыльях ночи. Даже вампиры в большинстве своем так не умеют. — Сказала я.

— Я знаю. Его тело также было слишком сильно испачканным для того, что с ним произошло. Его дядю убил кто-то в животной форме, и в таком случае шкура убийцы должна была пропитаться кровью, но Бобби перекинулся обратно в человека, что должно было смыть с него большую часть следов преступления.

— Кровавые отпечатки ног вели со сцены преступления в его спальню?

— Да, но они тоже какие-то странные.

— В смысле?

— Я не знаю, но отпечатки явно крупнее размера ботинок Бобби. Если бы речь шла об убийстве человека человеком, мы бы провели экспертизу, чтобы собрать улики и подтвердить или опровергнуть мои догадки, но поскольку мы имеем дело с убийством человека сверхъестественным существом, никто не станет проводить экспертизу, если только я не докажу ее целесообразность.

— Такими темпами Бобби Маршан будет мертв задолго до того, как нам одобрят экспертизу. — Сказала я.

— Я знаю, и у нас тут слишком маленький городок, чтобы можно было обратиться к кому-то с таким вопросом. Шерифу придется вызвать копов из города, чтобы нам предоставили экспертов, а он не видит в этом нужды. — Голос Ньюмана звучал абсолютно безрадостно.

— Ордер уже выписан, наша задача его выполнить.

— Я это знаю, Блейк. Я знаю, что единственное, что увеличит количество часов на выполнение ордера, это побег Бобби. Тогда нам придется охотиться на него.

— Это не даст нам дополнительных часов, Ньюман. Если подозреваемый сбежал, у нас есть все время на свете, чтобы выследить его и убить.

— Он закован и сидит в камере. Ему не сбежать, поэтому я вас и позвал. Я не против ликвидировать Бобби Маршана, если он реально слетел с катушек и убил своего дядю. Раз он настолько опасен, это будет к лучшему, но я не хочу выбить ему мозги, а потом обнаружить, что отпечатки не совпадают, что следы говорят о том, что мы ошиблись, что… С этим делом что-то не так, Блейк.

— Как раз поэтому я и прилетела на самом маленьком самолете, который я когда-либо видела. Чтобы помочь разобраться, убийца Бобби или нет.

— Ордер дает мне право звать подкрепление, если я сочту его присутствие необходимым. — Заметил Ньюман.

— Ордер дает вам право ангажировать людей, чьи навыки могут оказаться полезными и поспособствуют выполнению предписанного в нужные сроки с минимальными потерями.

— Я знаю, обычно речь идет о том, чтобы позвать лучших охотников и следопытов для поиска и поимки монстра, но я надеялся, что формулировка здесь достаточно пространная, чтобы я мог вызвать того, кто поможет мне убедиться, что Бобби Маршан не лишится жизни, если не заслуживает этого.

— Это похвально, Ньюман.

— Вы спасли мне жизнь в нашу первую встречу, а сейчас пролетели из другого штата, чтобы помочь мне спасти жизнь. Зовите меня Вин.

— Никогда не слышала такого сокращения от «Винстона».

— Меня звали Винстоном до шестого класса, потом я резко начал расти. К концу седьмого я уже был в баскетбольной команде.

— Выигрывающей баскетбольной команде, я полагаю. — Сказала я, улыбаясь и качая головой (игра слов: win в имени «Винстон» переводится как «победа», «выигрыш» — прим. переводчика).

— Да, все стали звать меня Вином, и мне это нравилось больше. — Ответил он, ухмыляясь.

— Ладно, Вин. Если я правильно помню, ты и сам бросился мне на помощь когда-то, но я прилетела не для того, чтобы спасать чью-то жизнь. Я, может, и спасу ее, но если мы осмотрим улики и поймем, что Бобби Маршан действительно виновен, нам нужно будет ликвидировать его.

Его улыбка исчезла без следа, и когда пролетающие мимо огни фар чужой машины скользнули по его лицу, он показался мне усталым и постаревшим.

— Я знаю. Если он виновен, я выполню свой долг. Но я хочу быть уверен в том, что убийство Бобби Маршана — это мой долг.

Я была согласна с Ньюманом, но я также знала, что как только ордер появился, очень трудно уклониться от его выполнения. Это убийство, вероятно, было самым ужасным в этом маленьком городе за последние годы, если не за все время его существования. Местные хотели, чтобы убийца был пойман и наказан. Они хотели снова почувствовать себя в безопасности. У нас было буквально несколько часов, чтобы выяснить, достаточно ли оснований для отзыва ордера, или хотя бы для того, чтобы повременить с ликвидацией до обнаружения достаточного количества улик.

После аэропорта Ханумана офис шерифа показался мне довольно просторным. В холле было достаточно свободно, чтобы уместились два стола с возможностью впихнуть третий, если постараться не задеть кофеварку. В дальней стене располагалась дверь. Что-то мне подсказывало, что если здесь и есть камера для заключенных, то она именно там, но ты никогда не знаешь, что еще может скрываться в таком маленьком помещении.

Шериф Ледук был как минимум пять футов и восемь дюймов ростом (172 см. — прим. переводчика), потому что моя голова не доставала до линии его плеч, но вес, который сосредоточился на его талии, создавал впечатление, что он куда ниже. Ему приходилось опускать свой ремень под живот, так что брюки держались скорее на бедрах, чем на талии. Не нужно пахать в тренажерке, как это делает SWAT, но возможность бежать в среднем темпе без риска получить сердечный приступ — это минимальное требование для полицейского. Я сомневалась, что Ледук способен вытянуть этот минимум.

Он улыбнулся и предложил мне рукопожатие, которым мы обменялись так, словно уже были в одной команде. Мне это понравилась и я надеялась, что это чувство было искренним.

— Зовите меня Дюк. Все так зовут.

У себя в голове я подумала: «Тебя зовут Дюк Ледук?», но озвучивать свои мысли не стала. Я не хотела подкалывать его. Учусь понемногу.

— А меня на работе обычно зовут «Блейк». — Сказала я, улыбнувшись. Я не хотела, чтобы он звал меня Анитой. На работе я оставляла свое имя для друзей, или хотя бы для тех, кого знаю лично. Обращение по фамилии помогает держать дистанцию, актуальную для любой женщины в мужской профессии.

— Что ж, Анита… Я могу называть вас Анитой? — Улыбнулся он.

Я хотела спросить, зовет ли он Ньюмана по имени, но не стала. Шериф Дюк Ледук вел себя дружелюбно, и меня это радовало. Он нам понадобится, если мы хотим отсрочить ордер. Я могу пожертвовать своим именем ради этого.

— Конечно. — Ответила я и постаралась, чтобы моя улыбка не походила на оскал.

Ньюман тоже улыбался, но казался вполне искренним. Мы все вели себя чертовски прилично — так, как будто четырнадцать часов назад они не нашли труп истерзанного местного жителя. Наша обходительность казалась почти печальной, словно мы собрались здесь вовсе не потому, что в городе произошло убийство.

— Как там держится Бобби? — Спросил Ньюман. Улыбки всех присутствующих тут же угасли.

Ледук — я не могла думать о нем, как о «Дюке», — покачал головой. Если только вы не Джон Уэйн, вы не можете называть себя так (Джон Уэйн — американский актер, «король вестерна», носил кличку Duke, что переводится как «герцог» — прим. переводчика). Свет упал на него, и он вдруг показался мне ужасно усталым.

— Думаю, если бы мы не приковали его к койке в камере, он бы наложил на себя руки.

— Когда я его опрашивал, он не был в суицидальном настроении. — Сказал Ньюман.

Шериф пожал своими большими плечами, и в этом движении промелькнул размер его тела и, возможно, атлетическое прошлое.

— Полагаю, он начинает верить, что действительно сделал это. Рэй был ему как отец — единственный отец, которого Бобби когда-либо знал. Как бы вы себя чувствовали, если бы проснулись и поняли, что натворили?

— Вы сказали «проснулись», но, насколько мне известно, Бобби Маршан обычно отключается после того, как перекидывается из животной формы в человеческую. — Заметила я.

— Это типично для всех ликантропов… то есть, териантропов. Тот факт, что после перемены оборотни несколько часов лежат в отключке, это наше единственное преимущество в ситуации, когда они начинают убивать людей.

— Не все оборотни отключаются после перемены. — Сказала я.

— Слава богу, Бобби не из их числа. Иначе мы бы до сих пор искали его в лесу.

— Он много времени проводил на природе, как человек? — Спросила я.

Ледук кивнул.

— Он вырос в походах с Рэем. Они обожали выбираться на природу, и часто делали это — еще до того, как Бобби подхватил ликантропию. Парень хорошо знает местные леса.

— Насколько серьезно желание Бобби наложить на себя руки, Дюк? — Поинтересовался Ньюман.

— Сложно сказать. Достаточно серьезно, чтобы я об этом рассказал. За ним сейчас присматривает Фрэнки, так что лучше у нее спросить, как он там. В эмоциях у него полный бардак. Минуту назад он кажется нормальным, а потом начинает бормотать что-то, и ты понятия не имеешь, что он может ляпнуть. Сказал, что если это он убил дядю Рэя, то заслуживает смерти. Много раз это повторил.

— Это не совсем речи суицидника. — Сказала я.

— По моему опыту ребята, которые говорят, что заслуживают смерти, не слишком долго ждут, чтобы наложить на себя руки. Они могут не преуспеть в этом. Это может быть просто крик о помощи, но иногда этот крик заглушить невозможно. Он становится перманентным.

— Перманентное решение для временной проблемы. Я о суициде.

Ледук уставился на меня, сощурившись.

— Иногда. Но Рэй отдал концы насовсем, и Бобби ничего с этим не сделает. И сказать ничего не сможет, чтобы это изменить. Для него эмоции по поводу произошедшего отнюдь не временная штука. Они разрывают его изнутри.

— Прошу прощения за свою формулировку, шериф. Вы правы. Полагаю, вы чаще имеете дело с самоубийцами, чем я.

— Чаще, чем вы могли бы представить в таком маленьком городке. — Заметил он, и внезапно показался поношенным. Не усталым, а буквально поношенным. Он поправил ремень, будто пытался подтянуть его туда, где ему следовало быть. Это казалось привычным движением, которое больше не срабатывало — как когда ты пытаешься убрать волосы с лица, а стрижка у тебя уже короткая.

— Кто бы ни умер пока я исполняю свои обязанности, он умрет не по причине суицида. — Сказала я.

— Моей первой формой была армейская. Я принимал участие в боях. Думал, что там было паршиво, но иногда я скучаю по этому. Это лучше, чем умирать в маленьком городке на болоте. — Дюк показался мне задумчивым, слишком честным для разговора с человеком, которого видел первый раз в жизни.

— Дюк, ты в порядке? — Спросил его Ньюман.

Это против мужских правил — спрашивать о таких вещах, но когда разговор заходит о суициде, и с чьих-то губ слетают такие горькие слова, ты нарушаешь эти правила. Большинство из тех, кто носит форму, рано или поздно понимают, что мы не можем придерживаться кодекса крутых парней, когда кому-то из нас плохо. Слишком много людей мы так потеряли, слишком много мужчин и женщин. Каждый день в Америке двадцать два ветерана кончают жизнь самоубийством, и это не только солдаты, которые едва вернулись домой со стажировки. У ночных кошмаров и депрессии нет сроков давности. При таком количестве смертей очевидно, что нам давно пора говорить друг с другом о чувствах чаще, чем мы это делаем.

Я все еще была рада, что Ньюман не стал форсировать эту тему. Я слишком мало знала Дюка, чтобы вести с ним задушевные беседы.

Он покачал головой.

— Я знал Рэя больше тридцати лет. Я был здесь, когда его сестра и ее муж умерли, оставив Бобби сиротой. Мальчишке было два-три года, а у Рэя никогда не было времени на своих собственных детей. После колледжа он с головой окунулся в карьеру, но поменял свою жизнь ради того, чтобы стать отцом этому маленькому мальчику. Он продал компанию, потому что не мог быть генеральным директором и отцом одновременно. Он мне так и сказал однажды. Продал свою компанию в очень удачный момент и заработал на этом столько денег, сколько прежде не видел, но к моменту аварии все пошло насмарку. Он понятия не имел, что так случится. Мальчишку он любил, как родного, а теперь он мертв. Мертв плохой смертью. Последний раз я такую смерть видел лет десять назад — это было нападение медведя. Рэй не должен был так умереть, а теперь умереть предстоит и Бобби.

