Фарит Маратович Ахмеджанов Сумасшедший профессор

Глава 1. Начало

Профессор Грубов отнюдь не все время проводит в своей лаборатории. Дважды я видел его в метро, один раз встретил в булочной, мы пересекались в очереди в авиакассу — словом, увидев, как он роется в мусорном ящике во дворе моего дома, я не очень удивился.

Добычей моего друга и товарища была засохшая булка со следами укропа и странная железная загогулина с обмоткой. Профессор аккуратно поддернул разорванные по шву брюки, плюхнулся на асфальт и принялся размышлять, изредка отвлекаясь на уничтожение булки. Выдержав паузу, я поздоровался:

— Здравствуйте!

— Привет! — рассеяно поприветствовал меня он и любезно принял мое приглашение зайти в гости.

Я налил ему большую кружку коньяку с кофе и дал свой халат с синими пушистыми помпонами. Уютно завернувшись в него и прихлебывая ароматный напиток, профессор начал свою историю.

— Моя история, — начал он. — Печальна. И знаете почему?

Я не знал.

— Не знаете, — печально констатировал профессор. — Никто не знает, пока ему об этом не рассказать. Почему так?

Я не знал.

— Я, как вы знаете, в последнее время в основном занимался генетикой. В частности, клонированием в его, так сказать, практической части.

Клон — это копия человека. Ну, или кого-то другого, неважно. И с одной стороны все просто — вот человек, вот его ДНК, которая содержит полную генетическую информацию, то есть все — о том, как устроено его тело и так далее. Только и дела, что скопировать эту ДНК и построить на ее основе новый организм, который должен оказаться точной копией исходного.

Да вот только не получается. Тут возникает проблема, так сказать, философского плана. Вот мы создаем копию, скажем, 40-летнего слесаря. Берем его ДНК, помещаем в зародыш, зародыш развивается, рождается и мы имеем что — копию? Нет, мы имеем младенца, который станет — в наилучшем варианте — копией только через сорок лет. Но будет ли он копией? У него будут другие привычки, склонности и все такое, через эти сорок лет он вполне может оказаться, например, скрипачом. И для чего было городить огород?

Профессор прихлебнул кофе и откинулся на спинку кресла.

— Человек — это не только генетическая информация. Человек — это то, что он собою представляет. Профессия, привычки, склонности, знания, жена… вот что делает нас такими, кто мы есть!

Он посмотрел на себя и рассеяно поиграл помпончиками.

— Да… вот так! На чем я остановился?

— Кто мы есть.

— Вот именно! Кто мы есть? В нас можно выделить нечто общее для всех, некую базу, матрицу, и нечто, отличающее нас от всех прочих. Привычки, профессия, знания, склонности…

— Жена, — подсказал я.

— Да, — без особого энтузиазма откликнулся профессор. — Конечно. Куда без жены. Так вот, что есть матрица?

Вопрос был обращен прямо ко мне. Я изо всех сил наморщил лоб.

— Матрица — это то, что у нас общее. Что объединяет людей и делает их похожими.

— Верно! Ноги, руки, желудок, печень, кровь, диапазон частоты сердечных сокращений, липидный обмен и все такое прочее. Клетки, в конце концов. У всех есть клетки!

Если рассуждать поэтически, то общее — это как глыба мрамора. Матрица! А мы отсекаем лишнее, вот так. — Профессор попытался показать, как надо отсекать лишнее и немного пролил кофе. — Как Микеланджело. И… из матрицы получается человек. Клон. Тот самый сорокалетний слесарь. Со всем, что его характеризует. Привычки, склонности, профессия, знания…

— Жена, — снова подсказал я.

— А вот мы уперлись во вторую проблему! — радостно вскричал профессор и поставил опустевшую чашку на журнальный столик. — Где взять жену! Это же копия, жена есть у оригинала!

Я снова наморщил лоб. Профессор смотрел на меня строго, как на экзамене.

— Тоже скопировать? — робко предположил я.

— Вариант! Но где остановиться? Скопировать жену, детей, родителей, дядь, теть, квартиру, соседей, подъезд… где?

— Скопировать весь мир! — выпалил я.

От возникающих перспектив у меня кружилась голова. Перед внутренним взором мелькали размножающиеся квартиры, города и материки.

— Ну, это у нас не получится, — вернул меня на грешную землю твердый голос профессора. — Одно дело скопировать человека, и совсем другое — его квартиру. А знаете почему?

Я изо всех сил напряг свой мозг.