Шериф вновь покачал головой. Его глаза чуть поблескивали, когда он снял шляпу и сказал:

— Я отвезу вас на место преступления.

— Дюк, я знаю дорогу. — Мягко произнес Ньюман.

— Я знаю, что ты ее знаешь, Вин, но это ничего не меняет. Я еду с вами.

— Я бы хотел поговорить с Бобби прежде, чем мы уедем. — Сказал Ньюман.

Я не хотела говорить с заключенным, потому что сейчас он был для меня абстракцией — не таким реальным, как Ледук, который позволил мне увидеть свою боль. Я не хотела, чтобы Бобби Маршан становился для меня реальным. Мне нужна была максимальная эмоциональная дистанция, какую я только могу себе позволить, потому что я начала понимать, что в этом городе я единственный человек со значком, который не скомпрометирует себя эмоциональной вовлеченностью. Я по-прежнему верила, что Ньюман выполнит свой долг, но я также начала понимать, какой ценой ему это дается. Это все еще будет его ордер, но если мы оба придем к заключению, что мне будет проще убить виновного, то я буду тем человеком, который выстрелит в заключенного сквозь прутья решетки. Если мне предстоит убить кого-то, кто прикован и даже не способен бежать, я предпочитаю иметь с ним максимальную эмоциональную дистанцию. Дайте мне охоту на монстра, который пытается меня убить, и у меня не будет проблем, но стрелять в того, кто закован в цепи и сидит за решеткой — это что-то новенькое даже для меня. Я не хотела говорить с узником — только не в том случае, если позднее мне предстоит убить его, но Ньюман направился к двери в дальней стене, и я последовала за ним. Это потребовало от меня больше храбрости, чем я могла бы признаться вслух. Мы застряли в ситуации, где ни я, ни Ньюман не могли оказаться в выигрыше. Блять, да в этой ситуации вообще никто не мог оказаться в выигрыше (отсылка к упомянутому выше win — прим. переводчика).

2

В задней комнате хватило места на две клетки и небольшой проход к закрытой двери. Помощница шерифа сидела на стуле у стены с шотганом на коленях. Она поднялась с места, когда мы вошли, не выпуская из рук свою пушку, дуло которой предусмотрительно опустила к полу. Ее кожа, которая местами проглядывала за униформой, была насыщенного коричневого цвета. Я бы сказала, что она мексиканка, как моя мать, или как минимум несет в себе испанскую кровь, но до меня довольно быстро дошло, что что-то в ее коже было скорее с востока, чем с юга.

Волосы у нее были черные, как у меня, но прямые и затянуты в свободный хвост. Мои кудри никогда бы не смотрелись так непринужденно в свободном хвосте, так что мой жених помог мне заплести волосы во французскую косу перед тем, как я села на самолет. Шериф Ледук представил нам свою помощницу как Фрэнсис («зовите ее Фрэнки») Энтони.

Мы обменялись рукопожатиями так, словно в клетке не было никакого узника. Когда начинаешь носить значок, то быстро привыкаешь относиться к заключенным не так, как к другим людям. Это буквально необходимый навык самозащиты, особенно для маршалов из сверхъестественного отдела, вроде нас с Ньюманом. Труднее убить того, кого ты воспринимаешь как равного себе. Этого заключенного тут знали все, кроме меня, и все равно меня сперва представили помощнице шерифа, как будто Бобби Маршан нас вообще не услышал. Интересно, они вообще поняли, как это выглядит со стороны?

Ньюман повернулся к клетке, не потрудившись представить меня человеку, который в ней сидел.

— Как твои дела, Бобби?

Бобби Маршан моргнул, взглянув на нас, и его голубые глаза оказались настолько огромными, что буквально заполоняли все его лицо, как будто он был персонажем из аниме. Возможно, дело было в маске из высохшей крови, которая покрывала его лицо, подчеркивая небесно-голубые глаза. Свежая кровь бы еще сильнее увеличила этот контраст, но сейчас она была скорее кирпично-красной, почти коричневой. Большинство людей решило бы, что он просто измазался в грязи. Им бы и в голову не пришло, что это кровь, пока Бобби не пошел бы в душ. Вода возвращает жизнь, и эту засохшую грязь она превратила бы в куда более жидкую субстанцию, чем земля. Короткие светлые волосы Бобби были почти чистыми, не считая одного-единственного пятна высохшей крови. Он сидел, завернувшись в серое одеяло, и почти все его тело было прикрыто. Виднелся кусочек груди, который также был испачкан кровью, но руки от плеч до запястий, которыми он придерживал одеяло, были чистыми. Ладони были испачканы. Запекшаяся кровь покрывала даже наручники на его правом запястье. Цепь от наручников крепилась к металлической раме кровати позади Бобби. Кровать была зафиксирована на полу, и еще одна цепь тянулась к ней от ноги Бобби из-под одеяла, так что он был прикован как минимум еще и за лодыжку. Его оковы напоминали обычные наручники, а не те, которые были разработаны специально для сдерживания сверхъестественных существ, так что при желании Бобби мог разорвать их даже в человеческой форме. Если бы он захотел, его бы и прутья решетки не остановили, а офицеру на страже понадобилось бы потрудиться, чтобы пристрелить его до того, как он перекинется в животную форму. Тот факт, что в дозоре была помощница с шотганом, подтверждал, что местные копы понимают, насколько потенциально опасна эта ситуация, как, впрочем, и то, что у них недостаточно средств, чтобы позволить себе подходящие оковы для оборотня. Даже крупные города не всегда могут позволить себе раскошелиться на эти штуки.

Бобби явно чувствовал себя неуютно. Он натянул на себя одеяло и попытался вытереть об него руки, но кровь уже присохла к коже и спряталась под ногтями. Даже под душем ее теперь будет сложно отмыть. Я по собственному опыту знала, что если пренебречь перчатками, когда сталкиваешься с таким количеством крови, ее потом чертовски трудно вымыть из-под ногтей. С кутикулами и уголками вообще беда. Да, руки Бобби были покрыты засохшей кровью, но она не поднималась выше запястий. В этот момент я поняла, что его подставили. Кто бы ни заляпал его кровью, этот тип понятия не имел, что когда ты погружаешь руки в еще живое тело, или даже в только что убитое, кровь распространяется далеко за пределы запястий. Она ползет по рукам, брызжет на грудь. И она уж точно не похожа на эти ровненькие перчатки, которые кто-то нарисовал на руках Бобби. Это все было неправильно, но если у вас нет такого опыта с ликантропами, как у меня, или если вы не были на по-настоящему «мокрых» местах преступлений, вы бы даже не поняли, что что-то не так. Вы бы просто не знали, что нужно вымазать кровью, что все выглядело как надо.

— А как по-твоему мои дела, Вин? Я убил дядю Рэя.

— Мы этого не знаем наверняка, Бобби. Мы все еще собираем улики. — Ответил Ньюман.

Бобби повернул свое окровавленное лицо с голубыми глазами в сторону шерифа.

— Дюк, ты же сказал мне, что я это сделал. Ты сказал, что я убил дядю Рэя.

— Мне жаль Бобби. Мне правда жаль. Но мы нашли тебя, всего в крови Рэя, и ты единственное верживотное в округе.

Бобби вновь посмотрел на Ньюмана.

— Дюк прав. Если в смерти дяди Рэя виновато верживотное, то это точно сделал я. У нас на сотни миль вокруг нет других оборотней.

— Позволь нам беспокоиться о поиске других подозреваемых, Бобби. Я просто хочу убедиться, что ты не сделаешь какую-нибудь глупость, пока я пытаюсь доказать, что ты невиновен.

— Эй, Вин. — Вмешался Ледук. — Не обнадеживай парня.

Я боролась с желанием прокомментировать кровавые следы на теле Бобби, но мне хотелось сперва поговорить с Ньюманом без свидетелей. Он понял, что с кровью что-то не так, но у него не было моего опыта, чтобы сказать, что именно. Это был его ордер и его дело, и, что куда важнее, это был город, где он жил. Речь шла о тех людях, которых он знал. Я не хотела подрывать его авторитет. Меня интересовало только одно: они сфотографировали следы крови на теле узника? Не то что бы я сомневалась в компетенции Ледука и его людей, но когда речь заходит об ордере на ликвидацию, даже лучшие офицеры забивают на сбор улик по стандартному протоколу. Потому что какой смысл? Суда-то не будет.

— Я не планировал тебя обнадеживать, Бобби, но я верю, что существует вероятность твоей невиновности. Поэтому я пригласил более опытного маршала, чтобы помочь мне с этим делом.

— Твое стремление докопаться до правды похвально, Вин, но ты попусту тратишь время маршала Блейк. — Сказал Ледук.

Помощница Энтони в один голос с Бобби произнесла:

— Блейк.

Они уставились друг на друга, а потом вновь сказали в один голос:

— Анита Блейк?

— Не Анита Блейк?

— Да, это я.

Я была бичом сверхъестественных преступников, так что меня не удивило, что Бобби Маршан знает мое имя, но я не слишком-то светилась за пределами маршальских дел, чтобы меня узнавали сотрудники местного полицейского департамента, МПД, тем более в такой дыре, как эта.

— Вы здесь для того, чтобы убить меня, потому что Вин не хочет этого делать. — Произнес Бобби так, словно был полностью уверен в своей судьбе. В его голосе не было страха — только поражение, а страх там должен был быть. Даже виновные люди боятся смерти. Шериф мог оказаться прав насчет суицидального настроя этого парня.

— Откуда вы двое знаете маршала Блейк? — Поинтересовался Ледук.

— Она — пугало нашего мира. Если ты нарушишь закон, ее пришлют, чтобы тебя убить. — Ответил Бобби. Его голос сочился печалью, но в нем не было и нотки волнения. Только безнадежность, словно все уже решено.

— Я просто маршал из сверхъестественного отдела, а не какой-то там особенный маршал. — Сказала я.

— На вашем счету все еще самое большое количество успешных ликвидаций среди всех сотрудников сверхъестественной ветви. — Возразила помощница Энтони.

— Я работала охотницей на вампиров задолго до того, как меня записали в дедушки среди маршалов, так что у меня была фора.

Она покачала головой.

— Даже на счету Смерти не так много убийств, как на вашем, а вы начали работать куда позднее.

Если бы маршал Тед (Эдуард) Форрестер не был моим лучшим другом, его бы такой пассаж оскорбил. Подумать только — Смерть была позади меня по количеству легальных казней. Конечно, если добавить нелегальные, он был бы на голову впереди меня. Он порешил кучу народа, и я бы никогда не смогла назвать точную цифру.

— Смерть приходит за всеми, Фрэнки, что за бред ты несешь? Ни у кого не может быть на счету столько убийств. — Печально, почти гневно парировал Ледук. Он был на грани, но не показывал этого. Впрочем, думаю, все мы были на грани. Только я не была заинтересованным лицом в этом деле.

— Полиция прозвала четырех маршалов из сверхъестественного отдела в честь Всадников Апокалипсиса: Смерть, Война, Голод и Чума. — Пояснила Энтони.

— Я знаю, кто такие Всадники Апокалипсиса. — Фыркнул Ледук. — Я знаком с Библией, и маршала Блейк в ней нет.

— Разумеется, сэр. Я не имела ввиду реальных Всадников.

Ледук уставился на меня как-то иначе, чем прежде. Оценивающе, но не так, как мужчина оценивает привлекательность женщины, а как мужчина смотрит на другого мужчину и прикидывает, смог бы он побить его в драке. Ледук сделал вывод, что он меня побьет, и не попытался скрыть эти мысли на своем лице и в своей позе. Пусть думает, что хочет. Мне-то лучше знать.

— Если кто-то другой — Смерть, то вы кто? Чума или Голод?

— Я — Война. — Ответила я.

Он нахмурился и вдруг рассмеялся.

— Маловаты вы что-то для Войны, Блейк.

— Даже маленькая война — это большая проблема. — С улыбкой ответила я.

3

Ньюман рассмеялся, помощница Энтони рассмеялась. Шериф Ледук не рассмеялся. Он явно не был от меня в восторге. Ну и ладно. Мои шутки нравятся далеко не всем.

— Кто-нибудь сфотографировал заключенного, когда его сюда привезли? — Спросила я.

— Смысла не было. — Ответил Ледук.

Я поняла, на что он намекал, но я вывела его за пределы комнаты, чтобы Бобби нас не слышал. Ньюман последовал за нами, оставив Энтони с пленником. Я не думала, что Бобби попытается сбежать. Он, казалось, сдался на милость своей судьбе. Держать в таком месте оборотня, который судьбу не принимает, было бы крайне паршивой затеей. Но в этот раз им повезло. Оставалось надеяться, что им никогда не придется узнать, чем это может обернуться, раз уж тут действительно всего один ликантроп на сотни миль вокруг.

Ледук нависал надо мной, прислонившись к своему столу, пока я говорила.

— Фотографии помогут нам прояснить ситуацию относительно ран и прочих вещей позже, если возникнут какие-то вопросы по ходу дела, пока мы мы работаем с ордером.

— Какие там могут возникнуть вопросы? — Поинтересовался он.

— Как я поняла со слов Ньюмана, Маршаны известны здесь за свое богатство и власть. Это не совсем честно, но может означать, что к делу привлекут кучу адвокатов. Я бы хотела прикрыть наши задницы.

Ледук решил, что аргумент у меня весьма разумный. Если Ньюману это и не понравилось, он не подал виду. Либо он научился скрывать свои эмоции за годы работы, либо доверял моему опыту. Так или иначе, он согласился помочь мне сфотографировать узника, чтобы мы могли соотнести снимки со следами на месте преступления. На самом деле, это было нахрен не нужно на месте убийства. Даже в полузвериной форме размеры рук, ног, зубов, пасти — все отличается от человеческих. Польза от снимков была бы только в суде, где их можно было бы предъявить в качестве доказательства, что Бобби Маршана подставили. Я была почти уверена, что Ньюман понял, зачем нам понадобились эти снимки. Уточню у него позже, когда мы останемся одни, потому что если он не понял, я ему объясню, а если понял, то он до такой степени мне доверял, что это почти пугало. Доверяй, но проверяй — даже если речь обо мне.

Неважно, какого ты размера, по стандартной процедуре ты не можешь зайти в камеру с оружием. Заключенный может попытаться отобрать твою пушку и использовать ее против тебя, так что ты не можешь рисковать. Иногда у этого правила бывают исключения, но не сегодня. Я отдала свою пушку, откидной нож и оба лезвия из скрытых креплений на предплечьях помощнице Энтони. Шериф явно не хотел ждать, потому что выпалил:

— Да бога ради, вы уже достаточно с себя сняли. Идите в камеру, делайте свои снимки, измерения или что там еще, и я отвезу вас к дому Маршанов.

Я как раз закончила со своим арсеналом, но не стала объяснять это Ледуку. Пусть гадает, что я еще могу прятать в карманах.

— До дома мы доберемся, Дюк. Я же уже говорил. — Напомнил Ньюман.

— А я говорил, что сам вас туда отвезу. — Парировал Ледук. Он отвечал так, будто защищался, был зол или просто нервничал.

— Я могу положить что-то из ваших вещей на пол, маршал Блейк? — Спросила помощница Энтони.

— Конечно. Только не поцарапайте ничего.

— Я буду осторожна. — Ответила она с максимальной честностью и готовностью. Я мысленно скосила ей пару лет. Ты уже не звучишь так воодушевленно после двадцати пяти.

Шериф открыл для нас камеру, и мы с Ньюманом вошли туда добровольно. Не могу сказать, что я была в восторге от того, что захожу в клетку без оружия. Есть в этом что-то в корне неправильное. Большая металлическая дверь захлопнулась за нами, и это меня тоже не слишком порадовало, но с годами ты учишься спокойнее реагировать на такие вещи.

Мы объяснили Бобби, зачем нам понадобятся снимки. Он не стал возражать. Его реакции были настолько бесцветными, что мне захотелось задать ему какой-нибудь беспардонный вопрос, чтобы понять, смогу ли я добиться от него хоть какой-то эмоции.

Ньюман подержал одеяло, чтобы Бобби смог вытащить руки наружу. Ему не выдали никакой одежды, так что его прикрывало только оно, но либо Ньюман сам был скромнягой, либо знал, что Бобби стесняется, потому что они проделали все так, чтобы нигде не мелькнула голая кожа, которую не следовало бы видеть мне или помощнице Энтони. Впрочем, я успела заметить, что Бобби Маршан держал себя в хорошей форме. Многие люди уверены, что после обращения в вампира или верживотное они автоматически отрастят кубики на животе и стройное мускулистое тело, но это так не работает. Да, сверхъестественные создания сильнее простых людей, но это не имеет отношения к развитой мускулатуре. Все равно придется ходить в тренажерный зал и работать над собой, даже если ты оборотень. Если же ты вампир, то тебе вообще мало что светит. Хочешь быть симпатичным трупом — держи себя в форме до смерти, потому что после того, как черта пройдена, ты застрянешь в этом теле навечно. Некоторые вампиры, такие, как мой жених Жан-Клод, достаточно сильны, чтобы упражнения могли сказываться на их теле так же, как они сказываются на телах живых существ, но это требует нереальных затрат энергии. Даже при сильном желании далеко не каждый вампир на такое способен. Жан-Клод был исключением из многих правил.

Одеяло сдвинулось и я увидела ноги Бобби.

— Мне нужно осмотреть все места, где есть следы крови, мистер Маршан.

— Зовите меня Бобби. Все так зовут. — Автоматически поправил он, даже не подняв на меня глаза.

Я не хотела звать его по имени, потому что существовала нехилая вероятность, что мне вскоре придется пустить пулю ему в лоб, но я уже и так смотрела ему в глаза с расстояния в несколько дюймов. Он уже стал для меня реальной личностью, а не просто работой, так какой смысл артачиться?

— Ладно, Бобби. Я должна увидеть все части твоего тела, на которых есть кровь. Ногу твою я вижу, но я заметила, что кровь была и выше. Мне нужно сделать снимки, помнишь?

— Хорошо. — Ответил он все тем же бесцветным голосом. Он подобрал одеяло, чтобы поднять его, как подол длинного платья. Кровавые следы поднимались по его правой икре, я их сфотографировала.

— Это все?

Он кивнул, не глядя на меня. Он избегал зрительного контакта со мной все это время. Бобби не казался мне преступником. Его реакции скорее говорили о том, что он жертва. Будь он женщиной, или даже мужчиной при несколько иных обстоятельствах, я бы предположила, что он совершил убийство в целях самозащиты. Именно об этом говорили мне его реакции. Я не знала, как спросить, не пытался ли его дядя, человек, который растил его с пеленок, домогаться его. Удалось ли ему отбиться? Нет, это был неверный вопрос, и это не объяснило бы, почему он так странно заляпан кровью. Любой оборотень знал бы, что на его человеческом теле не осталось бы кровавых следов после нападения. Только тот, кто имеет очень слабое представление о верживотных, мог представить улики подобным образом.

— Ты уверен, что это все, что мне надо сфотографировать?

Он кивнул глядя в пол.

— Бобби. — Позвала его я. — Что ты мне не договариваешь?

Он покачал головой, все еще пялясь в пол.

— Бобби, где-то еще на твоем теле есть следы крови?

Он замер. Замер так, как замирает жертва — глубоко в себе, словно в надежде, что если не будет двигаться и будет вести себя тихо, то ему не придется отвечать на вопросы. Плохие вещи не случатся с тобой, если ты их не видишь или не говоришь о них. Все в нем кричало о том, что он жертва, а не преступник. Что за хрень здесь творится? Что такого случилось с Бобби Маршаном, что он вел себя подобным образом? Спрошу позже у Ньюмана, когда мы останемся наедине, всегда ли Бобби такой тихий и забитый. Если да, то это может свидетельствовать о продолжительном абьюзе. Если нет, то что-то ужасное случилось с ним совсем недавно, буквально вчера. Может, для этого достаточно очнуться с ног до головы перемазанным кровью и получить обвинение в убийстве своего названого отца? Да, звучит вполне логично. Я просто искала ужасы там, где трагедии было достаточно.

— Бобби, мы пытаемся доказать, что ты не убивал своего дядю. Разве ты не хочешь, чтобы мы это сделали? — Спросила я мягко, тихо — так, как разговаривают с жертвой абьюза, стараясь не напугать ее.

Он ответил не поднимая глаз:

— Если я убил дядю Рэя, я не хочу, чтобы вы меня спасали.

— Но если ты не убивал дядю Рэя, то это сделал кто-то другой, Бобби. Разве ты не хочешь, чтобы этого кого-то поймали?

Он, наконец, поднял на меня свои остекленевшие глаза, и я увидела, что он действительно смотрит на меня — смотрит и пытается понять, действительно ли я имею ввиду то, о чем говорю.

— Не врите ему, маршал. — Вмешался Ледук. — Он это сделал, и ему придется за это ответить. А давать ему пустую надежду… жестоко это.

Бобби посмотрел на шерифа.

— Ты знаешь, что я это сделал, да?

— Мне жаль, Бобби. Правда. Но я знаю то, что знаю. Я знаю, что я видел в твоем доме.

Бобби хотел опустить глаза, но я махнула рукой у него перед лицом и он замер. Он нахмурился, глядя на меня, в его глазах промелькнула ярость. И с этой яростью по коже тонкой струйкой потекла энергия его зверя, как обещание жара из закрытой духовки. Ты не хочешь открывать эту дверь, потому что знаешь, что обожжешься.

Мой собственный зверь поднялся ему навстречу. О, я знала, что духовка горит на полную мощность, но там внутри выпекалось что-то сладкое, и мой собственный леопард хотел выяснить, печенье это или пирог. Обычно я лучше себя контролирую, но что-то в Бобби было такого, что выбило меня из колеи.

Его глаза удивленно расширились.

— Как вы можете быть… — Он понизил голос до шепота и замолчал, покосившись на офицеров снаружи клетки. Он решил, что я верлеопард, как и он, но не хотел палить меня перед копами. Это все еще могло стоить значка — как полиции, так и армейским служащим. Сверхъестественная ветвь была исключением среди прочих маршальских отделений, но Бобби об этом не знал. Так же, как и о том, что я являюсь носителем нескольких штаммов ликантропии, но все еще не перекидываюсь. Доктора уверены, что такое количество форм ликантропии делает меня медицинским чудом. Я была носителем, но мои внутренние звери не обладали полноценной физической формой.

Я посмотрела в его голубые глаза под маской засохшей крови и сказала:

— На тебе есть еще кровь, Бобби, не так ли?

— Да. — Прошептал он, глядя мне в глаза.

— Покажи мне. Пожалуйста.

— Я не хочу, чтобы другие видели. — Еще тише прошептал он.

— Дюк, Фрэнки, вы бы не могли нас оставить? — Подал голос Ньюман.

— Оставить? За каким хреном мы должны вас оставить? Мы его сюда притащили в чем мать родила, так что это шоу уже все видели.

Бобби вздрогнул при этих словах и вновь опустил глаза в пол. Его едва ожившее лицо вновь сделалось бесцветным.

— Очень смешно, шериф. — Сказала я.

— Я вас с ним в клетке без оружия не оставлю, но мы можем отвернуться, если вам так будет угодно.

— Если это все, на что мы можем рассчитывать, то давайте. — Согласилась я.

Шериф отвернулся, держась большими пальцами за свой ремень. Ему пришлось напомнить помощнице, чтобы она тоже отвернулась. Она казалась озадаченной, но все же выполнила приказ.

Я наклонилась к Бобби.

— Теперь они нас не увидят.

— Они уже все видели. Вы слышали Дюка. — Сказал он, и прозвучал подбитым. Иного слова я подобрать не могла.

Ньюман заговорил тихим, мягким голосом. Он понял, почему я себя так веду.

— Мы хотим помочь тебе, Бобби. Но ты должен позволить нам это сделать.

Бобби помотал головой, не отрывая глаз от пола. Я слегка потянулась к той своей части, которая была леопардом, и зверь проскользнул между нашей кожей волной тепла. Это заставило Бобби вновь посмотреть на меня.

— Прошу тебя, Бобби, покажи мне. Пожалуйста.

Он смотрел мне в глаза так, будто не мог отвести взгляд, и начал медленно опускать одеяло. Ньюман не пытался ему помочь в этот раз. Он просто позволил одеялу упасть и дать нам увидеть тело Бобби Маршана спереди. Кровь застыла темной коркой на коротких волосах в его паху.