— Потому, что у квартиры нет клеток!

— Отлично! А что есть у квартиры?

— Кирпичи. Надо заставить их делиться!

— Увы, мой дорогой друг, — охладил мой пыл твердый голос профессора. — Это невозможно с научной точки зрения. Кирпичи не делятся.

— Делятся, — заспорил я. — Мы в стройотряде пробовали.

— Как это? — заинтересовался профессор.

— Ну, так. Берешь кирпич и делишь. Получается два полкирпича. Их тоже можно поделить.

Профессор начал размышлять.

— То есть в принципе из одной квартиры можно получить две. Но в два раза меньшего размера.

— Да! Или четыре в четыре раза меньшего.

Профессор благосклонно кивнул.

— Вы затронули очень интересную проблему. Надо будет ее хорошенько обдумать. Но на самом деле я о другом.

Он поднял вверх указательный палец на правой руке.

— Внимательно следите за моей мыслью. Готовы?

Я кивнул.

— Вот смотрите. Мы берем клетку, клонируем нашего слесаря и получаем младенца, так? Будет ли младенец клоном?

Я кивнул.

— Да, с некоторой узко научной точки зрения, несомненно будет. Но если нам расширить наш взгляд?

Профессор развел ладони в стороны.

— Что вы видите теперь?

Я изо всех сил пытался последовать его совету.

— Не такой уж он и клон, — рискнул, наконец, сказать я.

— Ага… а почему?

— Ну, клон — это копия. А тут — слесарь и младенец какой-то.

— О! А теперь еще немного расширим и представим… другого слесаря! Ну как?

Я напрягся изо всех сил. Младенец орал, видимо хотел кушать. Слесарь смотрел в сторону и жевал бычок, его карманы оттопыривались, а ботинки были измазаны чем-то коричневым. Рядом с ним начал проявляться второй — голубоглазый, в кирзовых сапогах и клетчатой рубашке.

— Замечательно. Вижу! Два слесаря и младенец!

— Вы делаете успехи. Итак, что будет в большей степени копией нашего исходного слесаря — только что родившийся орущий карапуз, или другой слесарь — с теми же навыками, с теми же словечками, и даже рост у них почти одинаковый.

— А клетки?

— Клетки — разные. Но мы же смотрим широко, не забыли?

Я покраснел.

— Значит этот второй слесарь будет большей копией, чем младенец.

— Верно! То есть он будет клоном!

Я всматривался в открывшуюся передо мной картину. Младенец перестал плакать и с интересом смотрел за метаморфозами слесарей. Между ними постепенно стирались различия: сначала стал клетчатым комбинезон первого, потом сапоги второго испачкались чем-то коричневым.

— Действительно, профессор, вы правы. Они очень похожи!

Оба слесаря синхронно кивнули.

— Итак, мы получили клона безо всякого лабораторного оборудования! Не правда ли, замечательно?

Я кивнул.

— А жена?

Профессор помрачнел.

— В ней-то вся и закавыка. Я, как водится, поставил эксперимент на себе. Ну, то есть пригласил в гости профессора Левандовского. Он был, в каком-то смысле, в курсе моих изысканий.

— И как прошел эксперимент?

Профессор вздохнул.

— Блестяще. Клон, видимо, получился идеальным. Жена осталась с ним, а меня они выгнали.

Я посочувствовал профессору. Тот благосклонно кивнул и поинтересовался, где он будет спать. Так я стал соседом и сподвижником этого великого человека.

Глава 2. Антигравитация и проблема мусора

Антигравитация профессору — по его же словам — нафиг не была нужна. И я ему верю, так как все происходило на моих глазах. Профессор сконструировал робота-уборщика по имени Вениамин, и его страшно раздражало, что тот не может оттереть с пола остатки соуса и яичницы (эти пятна были результатом работы робота-повара, сконструированного им ранее). Он испробовал буквально все, но был, так сказать, либо недолет, либо перелет — то пятна оставались на месте, лишь слегка посвежевшие, то снимался весь пол с потрохами. Вконец осатанев, профессор заперся на ночь и к утру собрал простенький антиграв, который просто не давал отбросам шлепаться на землю. Еще неделю потребовала его настройка, так как, во-первых, антигравить надо было далеко не все (стулья, столы и прочий кухонный инструмент не должен был подпадать под действие устройства), во-вторых его действие должно было быть мягким, так как соевый соус, пролившийся на потолок лишь немногим хуже соевого соуса, пролившегося на пол. ...