Бобби стало потрясывать, и если бы Ньюман не поддержал его сзади, он бы упал — настолько, насколько ему бы позволили это сделать оковы.

— Что я наделал? Что я сделал с дядей Рэем? Господи, пожалуйста, скажите, что я ничего такого с ним не сделал. Я не знаю, зачем бы я мог это сделать. Я никогда ни о чем подобном не думал. Он мой отец. Я бы никогда… Но если я этого не делал, откуда там кровь? Что, черт возьми, случилось прошлой ночью? — Ужас и скорбь вопили сквозь все его нутро. Это не было криком, это больше походило на ту боль, которая срывается с губ над телом усопшего.

Печаль Бобби рвалась изнутри него, и, как это могут сделать любые сильные эмоции, вырвала наружу его зверя. Ньюман все еще пытался усадить почти безжизненное тело Бобби на койку, когда я почувствовала жар его леопарда. Я как будто открыла духовку вместо того, чтобы просто пройти мимо нее. Волна жара накрыла меня, покалывая кожу. Бобби поднял на меня глаза, но они уже были ярко-желтыми. Его леопард проглядывал наружу сквозь человеческое лицо. Это первое, что изменяется в теле оборотня, но далеко не последнее.

4

— Его глаза. Посмотрите на его глаза. — Произнесла Энтони.

— Он перекидывается. Выметайтесь оттуда! — Крикнул Ледук.

Ньюман отпустил Бобби и позволил ему упасть на колени. Одной рукой Бобби уперся в пол, другая была прикована к койке. Ньюман рванул к двери, но я чувствовала, что жар еще не настолько сильный, чтобы Бобби начал перекидываться. Он все еще боролся со своим зверем, пытаясь вернуть себе контроль. Я позволила себе покоситься на дверь. Энтони прижимала шотган к своему плечу так, словно отлично знала, как им пользоваться. Ледук открыл клетку, чтобы выпустить Ньюмана. Он рявкнул своей помощнице, чтобы та сунула дуло между прутьев решетки, а не держала его снаружи. Как только Ньюман оказался у выхода из камеры, Ледук выхватил пистолет и прицелился в Бобби. Они понятия не имели, что парень все еще борется за свою человеческую суть. Они не могли этого чувствовать. Если я выйду из клетки, они его пристрелят, и винить мне их будет не за что.

Я опустилась на колени рядом с Бобби и тихо сказала:

— Я здесь, Бобби. Я с тобой.

Его желтые леопардовые глаза уставились на меня с расстояния в несколько дюймов. Его голос уже походил на рычание.

— Уходите. Я не могу… сдерживать это.

— Выметайтесь оттуда, Блейк! — Крикнул Ледук.

— Он пытается не перекинуться. — Ответила я, но не решилась отвести взгляд от этих ярко-желтых глаз. Я коснулась руки Бобби, и его сила перепрыгнула на меня. Она окликнула моего собственного леопарда, как я и ожидала, но я доверяла своему контролю. В такие игры я играла множество раз на обеих ролях. Его энергия запнулась об мою — иначе я не могла это описать.

— Анита, выходи оттуда! — Голос Ньюмана прозвучал напряженно. Я не стала смотреть на него. Я знала, что у него в руках пистолет, как и у остальных. Если я помешаю им целиться в Бобби Маршана, его убьют.

Мужчина на коленях передо мной моргнул. Его человеческое лицо исказилось, он уже почти утратил способность говорить, потому что леопарды не умеют мыслить словами.

— Тебя зовут Бобби Маршан. Ты живешь в Ханумане, штат Мичиган.

Он уставился на меня, нахмурившись, как будто понял, что я обращаюсь к нему, но при этом говорю на каком-то чужом языке.

— Давай же, Бобби. Я знаю, что ты там. Поговори со мной.

— Если он перекинется когда клетка открыта, нам всем придется стрелять, а такая пальба ничем хорошим для вас не кончится, Блейк. — Предостерег меня Ледук.

— Тогда закройте дверь.

— Анита, нет! — Крикнул Ньюман.

Я все еще изучала лицо Бобби и мысленно умоляла его ответить мне.

— Он все еще там. Он борется за свою человечность. Он никому не хочет навредить. Правда, Бобби?

Он еле заметно кивнул. Начало положено. Я так обрадовалась, что он мне ответил, что мои эмоции скакнули к нему по руке энергетическим толчком. Он вздрогнул и обхватил мою руку, а я держала за руку его. Силы наших зверей переплетались, потирались кожей друг о друга, и в следующий миг, когда Бобби моргнул, я увидела удивление на его лице. Он не столько шепнул мне, сколько выдохнул, почти не шевеля губами — так, чтобы никто из людей снаружи его не услышал.

— Твои глаза.

Я моргнула и знала безо всякого зеркала, что мои глаза, как и его, перестали быть человеческими. Единственное, что во мне изменялось так, как это происходило у оборотней, это глаза. Бобби не мог найти в себе силы спасти себя, но он умудрился найти их для того, чтобы предупредить меня об опасности. Он нащупал в себе человека чтобы спасти меня.

Я прижалась ближе, используя его тело, как прикрытие, чтобы моих глаз не было видно со стороны двери, потому что если нас обоих спалят с нечеловеческими глазами, я не представляю, что будет. Впрочем, нет, представляю: нас просто застрелят. Может, Ньюман и попытается меня спасти, но Ледук сперва будет стрелять, а уже потом — думать, и его помощница последует его примеру. Стоя на коленях напротив двери, я обняла Бобби, прислонившись лицом к основанию его шеи. Это давало ему отличную возможность разорвать мне глотку, но я чувствовала жар его зверя — он отозвался мне, будто мы внезапно нащупали кнопку для выключения духовки. Со стороны дверного проема кто-то выкрикивал мое имя, а кто-то требовал объяснить, чем я тут занимаюсь. Но в тот момент я знала, что если посмотрю на своих коллег-офицеров глазами леопарда, они убьют нас обоих.

5

Я повысила голос так, чтобы народ снаружи меня слышал, но при этом старалась не напугать парня, который был прямо передо мной.

— У нас все хорошо. Мы в порядке. Никто не перекидывается. Верно, Бобби?

— Верно. — Ответил он тихим и хриплым голосом. Ему пришлось прокашляться, чтобы ребята его услышали. — Да. В смысле, нет. То есть, я в норме. Я не собираюсь перекидываться.

— Дюк, Фрэнки, его глаза снова стали голубыми. — Заметил Ньюман. — Давайте все успокоимся и опустим оружие.

Я отстранилась, чтобы Бобби мог видеть мои глаза. Я надеялась, что они тоже вернулись в норму, но не была на сто процентов в этом уверена. Он кивнул и сказал:

— Мы в порядке. Мы оба. — Он дал мне понять, что мы можем повернуться к вооруженным полицейским по другую сторону решетки. Я поверила ему на слово и обернулась через плечо.

Ньюман уже опустил свою пушку к полу. Помощница Фрэнки была в процессе этого дела. А вот пистолет Ледука по-прежнему торчал между прутьев, чтобы при выстреле никакой рикошет не помешал ему сотворить задуманное. Глаза шерифа были широко раскрыты, он дышал сквозь полуоткрытые губы слишком часто. Я почти видела, как у него на шее бьется пульс, ударяясь об кожу. Он был опытным офицером, так какого хрена он так перепугался?

Я уставилась на него и поймала взгляд его карих глаз. Я посмотрела на него очень серьезно.

— Эй, Дюк, мне бы полегчало, если бы вы опустили свою пушку и прекратили тыкать дулом в мою сторону.

— Просто отойдите от него, Блейк.

— Я не думаю, что это хорошая идея. — Ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее. Шериф был весь как на иголках, моих нервов тут еще не хватало.

— Дюк, опасность миновала. — Вмешался Ньюман. — Мы можем расслабиться.

Нервный тик дернулся под глазом Ледука. По его рукам пробежал тремор, и дуло его пистолета цокнуло об решетку.

— Ты видел тело Рэя. — Сказал он, задыхаясь от эмоций.

— Видел. — Подтвердил Ньюман — мягко, так, будто разговаривал с перепуганной лошадью или человеком, который собирался прыгнуть с крыши. Или с человеком, у которого в руках был пистолет.

— Что с вами, Дюк? — Спросила Фрэнки. — Опустите пистолет. Все кончено.

— Ничего не кончено, Фрэнки. Оно будет кончено когда тот, кто повинен в смерти Рэя, заплатит за то, что сделал.

На его лице было столько эмоций, что я не могла прочитать их все, но я знала, что он был готов стрелять. Я стояла на коленях перед Бобби и загораживала его своим телом, но шериф собирался стрелять даже при таком раскладе. Ледук знал, что я — федеральный маршал, который приехал помочь разобраться с делом, но он все еще был готов стрелять в меня, чтобы убить своего пленника. Я полагала, что раз мы коллеги, это что-то меняет. Обычно меняет. Но я смотрела в лицо Ледука и видела, что ни черта оно не меняет.

— Дюк, опусти ствол. — Серьезным тоном произнес Ньюман, наводя свою пушку на шерифа.

Я покосилась на помощницу Фрэнки. Она потребует, чтобы Ньюман отвалил от ее босса, или она понимает, что Дюк перегнул палку?

— Дюк. — Сказала она. — Пожалуйста. Сейчас заключенный не опасен, а вы направляете пистолет на офицера.

— Дюк. — Вновь обратился к нему Ньюман, понижая голос так, как я ни разу у него не слышала. — Не заставляй меня это делать.

— Я тебя знаю, Вин. Ты в меня не выстрелишь.

— Ты мне нравишься, Дюк, но если ты думаешь, что я буду просто смотреть, как ты стреляешь в другого маршала, своего безоружного коллегу-офицера, то ты просто кусок дерьма.

— Дюк. — Позвала Фрэнки. — Вы меня учили, что нельзя позволять эмоциям мешать нашей работе. Это типичная ошибка стажера.

Я видела по лицу шерифа, как внутри него борются эмоции. Либо у них с Рэем были куда более близкие отношения, чем знали окружающие, либо тут замешана какая-то личная история с ликантропами. Такая реакция обычно бывала у людей, которые пережили смерть близкого по вине оборотня, либо были свидетелями нападения, воспоминание о котором преследовало их по ночам. Ну, или, как сказал Фрэнки, такая реакция типична для стажера. Но Ледук не был стажером.

— Назад, Дюк! — Скомандовал Ньюман. Он держал свою пушку очень уверенно, а е дуло указывало точно в голову шерифа. Если Дюк выстрелит в нас с Бобби, он может и промахнуться, но Ньюман не промахнется — слишком близко он стоит. Если он выстрелит, город будет искать себе нового шерифа.

Ледук опустил пистолет и напряжение покинуло его тело. Как будто все эмоции вытекли из него, а лицо внезапно постарело и осунулось. Он был бледен и дрожал, когда направился к двери, которая вела обратно в офис.

Я дождалась, пока дверь за ним захлопнется, и сказала:

— Выпустите меня отсюда.

Помощница Фрэнки сунула руку в карман, чтобы нащупать ключи, пытаясь одновременно держать свой шотган. Искать ключи и одновременно держать пушку такого размера куда сложнее, чем кажется. Ньюман забрал у нее ствол, чтобы она могла достать ключи. Свой пистолет он все еще держал в другой руке. Я оценила, что он не убрал его в кобуру. Ледук все еще мог вернуться, а я не уверена, что кто-то из нас знал, чем это кончится. Я повернулась к Бобби.

— Я не верю, что ты убил своего дядю, так что держись за свою человеческую суть. Не перекидывайся. Не позволяй им использовать это, как повод пристрелить тебя до того, как мы докажем твою невиновность. Хорошо?

Он кивнул и обнял меня.

— Спасибо.

— Не за что. — Ответила я, обнимая его в ответ.

Помощница Фрэнки открыла дверь камеры. Я вышла наружу и резко выдохнула. Я часто бывала на волосок от смерти, но не так — не под дулом у своих коллег.

— Никогда не видела, чтобы Дюк настолько терял самообладание. — Сказала Фрэнки, запирая за мной дверь.

— Я тоже. — Подтвердил Ньюман.

Я начала собирать свой арсенал, разбросанный по полу. Фрэнки нужны были свободные руки, так что она просто побросала мои пушки на пол. Я вернула на место все свое оружие, заодно проверив, что в девятимиллиметровом все пули на месте. Ты всегда думаешь, что пистолет заряжен, как будто в твое отсутствие фея боеприпасов позаботиться о полном магазине, но я старалась проверять свои стволы перед тем, как возвращать их на место.

— Ледук потерял кого-то во время нападения оборотня? — Спросила я.

— Нет, насколько мне известно. — Ответил Ньюман и посмотрел на помощницу шерифа. — А ты об этом что-нибудь знаешь, Фрэнки? У Дюка есть паршивая история из прошлого, связанная с кем-то из сверхъестественных граждан?

Она покачала головой.

— Нет, ничего такого, что заставило бы его… Мне так жаль, маршал Блейк.

— Может, у него дома проблемы? Может быть какой-то другой источник стресса. — Предположила я.

— Ну, все знают про Лайлу, его дочь. Она тяжело больна.

— Она умирает. — Сказал Ньюман. — Какая-то редкая форма рака.

— Это ужасно, и я бы сказала, что это достаточный стресс для шерифа.

— Лайла больна уже больше двух лет. — Заметила Фрэнки. — Насколько мне известно, внезапных ухудшений в последнее время не наблюдалось.

— А он бы вам о них рассказал? — Спросила я.

Фрэнки уставилась в пол, размышляя, потом подняла глаза на меня.

— Думаю, да, но теперь я уже не уверена.

— Дядя Рэй помогал им с медицинскими счетами. — Внезапно подал голос Бобби.

Мы обернулись к нему так, будто он появился в камере, как по волшебству. Звучит странно, учитывая, как близка я была к тому, чтобы схватить из-за него пулю, но как только дверь клетки захлопнулась, он снова стал для меня обычным заключенным. Мне было не по себе от того, что он так быстро перескочил обратно в эту категорию. Может, я уже слишком долго на этой работе?

— Лайлу лечили по страховке, которую получал Дюк.

— А что если бы он перестал получать страховку, которую оплачивал Рэй?

— Я не знаю. — Ответил Бобби. — Полагаю, что… что Лайла бы умерла. — Он говорил так, словно действительно переживает по этому поводу, и до меня дошло, что он мог знать ее всю свою жизнь.

— Она и так умирает. — Заметил Ньюман.

— Но без надлежащего лечения она умрет быстро… очень быстро. — Сказал Бобби.

— Сколько ей лет? — Спросила я.

— Двадцать-двадцать один. — Ответил Бобби. Он сидело на краю койки, завернувшись в одеяло.

— Ей двадцать один. — Сказала Фрэнки.

— Значит, тот, кто убил Рэя Маршана, фактически убил дочь шерифа. — Сделала вывод я.

— Полагаю, для Дюка это так. — Сказал Ньюман.

— Ну блядь. — Сказала я.

— Ага.

— Сходи проверь, где он там и в каком он состоянии. — Сказал Ньюман помощнице шерифа.

Фрэнки покачала головой.

— У нас тут мало полицейских, но мы все профессионалы. Дюк не раз это подтверждал. Он велел мне охранять пленника, и пока он не изменит свой приказ, я останусь здесь. Я знаю, что вы думаете, будто он сорвался, и, может, так оно и есть, но пока я не знаю этого наверняка, я останусь на своем посту.

— Должно быть, он хороший человек, раз вы так ему преданы. — Заметила я.

— Так и есть. Я надеюсь, что вы увидите, насколько он хороший коп, и не станете судить его только по тому, что видели в последние минуты.

— Я тоже на это надеюсь.

— Что ж. — Устало вздохнул Ньюман. — Мы сходим проверим, как там Дюк, а после поедем на место преступления.

— Не говорите ему, что я рассказал вам, что дядя Рэй оплачивал лечение Лайлы. — Попросил Бобби. — Дюк ненавидел себя за то, что брал эти деньги.

— Ты серьезно переживаешь за его гордость после того, как он чуть не убил тебя? — Удивилась я.

— Он был шерифом в этом городе сколько я себя помню.

— Он хороший человек. — Сказала Фрэнки.

— Никто не должен хоронить своего ребенка. Так мне сказал дядя Рэй, когда мы с Джоши разговаривали об этом у нас дома.

Я набрала побольше воздуха в легкие и медленно выдохнула, переводя взгляд с одного из присутствующих на другого. Мой взгляд остановился на Ньюмане, и он ответил на мой незаданный вопрос.

— Да, до этой минуты я мог с уверенностью сказать, что Дюк — хороший человек, хороший коп, хороший муж и хороший отец.

— Тогда пойдем и найдем его. Он вроде собирался отвезти нас на место убийства.

— Я могу нас отвезти, Анита.

Я покачала головой.

— Я хочу, чтобы это был Дюк. Так мы сможем приглядывать за ним.

— Пока я на посту, никто не убьет заключенного. — Сказала Фрэнки.

Я посмотрела на нее, изучая ее лицо.

— Значит, если Дюк вернется и вновь попытается убить Бобби, вы будете стрелять, чтобы защитить своего пленника?

Она кивнула.

— Это моя работа. — Ее голос звучал уверенно, но в глазах мелькнула тень сомнения.

— Может, так оно и будет, но давайте постараемся сделать все, чтобы вам не пришлось оказаться в такой ситуации.

Она выдохнула и будто какой-то груз свалился с ее плеч.

— Я ценю вашу поддержку, маршал Блейк.

— Я бы тоже это сделала, будь я на вашем месте.

Ньюман убрал пушку в кобуру и направился к выходу.

— Пойдем найдем Дюка.

Я повернулась так, чтобы Фрэнки не видела мою правую руку, потому что в ней у меня был пистолет. Опасность, может, и миновала, но мне не понравилось быть под прицелом у Ледука. Он мог быть хорошим человеком, но даже хорошего человека можно довести до ручки.

6

Дюк стоял на улице, привалившись к своему большому внедорожнику. Я почувствовала горький запах сигарет еще до того, как ярко-оранжевый огонек мелькнул в облаке дыма. Шериф отточенным движением пальцев швырнул сигарету в сторону дороги.

— Я бросил курить двадцать лет назад, но это как езда на велосипеде. — Он выудил из кармана пачку мятных леденцов и отправил несколько конфет себе в рот.

Ньюман подошел к нему с таким видом, будто ничего не случилось. Я держалась позади него, прижимая ствол к своему бедру. Ледук казался достаточно спокойным, чтобы пушка могла отправиться назад в кобуру, но было бы глупо делать это у него на виду.

— Неплохо шкеритесь с пушкой у бедра, Блейк.

— Хуже, чем я думала. — Ответила я и перестроилась в более свободную стойку. Я встала позади Ньюмана, держа пистолет дулом к земле. Я старалась держаться на расстоянии от Ледука. Пушки хороши, когда между вами есть дистанция, но в ближнем бою все превращается в рукопашную. Драться за пистолет — это всегда плохая идея. Я старалась избегать такого расклада.

— Я просто стреляный воробей, Блейк. Я много всего повидал и знаю, о чем говорю.

Он больше не называл меня по имени. Куда проще застрелить Блейк, чем Аниту. Если вы думаете, что имена ничего не значат, попробуйте навести ствол на незнакомца. Выстрелить будет легко. Но дайте им шанс сказать: «Эй, я Джимми» или «Арман», или «Густав», и нажать на спусковой крючок будет куда сложнее. Ледук понимал, как близко он подошел к краю, и сам старался держаться подальше — от меня и от того эмоционального дерьма, которое клубилось внутри него. Мне было жаль его и его дочь, но не настолько, чтобы простить и забыть то, что между нами произошло.

Он предложил нам с Ньюманом мятные леденцы, но мы оба покачали головами. Ледук выглядел абсолютно спокойным. Перемена настроения была настолько резкой, что казалась почти невозможной, но я видела других офицеров, военных, спасателей — для них резко успокаиваться после эмоциональной вспышки вполне нормально. Здорово ли это — вот так резко перескакивать из одного состояния в другое? Нет, но иногда это единственный способ собраться и продолжить делать свою работу. Когда такие люди не могут держать себя в руках, мы теряем кучу жизней.

Обычно они стараются вести себя так, будто ничего не произошло. Игнорируют ситуацию, и ты ее тоже игнорируешь, но сегодня я не могла так поступить. Я обещала Бобби сохранить в тайне тот факт, что его дядя помогал шерифу со счетами, но нам с Ледуком все равно нужно поговорить.

— Что вы там доказать пытались, Блейк? — Спросил шериф. Его голос был спокойным, почти непринужденным. Он хорошо притворялся.

— Мне нечего было доказывать. Я просто пыталась спасти жизнь заключенному.

— Вы собираетесь его казнить. Какая разница, как и когда? — Непринужденности в его голосе поубавилось.

— Есть разница. — Возразила я.

— Если Бобби нападет на кого-то, мы можем застрелить его в рамках самозащиты, но если он не представляет угрозы, то это в лучшем случае будет считаться непредумышленным убийством. — Заметил Ньюман.

— Мы с Фрэнки можем подтвердить, что Блейк была в опасности. Проклятье, Вин, ты и сам навел на него пушку вместе с нами.

— Когда Блейк сказала, что ситуация под контролем, я ей поверил.

— Ну, я с ней раньше не работал, так что простите, что я не поверил ей на слово. — Ледук посмотрел на меня и спросил. — Как вам удалось успокоить Бобби? Обычно, если глаза верживотного изменились, обратной дороги нет.

— У вас большой общения опыт с верживотными, шериф? — Поинтересовалась я.

Он нахмурился достаточно сильно, чтобы это было видно даже в темноте.

— Лично у меня — нет. Но когда это случилось, я поискал информацию в сети.

Должно быть, что-то проскользнуло на моем лице, потому что он тут же добавил:

— Я в курсе, что не стоит верить всему, что читаешь в интернете, но речь шла об убийстве. У меня не было времени сходить в библиотеку.

— Глаза действительно изменяются первыми, но большинство опытных териантропов могут бороться со своими животными импульсами, так что дальше глаз дело обычно не доходит. — Сказала я.

— И сколько же ждать, пока дело не примет серьезный оборот и нам не придется защищать себя или своего коллегу-офицера? Как понять, что точка невозврата пройдена, Блейк?

Это был хороший вопрос, но у меня не было на него хорошего ответа. Даже удовлетворительного не было.

— Это зависит от многих вещей.

— Каких вещей?

Я вздохнула и убрала ствол обратно в кобуру. Я не могу вечно держать его в руке. Для этого разговора пушка мне не понадобится.

— Например, от того, как хорошо контролирует своего зверя этот териантроп. Или от того, насколько близко полнолуние.

— Мне говорили, что Бобби отлично владеет собой и своей животной стороной, но после того, что он сделал с Рэем, да и после того, что случилось в клетке, я сильно сомневаюсь в том, что его контроль совершенен.

— Совершенство — это высокая планка, шериф. — Заметила я.

— Если ты раз в месяц превращаешься в чудовище, которое пожирает людей, думаю, совершенство — это необходимый минимум, которого я прошу.

Спросить с этим было глупо, если мы вообще спорили. Как бы то ни было, я решила забить. Я прекратила свои попытки втолковать Ледуку, что ликантропы не монстры. Большинство верит, что сверхъестественные граждане такие же люди, как и они, пока не сталкиваются с проявлением их силы. Пока они не увидят, что способны сделать эти существа с простыми людьми. В этот момент их отношение меняется, и я не могу их за это винить. Я годами казнила вампиров и считала их бездушными чудовищами. Убивать тогда было просто, ведь так я спасала жизни их будущих жертв. Моя мораль была черно-белой, пока я не повстречала людей, которые были не менее ужасны и опасны, чем вампиры. В тот момент я начала сомневаться в своих установках. Вопрос наличия души — это скользкая дорожка. Она может внезапно привести тебя в отношения или даже в брак с одним из этих бездушных мертвецов. Бабуля Блейк сообщила мне по телефону, что я буду проклята на веки веков, если выйду замуж за Жан-Клода. Так много причин не общаться с родственниками вживую.

— Если Бобби виновен, он понесет наказание. — Сказала я. — Но я не уверена, что он убийца.

— Сказал же вам, Блейк. Он — единственное верживотное в округе. Кто это мог быть, если не он?

— Вы проверяли тело на предмет абьюза? — Спросила я.

— Оно все было заабьюзено к хренам.

— Она про сексуальный абьюз. — Пояснил Ньюман.

Ледук уставился на нас так, словно мы сказали что-то возмутительное, и он ушам своим поверить не мог.

— Что ты городишь, Вин?

— Кровь в паху Бобби…

Ледук отступил от нас на пару шагов, но после вернулся назад. Он будто метался в клетке.

— Что за хрень, Вин? Тебе мало того, что Рэй мертв, и что это — дело рук Бобби? Я не стану усугублять ситуацию, добавляя к этому скандалу догадки о подобном дерьме.

— Шериф. — Вмешалась я. — Кровавые следы на теле Бобби Маршана выглядят неправильно. Если он действительно виновен, следы должны располагаться иначе.

— Это ваше мнение, маршал.

— Это мнение, основанное на десятилетнем опыте работы с подобными случаями.

— Аниту много раз приглашали в качестве эксперта, Дюк. Это одна из причин, почему я позвал ее к нам.

— Отлично, она — эксперт по сверхъестественному. Но это не дает ей права решать, что нам надо проверить тело Рэя на предмет сексуального абьюза. Бред какой-то. Я допускаю, что Бобби убил своего дядю в порыве бешенства или вроде того, но я не верю, что он мог… мог сделать подобное с тем, кто был ему, как отец.

Мне хотелось спросить, существовала ли хоть малейшая вероятность, что Рэй Маршан домогался своего племянника. Я правда хотела задать этот вопрос, но я промолчала — по крайней мере пока. Будем опираться на те факты, что у нас есть.

— Тогда как вы объясните кровь в паху Бобби?

— Откуда мне знать! — Крикнул Ледук. Его голос был полон боли.

— Мы можем попросить Дэйла осмотреть тело. — Предложил Ньюман.

— Кто такой Дэйл? — Спросила я.

— Местный коронер.

— Я не стану звонить Дэйлу и просить его проверять, есть ли на теле Рэя признаки сексуального надругательства. — Отрезал Ледук. — Просто не стану. Достаточно того, что мы схватили Бобби за убийство. Хватит с нас и этого.

— Это действительно не имеет отношения к ордеру и казни Бобби напрямую. — Сказала я. — Но что если коронер проверит тело и выяснит, что следов надругательства нет — как тогда объяснить наличие крови в паху Бобби? Этого может оказаться достаточно, чтобы отозвать ордер.

— Это он убийца. — Буркнул Ледук, запуская руку в карман, чтобы вынуть оттуда пачку сигарет.

— А если нет? — Спросил Ньюман. — Что если Бобби невиновен и мы это выясним уже после того, как он будет казнен? Я не смогу с этим жить.

— Тогда перепиши ордер на Блейк.

Я вспомнила, как ощущалось тело Бобби, каким теплым и живым он был, и покачала головой.

— Я приехала сюда, чтобы помочь Ньюману выяснить правду. Добиться справедливости в том смысле, в каком мы понимаем ее в Америке. Я здесь не для того, чтобы забрать себе ордер потому, что у него кишка тонка его выполнить.

— У меня вовсе не тонка кишка. — Недовольно сказал Ньюман.

— Я знаю, Ньюман. Я в том смысле, что я здесь не для того, чтобы делать твою работу за тебя. Весь этот баскетбол с ордерами у меня уже давно в прошлом. Чужой ордер я беру на себя только в том случае, если назначенный маршал слишком сильно пострадал, чтобы закончить дело.

— Или умер. — Сказал Ньюман.

— Или так. — Кивнула я.

— Я не стану обсуждать с Дэйлом надругательство над трупом. — Упрямо повторил Ледук. — Если хотите вовлечь его в эту мерзость, звоните ему сами.

— И позвоним. — Сказал Ньюман.

— Удачи, потому что он вам не поверит. Только не в этом случае.

— Вы допускаете, что Бобби растерзал своего дядю, но не верите, что он мог изнасиловать его до или после смерти? — Спросила я.

— Смерть у нас и так перед глазами, а ваши догадки слишком туманны.

— Я наберу Дэйла из машины, пока мы едем на место преступления. — Сказал Ньюман.

— Знаешь, Вин, думаю, ты был прав. Езжайте лучше без меня, ты дорогу знаешь.

— Нет, я думаю, что это ты был прав, Дюк. Тебе стоит поехать впереди нас.

Ледук некоторое время изучал наши лица. Лицо Вина он изучал дольше моего. Что бы он на нем ни прочел, это заставило его потушить сигарету и сказать:

— Я уверяю тебя, что больше не представляю опасности для Бобби.

— Ты не можешь этого гарантировать, Дюк.

— Нет, как и Фрэнки и кто-либо еще из моих помощников. Если он перекинется в клетке, мы будем стрелять, потому что не существует иного способа удержать его. Одной решетки будет мало.

— Если он полностью перекинется в животную форму, то это будет оправданный выстрел. — Сказал Ньюман.

— Кстати, я не видела в комнате с клеткой видеокамер. — Заметила я.

— Потому что их там нет. — Ответил Ледук.

Я открыла рот, чтобы сказать то, о чем, как полагал Ньюман, мы оба пожалеем в дальнейшем, так что он озвучил свои мысли первым:

— Поехали на место преступления. Чем быстрее мы с Блейк разберемся, что здесь не так, тем быстрее мы с этим покончим.

— Как тебе будет угодно, Вин. — Ледук сел за руль своего внедорожника и опустил окно. У него в зубах уже мелькнула новая сигарета. Очевидно, он решил, что зря бросил курить двадцать лет назад, и решил накуриться за все бесцельно прожитые годы.

Мы сели в машину Ньюмана и выехали за шерифом из городка. У нас как будто было собственное сопровождение, прямо как в старых вестернах. Не знаю, почему мне голову пришла такая аналогия. Может, я слишком много вестернов пересмотрела в детстве с папой. Или слишком много пушек тыкалось в меня с момента прибытия в город. Кто знает.

7

Какое-то время мы ехали молча, преследуя задние фары машины шерифа. В салоне было темно — горела только подсветка на приборной доске, разгоняя мрак. Как только мы выехали за пределы городка, вокруг стало по-настоящему темно — деревья казались едва различимыми гигантами по бокам от дороги. В новолунье, да еще и с такой высокой облачностью, только фары машин были тем светом, что прорезал дорогу сквозь тьму.

— Здесь так темно, когда луны не видно. — Заметила я.

— Зато видно звезды, а еще иногда можно северное сияние увидеть.

— Ого, ни хрена себе.

— Как тебе удалось успокоить зверя Бобби? — Спросил он.

Не знаю, почему, но вопрос застал меня врасплох.

— Магия. — Ответила я.

— Правда? — Переспросил он, уставившись на меня.

Я покачала головой.

— Ну, не совсем. — Я подумала над ответом и поняла, что он был не слишком точным. Ньюман знал, кто я такая, так что я решила сказать ему правду. — Я знала, что он почует… почует ликантропию в моей крови.

— И как тебе это помогло?

— Иногда, если ты почуял другого зверя, это помогает вернуть себе рассудок.

— Значит, у меня бы не получилось это сделать?

— Нет, не получилось бы.

Он вздохнул.

— Я надеялся, что это какой-то прием, которому ты можешь меня научить.

— Не вздумай обнимать ликантропа с изменившимися глазами, Ньюман. У тебя в крови штамма нет, так что ты будешь пахнуть едой.

— Я могу хоть как-то помочь оборотню не перекинуться? Ну, сквозь прутья решетки?

Он так искренне хотел преуспеть в своей работе, что я хорошенько подумала над ответом, чтобы действительно посоветовать ему нечто дельное.

— Если вы знакомы или дружите, ты можешь упомянуть какие-нибудь человеческие воспоминания. Есть вероятность, что это поможет.

— А если мне известны только имена супруги и детей? Я могу помочь, напомнив о человеческой жизни, если мы не знаем друг друга лично?

— Возможно, но только если ты стоишь по другую сторону решетки. А еще важно, насколько опытен этот оборотень. Если перед тобой новичок, это не сработает. Стоит измениться глазам, как он перекинется полностью. Первое время верживотные очень плохо себя контролируют.

— А что если я приведу кого-то из членов семьи, чтобы они могли поговорить?

— Категорически нет. Во-первых, члены семьи — это гражданские, а во-вторых — представь себе масштаб вины оборотня, если он вернется обратно в человеческую форму и осознает, что убил кого-то из своих близких. Никогда так не делай.

— Ладно, ты права. Это будет… ужасно. — Он так резко мотнул головой, что его шляпа съехала набок. Он поправил ее свободной рукой, другой по-прежнему держась за руль, и добавил. — «Ужасно» кажется мне не самым подходящим словом, но я не могу подобрать другого.

— Тебе не нужно подбирать слова, чтобы понять, какой пиздец тебя ждет при таком раскладе, или почему тебе надо приложить все силы, чтобы этого избежать.

— «Пиздец» — вполне подходящее слово. — Заметил он.

— Жутко, душераздирающе, болезненно, мучительно. У меня куча слов для того, чтобы описать всю жесть, которую я повидала за эти годы.

— Тогда почему ты по-прежнему занимаешься этим, если все настолько плохо?

Тот факт, что он задал мне этот вопрос, хотя его собственная карьера находилась в зачаточном состоянии, и он только-только переехал к черту на рога, что тоже не способствовало ее росту, означал, что Ньюман всерьез задумывался над тем, чтобы поменять свою жизнь.

— Потому что так я могу помочь ребятам вроде Бобби Маршана.

— Мне не удалось его спасти. Я тебя-то едва спас. — Сказал он. В салоне было темно, так что я не могла четко видеть его лицо, но ладони Ньюмана сжались на руле, словно выпуская те эмоции, которые он испытывал.

— Я взялась за эту работу, потому что она позволяла мне спасать жизни, убивая монстров, а потом случилось странное. Я перестала понимать, кто здесь монстр.

– Ты влюбилась в вампира. — Сказал он так, будто это все объясняло.

— Нет, дело не в этом. У меня был знакомый по имени Вилли МакКой. Мелкий жулик, даже не друг, но я знала его до того, как он умер, и после того, как он стал вампиром. Это по-прежнему был Вилли. И тогда я пересмотрела свой взгляд на вещи. Если бы вампиры были бездушными чудовищами, тогда Вилли должен был измениться после смерти, но этого не произошло. И если эта теория о вампирах оказалась мифом, я стала сомневаться во всех остальных.

— Как давно это было?

— Еще до того, как я начала встречаться с Жан-Клодом. Если честно, думаю, если бы Вилли МакКой не остался самим собой после того, как обратился в вампира, я, возможно, никогда бы не стала встречаться ни с Жан-Клодом, ни с кем-либо сверхъестественным вообще.

— Ого, я никогда так серьезно не анализирую свои чувства. Это впечатляет. — Заметил Ньюман.

Я рассмеялась.

— Я тоже не анализировала, как и большинство людей. Но теперь я прохожу терапию, и она помогла мне осознать пару вещей.

— Ты признаешься другому маршалу, что ходишь к психотерапевту? — Его голос звучал так, словно он почти шутил.

— Если тебя ранили во время задания, ты обращаешься за помощью в больницу. — Сказала я.

— Да, я застал тебя однажды в такой ситуации.

Я чуть улыбнулась, но он, вероятно, не увидел этого в темноте.

— Было дело, я помню. Но наша работа подкашивает не только физически, Ньюман. Она сношает мозги, вносит смятение в наши сердца. Иногда кажется, что она буквально выедает тебе душу. Ты ведь идешь к ортопеду, если сломал ногу?

— Полагаю, что так. — Согласился он.

— Так почему бы не относиться к адвокатам и терапевтам так же, как мы относимся к ортопедам и дантистам?

— Не знаю. В смысле, когда ты так говоришь, это звучит логично.

— Это-то логично, но все остальное здесь — максимально нелогичное эмоциональное дерьмо.

Он рассмеялся, и это было почти внезапно после такого серьезного разговора.

— Мне это не кажется смешным. — Сказала я.

— Это и не смешно. Ты была прямолинейна и честна, как акула или типа того.

Настала моя очередь усмехнуться.

— Много с чем меня сравнивали, но вот с акулой… Они слишком много кружат перед тем, как укусить. Я так не делаю.

Он рассмеялся, но после спросил, посерьезнев:

— Насколько, по-твоему, мы можем доверять Дюку, учитывая его эмоциональное состояние?

— Он твой друг, а не мой. Разве не я должна об этом спрашивать?

— Да, но я избавлю тебя от этой необходимости. Это я позвал тебя сюда. Если бы тебя пристрелили тогда, в клетке. — Он покачал головой. — Это была бы моя вина.

— Вовсе нет, Ньюман. Это была бы вина человека, который нажал на спусковой крючок.

— Дюк всегда был профессионалом. Немного деревенским, как если бы он прочитал книжку о том, каким должен быть шериф маленького городка, и хотел сыграть эту роль по всем правилам, но он всегда был хорошим копом.

— Даже хороший коп может споткнуться, если дело касается его семьи.

— Ты весьма добра к тому, кто едва тебя не убил.

— Его дочь умирает. Такое любому нервы взъебет.

— Знаешь, у тебя репутация крепкого орешка и весьма неприятной личности, но ты ведь совсем не такая. Ты делаешь свою работу и не позволяешь всякому дерьму вставать у тебя на пути. А когда кто-нибудь это дерьмо подбрасывает, ты становишься безжалостной. Но если все нормально выполняют свои обязанности и не создают проблем, то ты очень добрая.

— Я стараюсь быть доброй настолько, насколько мне позволяют другие люди.

— Именно.

— Шериф Ледук исчерпал мои запасы доброты к своей персоне. Ты ведь это понимаешь? Я не стану мудить по поводу его дочери и оплаты ее счетов, но я не позволю своему сочувствию подвергнуть меня опасности.

— Я и не ожидал, что ты дашь этому повториться еще раз, Блейк. В какой-то момент я был уверен, что он действительно пристрелит вас обоих.

— Я знала, что тебе пришлось бы стрелять, чтобы спасти нас, Ньюман.

— Да, пришлось бы. И я бы это сделал, но, черт возьми, я бы не хотел объяснять его жене и дочери, как так вышло.

— Ты мог бы не убивать его, и тогда ничего объяснять бы не пришлось.

— Нет, но ты же понимаешь, что я бы переживал о том, что натворил, потому что лично знаю тех, кто сюда вовлечен?

— Ага. — Ответила я.

— Я себя пока что не скомпрометировал, но Дюк уже прыгнул выше головы в этом плане.

— Прыгнул выше головы. Сто лет этого выражения не слышала.

Он коротко рассмеялся.

— А как бы ты выразилась?

— Шериф Ледук блядски скомпрометировал свою задницу.

— Моя бабушка бы тебя отшлепала за такие выражения.

— Моя бы тоже.

— Я все еще не могу отучить себя от тех вещей, которым меня научили родители. Как ты это делаешь? — Поинтересовался он.

— Я все еще воюю со своей семьей.

— Вставляя «блядь» и его производные через каждое слово?

— Делая много блядских вещей. — Ответила я.

— Так что нам делать с Дюком?

— Наверное, мне надо переговорить еще с одним маршалом.

— Думаешь, нам нужен резерв?

— Нет, но мне бы хотелось, чтобы о том, что произошло, знал кто-то помимо нас.

— Ты позвонишь Теду Форрестеру?

— Как ты догадался? — Спросила я, вынимая свой телефон из кармана, в котором хранила его, когда была на работе.

— Вы с ним напарники. Ну, насколько могут быть напарниками одинокие волки. К тому же, я понял, что ты не в восторге от того, как теперь все устроено в сверхъестественном отделе.

Я не стала спорить, потому что уже листала список избранных в своем телефоне. Имя Теда было почти в самом верху. Я сохранила в избранных только его личный номер, потому что когда тебе требуется резерв, ты не хочешь болтать с женой и детьми. Во-первых, это деловой разговор, а не личный, а во-вторых, как Ньюман не хотел объясняться с семьей Ледука, так и я не горела желанием разговаривать с семьей Эдуарда в случае какого-нибудь пиздеца. Было проще не думать о надгробных камнях, когда мы беседовали тет-а-тет.

8

Я попала на голосовую почту и оставила максимально пространное сообщение, потому что не знала, где он его прослушает — дети могут оказаться поблизости. Ладно, Питер, его пасынок, мог оказаться поблизости. У них не то что бы есть секреты друг от друга, что на первый взгляд хорошо, но я не хотела, чтобы Питер продолжил семейное дело и рванул мне на помощь, если вдруг Эдуард оказался бы занят. Питер едва не погиб, спасая меня от вертигра, а ему ведь тогда было всего шестнадцать. Сейчас ему вот-вот стукнет двадцать, но я не хотела, чтобы он геройствовал. Рассказывать Донне, жене Эдуарда, как ее муж погиб на задании, я не хотела, и уже тем более не хотела рассказывать ей нечто подобное о ее сыне.

Ньюман припарковался у главной дороги позади внедорожника шерифа на просторной площадке, покрытой гравием. Благодаря фарам я могла различить вдалеке ворота, которые проглядывали сквозь деревья, как будто дом простоял здесь так долго, что его изгородь успела срастись с лесом.

Ледук долбил по кнопкам рядом с динамиком на воротах, но ничего не происходило. Он вдавил большую кнопку и прокричал что-то по внутренней связи.

— У нас там новый код на воротах. — Заметил Ньюман.

— Кто мог его сменить? — Поинтересовалась я.

Ньюман покачал головой.

— Никто, кроме других помощников шерифа, которые должны быть сейчас в доме.

Мы начали выбираться из машины, но тут зазвонил мой телефон. Это был рингтон, установленный на номер Эдуарда — «Bad To The Bone» Джорджа Торогуда.

— Привет, Тед. — Поздоровалась я, сняв трубку.

— Ты поговори с Форрестером. — Сказал Ньюман. — А я пойду узнаю, что там с воротами.

Я оттопырила большой палец, слушая голос Эдуарда в динамике.

— Анита, я так понимаю, ты не одна. — Он говорил с придыханием, что было странно.

Я захлопнула за собой дверцу машины и оказалась в одиночестве в мрачной тишине салона.

— Теперь одна.

— Ты по делу или что-то личное? — Он все еще задыхался.

— По делу. Ты там тренируешься что ли? — Спросила я.

— Да, но если это по делу, то я прервусь и глотну воды.

Я слышала на заднем плане какие-то звуки и не могла разобрать, что за тренажеры он использует. Пока я вкратце описывала ему дело и объясняла, что случилось в клетке, Эдуард нашел тихое местечко, чтобы спокойно меня выслушать. К тому моменту, как я закончила, вокруг него уже было тихо.

— Ты уверена, что шериф бы тебя пристрелил? — Это было первое, что он спросил.

— Да.

— Тебе нужен кто-то, помимо Ньюмана, чтобы прикрывать твою спину. — Сказал Эдуард.

— Он неплохо справляется. — Заметила я.

— Он реально бы выстрелил в шерифа?

— Думаю, да.

— Я доверяю твоему суждению, как своему собственному. Ты это знаешь.

— Знаю.

— Но я не хочу доверять твою жизнь Ньюману.

— Да я сама этого не хочу, но он целился прямо в голову Ледуку. Думаю, он бы выстрелил, Эдуард. Правда выстрелил бы.

— Но ты все-таки позвонила мне.

— Ньюман свое дело знает, но я ни одному другому маршалу не доверяю так, как тебе.

— Я считаю, что тебе нужна группа поддержки из других маршалов нашего отдела, чтобы прикрыть задницу от шерифа.

— А ты не можешь приехать поиграть, потому что твоя задница сейчас глубоко в пасти у аллигаторов? — Поинтересовалась я.

— Нет, но у меня на дорогу уйдет почти пять часов, если самолетом. — Я почти слышала улыбку в его голосе, когда он ответил. — Сутки, если за рулем. Мне нужно знать, как остро ты нуждаешься в резерве.

— А если я скажу, что пять часов — это многовато?

— Кинь клич по официальному каналу. Тебе вышлют ближайшего маршала из нашего отдела.

— Ты как-то подозрительно виляешь, Эдуард. Это на тебя не похоже. Ньюман сказал, что я прямолинейна, как акула, а ты из тех, кто меня этой прямолинейности научил. Что ты мне недоговариваешь?

— Ближайший к тебе маршал — это Олаф.

— Нет. Просто, блядь, нет. Лучше я останусь без поддержки, чем этого психа вызову.

— Я знал, что ты так отреагируешь, но хотел убедиться.

— А откуда ты знаешь, где он сейчас? Я вот не знаю.

— Я за ним приглядываю.

— Ты и за мной приглядываешь?

— Нет.

— Еще за кем-то?

— Нет.

— Ты хочешь знать, где он, на случай, если решишь его убить. — Сделала вывод я.

— Нет, я хочу знать, где он, на случай, если мне придется его убить.

Была у нас когда-то та стадия дружбы, когда я не поняла бы разницы между этими формулировками, но это было давно. Олаф, он же маршал Отто Джеффрис, был серийным убийцей. Мы с Эдуардом это знали, но доказать не могли, а Олаф никогда не совершал преступлений на американской земле, насколько нам известно. Я ни разу не видела, как он делает свои темные делишки. Эдуард видел. Он решил, что убьет Олафа, если увидит это еще раз. Они оба хорошо знали правила игры. Пока что Олаф никак не нарушил закон, и у Эдуарда не было повода его убить, но он за ним присматривал. Олаф пропал с радаров, когда подхватил ликантропию — даже с радаров Эдуарда. Когда он появился вновь, уровень его контроля над собственным зверем превосходил навыки большинства ликантропов. Олаф был жутким социопатом и серийным убийцей, но когда его вызывали на дело, осечек он не давал.

— Значит, если я кину клич по официальному каналу, мне пришлют его. — Сказала я.

— Боюсь, что так. — Ответил Эдуард.

— Ну блядь.

— Согласен.

— Я обойдусь и без группы поддержки, Эдуард. Ньюман достаточно хорош.

— Приятно знать.

— Ага. — Сказала я, но про себя материлась почем зря. — Я думала, Олаф где-нибудь в своей домашней зоне работает. Какого хрена он забыл на Верхнем Среднем Западе?

— Он выслеживает преступника-оборотня.

— И как он близко от меня? — Поинтересовалась я.

— Близко.

— Насколько?

— Очень близко.

— Эдуард, говори как есть.

— Если он бросит свою охоту, то будет у тебя в течение часа.

— Если полетит или поедет? — Спросила я.

— Если поедет.

— Блядь.

— Заметь, ты это сказала, а не я.

— И я наверняка скажу это еще очень много раз, если мне придется иметь дело с нашим готичным громилой-психопатом.

— Тебе не придется иметь с ним дело, Анита. Продержись там до моего приезда. Я буду через шесть часов или чуть раньше.

— Ты считаешь, что приезжать сюда — это перебор.

— Если бы ты верила в то, что говоришь, ты бы мне не позвонила.

— Я не думаю, что Ледук настолько опасен, чтобы ты все бросил и приехал.

— Тогда зачем ты мне позвонила?

Я поразмыслила над ответом пару секунд и, наконец, сказала:

— Если бы Ньюман не приставил ствол к голове Ледука, он бы меня застрелил. Я сдала все оружие прежде, чем вошла в клетку.

— Сдача оружия — это стандартная процедура. — Сказал Эдуард.

— Я в курсе. Потому я это и сделала. Я и раньше это делала. Но обычно угрозу представляет заключенный, а не копы.

— Ледук тебя напугал. — Мягко произнес Эдуард.

— Он бы это сделал. Он бы в меня выстрелил.

— Я буду через шесть часов или раньше.

— Звучит как план. — Заметила я.

— Так и есть, но если дело обернется туго, пока я буду в самолете, и твой выбор будет стоять между смертью и вызовом подкрепления, обещай, что кинешь клич по официальному каналу.

— Нет, Эдуард.

— Анита, если ты попадешь в больницу или умрешь раньше, чем я до тебя доберусь, я разозлюсь.

— Но я же ни разу не работала с Олафом без тебя. Кто будет помогать мне держать его на расстоянии?

— Я знаю, что не работала. Я и сам не в восторге от этой идеи. Но его хорошо иметь под боком в драке.

— Он — зло.

— Иногда зло — это то, что помогает тебе оставаться в живых.

— Не всегда достаточно просто остаться в живых, Эдуард. Нужно как-то жить с тем, что ты сделал.

— Обещай мне, Анита.

— Блядь, Эдуард…

— Если бы я был на твоем месте и ты бы знала, что Олаф неподалеку и может меня спасти, что бы ты сделала?

— Это нечестно. Он не тебя хочет видеть своей подружкой серийного убийцы.

— Ответь на мой вопрос, Анита.

— Ты мне как-то сказал, что если он ко мне подберется, его надо будет пристрелить на месте и не ждать, пока он что-нибудь выкинет. Что лучше я попаду под суд, чем приму смерть от его рук.

— Я помню, что я сказал.

— Так какого хрена ты хочешь от меня этого обещания?

— Думаю, ты в состоянии утрясти ситуацию с эмоциональным багажом относительно Олафа в течение шести часов и при этом не тратить на него патроны. В последний раз он вел себя с тобой прилично — как в профессиональном плане, так и в личном.

— Я не останусь без оружия при Ледуке и его людях, и просто дождусь тебя.

— Анита, пообещай мне, что ты это сделаешь. Я не хочу объяснять Жан-Клоду, Мике или Натэниэлу, или кому-то еще из твоих ребят, что ты погибла, потому что была слишком упряма, чтобы принять доступную помощь.

— Дело вовсе не в моем упрямстве, Эдуард. Ты это знаешь.

— Если мы позволим нашему страху управлять нами, Анита, считай, что мы уже мертвы.

— Ты этого громилу тоже боишься.

— Я не отрицаю, и мысль о том, что он будет рядом с тобой, пока меня нет, пугает меня до усрачки.

Я застыла. Эдуард никогда не признавался вслух, что боится чего-либо.

— Ладно. Ладно, я обещаю, что если ситуация накалится до такой степени, что Ньюмана мне будет недостаточно, я кину клич по официальному каналу, даже если это будет означать, что Отто Джеффрис прискачет мне на помощь.

— Спасибо. — Сказал он.

— Не за что. — Ответила я.

Он отключился, чтобы проверить ближайшие рейсы, а я, наконец, выбралась из машины, чтобы присоединиться к своим коллегам-офицерам. Выяснилось, что кто-то из членов семьи вернулся домой, и помощник шерифа, который присматривал за местом преступления, разрешил им сменить код на воротах. Ледук все еще орал на кого-то по внутренней связи, когда ворота открылись. Он тяжело дышал, направляясь обратно к своей машине. Кажется, что-то отразилось на моем лице, потому что он сказал:

— Видать ваш личный звонок был не слишком радостным.

— Мои личные дела вас не касаются.

— Нехрен огрызаться на меня только потому, что кто-то из ваших бойфрендов отбился от рук.

Я шагнула к нему, вторгаясь в его блядское личное пространство. Он был крупнее меня, так что я, вероятно, казалась смешной, но мне было наплевать.

— Что ж, я пыталась быть милой, но если вам это не нравится, мы пойдем другим путем. Я звонила другому маршалу, чтобы вызвать подкрепление, потому что вы тыкали в меня пушкой, и я решила заиметь побольше стволов на своей стороне баррикад.

Я пожалела о том, что сказала, как только слова вылетели у меня изо рта. Мне даже не нужно было видеть боль в глазах Ледука, чтобы пожалеть об этом. Жесткий и мертвый взгляд, который сменил эту боль, прошелся по моей спине могильным холодом. Я только что выдала ему мишень для его страха и гнева, и этой мишенью была я сама. Это было глупо, этого следовало избежать, и я сама была в этом виновата.

9

Когда мы все расселись по своим тачкам, Ньюман попытался сделать вид, что все в порядке, но он был зол и расстроен, и не мог это скрыть. Я решила не мучить его и сказала:

— Я паршиво вела себя снаружи, мне жаль.

Руки Ньюмана сжимались на руле чуть слишком сильно, когда он ответил мне, стараясь контролировать свой тон.

— Разве не ты мне как-то сказала: «Не извиняйся, просто сделай лучше в следующий раз»?

— Это одна из причин, почему я снисходительна к ошибкам новичков — я сама ошибалась точно так же. Язык мой — враг мой, и с моим темпераментом он всегда бежал впереди телеги.

— У нас с Дюком все успокоилось. — Сказал он, осторожно въезжая на территорию следом за шерифом.

— Я знаю, и мне жаль, что я не удержала себя в руках и все испортила. — Какое-то движение позади нас заставило меня обернуться, чтобы увидеть, как закрываются ворота.

— Я позвал тебя, чтобы улучшить наше положение, а не ухудшить его. — Ответил Ньюман. Деревья по обеим сторонам от дороги были огромными. Я вновь почувствовала, что это место было построено уже очень давно — по крайней мере, достаточно давно, чтобы срастись с лесом вокруг нас.

— Я в курсе. — Сказала я, почувствовав раздражение от того, что Ньюман продавливал эту тему.

Я уже лучше держу себя в руках, чем пару лет назад, но это все равно что ходьба по канату. Одна из тех вещей, которую я выяснила в ходе терапии, это что исправление проблем не равняется избавлению от них. Ты отказываешься от того, что не идет тебе на пользу, но некоторые штуки сидят настолько глубоко в тебе, что они уже стали частью твоей личности, и ты просто не можешь уничтожить их, не уничтожив при этом себя. Мой темперамент был одной из этих штук. Более того — он был часть моей агрессии, а это уже стиль моей работы и мой способ защищать своих близких. Это стиль жизни, который приносил мне больше побед, чем поражений. Общество считает агрессивных женщин стервами, но иногда быть стервой — это твой единственный способ выжить. Я всегда предпочитала делать ставку на выживание, а не на титул «Мисс Конгениальность».

— Ты была расстроена после разговора по телефону. Нельзя винить Дюка за то, что он заметил твое плохое настроение.

— Ты прав, но я виню его за ремарку по поводу бойфрендов.

— Я слыхал и более хамские высказывание в твой адрес, и ты спускала это на тормозах. — Заметил Ньюман.

— Ага, знаю.

— Так почему ты повела себя иначе в этот раз? Что такого сказал тебе Форрестер, что ты так напряглась?

Я покачала головой.

— Я не хочу это обсуждать.

— Знаешь, я заступался за тебя, когда люди судачили у тебя за спиной, что ты с ним спишь. Я им сказал, что ты не была бы шафером у него на свадьбе, если бы его жена тебе не доверяла. А теперь ты ведешь себя так, будто ваш разговор был чем-то интимным, а не партнерским.

— Ты хочешь знать, сплю ли я с Тедом?

— Нет. — Отрезал он. — Я не это имел ввиду. — Ответ прозвучал так, будто мой вопрос его оскорбил. Он почти буквально дистанцировался от него, как будто совершенно не хотел знать ответ, либо уже сам его понял.

Я поразмыслила над тем, как много ему стоит рассказать, и вдруг поняла, что если меня действительно напрягает Олаф и если он реально выступит здесь в качестве нашей группы поддержки, то Ньюман должен знать как минимум часть истории. Я все еще размышляла, когда дорожка привела нашу машину на круглую площадку с большим фонтаном по центру. Дом высился перед нами, как грот в темной скале. Несколько горящих окон не могли стереть ощущение, что это здание было частью ландшафта, как будто буквально выросло посреди леса.

— Это просто такой здоровенный фонтан или вариация на тему бассейна? — Поинтересовалась я, чтобы разрядить обстановку. Ньюман коротко усмехнулся, но это было начало.

— Фонтан это. Уровень воды слишком низкий, чтобы плавать.

Ледук выбрался из своей машины и уже орал на какой-то парня в аналогичной униформе. Слов мы разобрать не могли, но свет со стороны входа в здание осветил их лица. Парень в униформе очень старался не податься назад, когда шериф тыкал в него пальцем, буквально тараня ему грудную клетку. Будь это нож, он бы уже добрался до сердца.

— На кого он орет? — Спросила я.

— Это Рико Варгас. Помощник Рико Варгас. — Тон, с которым ответил мне Ньюман, заставил меня вскинуть бровь.

— Кажется, он у тебя не самый любимый помощник шерифа. — Заметила я.

— Так и есть. — Сказал Ньюман и вышел из машины прежде, чем я успела спросить, почему.

Думаю, мы все имеем право на свои секреты. Я обошла машину и немного пробежалась, чтобы догнать Ньюмана с его длинными ногами.

— О чем ты, блядь, думал, Рико? Обычно такой херней страдает Трой. Ты должен быть выше этого дерьма, ты должен соображать, что делаешь. — Ледук буквально громыхал, но, может, этот эффект создавала каменная арка, в которой они стояли, так что его голос звучал так, будто на тебя падает лавина. Помощник Рико буркнул что-то, на что Ледук рявкнул:

— Нет. Я больше не хочу слушать твои ебучие извинения, Рико!

Мы уже подошли достаточно близко, чтобы услышать ответ помощника.

— Но это ведь их дом. Как я мог запретить им приходить в свой собственный дом?

— Это не их дом. Это место преступления! — Рявкнул Ледук, подавшись вперед так, что поля его шляпы ткнулись в лоб помощника Рико, и ничто, кроме них, не разделяло их лиц.

Поля ткнулись в лоб как раз над бровями Рико. Он был выше шерифа, так что ему приходилось немного горбиться, чтобы шляпа Ледука не тыкалась ему в глаза. В некоторых полицейских подразделениях такое обращение с подчиненным могло привести к скандалу с привлечением профсоюза, но в таком маленьком городке может вообще не быть профсоюза. Кому ты пожалуешься, когда нет никого выше шерифа?

Пока Ледук орал на своего подчиненного, начав скандалить еще у ворот, я поняла, что помощник Варгас не только впустил кого-то из членов семьи в дом, но и позволил им сменить код в охранной системе, так что теперь полиция не могла пройти на место преступления, если только кто-то из домашних их не впустит. Члены семьи всегда первые в списке подозреваемых, когда речь идет об убийстве. Нечего им шастать на месте преступления, пока ты не знаешь точно, что никто из них не виноват.

Ньюман не крикнул, но повысил тон, чтобы его услышали:

— Когда Джоселин успели выписать из больницы?

Ледук прекратил орать. Он замер, стоя напротив своего помощника и все еще тыкаясь полями шляпы ему в лоб, будто прижимая нож к его горлу. Свои слова он буквально прорычал Варгасу в лицо:

— Отвечай на вопрос маршала, Рико.

Рико сглотнул с таким трудом, что я даже с такого расстояния увидела, как дернулся его кадык.

— Я не знаю, шериф.

Ледук отстранился, так что его шляпа больше не тыкалась в лицо этому парню. Шериф прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Думаю, он мысленно считал до десяти. Заговорил он очень осторожно, будто боялся того, что может сделать, если вновь выйдет из себя.

— Как давно здесь Джоселин, Рико?

— Не Джоши поменяла код, шериф.

— Ты сказал, что кто-то из членов семьи сейчас в доме. — Сказал шериф, нахмурившись.

— Да, там Мюриэль и Тодд Бабингтон.

— Господи, дай мне сил. — Вздохнул Ледук. — Мюриэль и Тодд здесь не живут, Рико. Они не владельцы дома. Единственный человек, который имел право сменить код в охранной системе, это Джоселин Маршан, а не младшая сестра Рэя и ее муж.

— Они сказали, что переживают. Мол, тот, кто убил Рэя, может знать код, а в доме много ценных антикварных предметов.

— Ага, они давно положили глаз на антиквариат и другие ценности в этом доме. — Буркнул Ледук, проходя мимо своего помощника. Благо, входная дверь была открыта. Не представляю, что бы Ледук сделал с Варгасом, если бы тот заперся на месте преступления вместе с потенциальными подозреваемыми. Конечно, не факт, что шериф видел в Мюриэль и Тодде подозреваемых, но я видела. Если Бобби этого не делал, то тетушка Мюриэль и дядюшка Тодд вполне заслуживали право на место в начале моего списка.

10

Ледук так быстро передвигался по дому, что я почти ничего вокруг не успела разглядеть, но то, что мне попалось на глаза, казалось действительно старинным. Во всех светильниках в доме определенно был хрусталь. Картины казались подлинниками, а ростовые статуи и миниатюрные статуэтки были сделаны из мрамора и металла. Ощущение было такое, словно мы промчались галопом по музею. Ледук походил на гида, который напрочь забыл о своей работе, но отлично ориентировался в этом огромном доме, потому что открывал он двери в весьма конкретные комнаты. Обнаружив пустое помещение, он тут же спешил к следующему. ...