Владимир ТоринИ гаснет свет

Часть первая. Милые игрушки.

Гудок штормовой тревоги прорезал густой грязно-серый туман. Лениво завывая с аэро-бакенов и со столбов на перекрестках, сирена Срочного Тревожного Предупреждения оповещала жителей города, что к ночи ожидается туманный шквал.

Мгла затопила Габен еще ранним утром. А затем, с каждым часом, она все поднималась и замешивалась, уже к вечеру сгустившись настолько, что полеты над городом отменили. Даже наземный транспорт работал с перебоями: кэбы исчезли, старенький омнибус не ходил, да и на трамваи было рискованно полагаться. При этом обвившие паутиной город трубы пневматической почты дрожали, почти не успокаиваясь, – сегодня они работали в усиленном режиме: личное общение заменили собой послания в капсулах.

Когда начало темнеть, уже ни у кого не осталось сомнений в том, что, пока шквал не закончится, нос из дома лучше никуда не высовывать. Ну а те, у кого дома не было, забрались в подвалы и на чердаки, забились в щели, откуда их не вытянуть – разве что клещами.

Постепенно улицы опустели. Полицейские тумбы на перекрестках выглядели одинокими и покинутыми – констеблей распустили по домам еще в два часа дня, и сейчас вроде как было самое время для всяческой мерзости, что порой творится на габенских улочках, но различные грабители, коварные убийцы, заговорщики и им подобные предпочли взять выходной. И то верно – кому захочется исчезнуть в тумане, раствориться в нем без следа.

Когда окончательно стемнело, Тремпл-Толл, который еще называют Саквояжным районом, словно бы и вовсе вымер. Мощеные брусчаткой улицы и мосты, обычно суетливые и бурлящие жизнью дворы-колодцы, еще вчера шумные рынки и нервная, как пациент психушки, Чемоданная площадь с хмурым зданием вокзала – все замерло и смолкло…

Время будто бы остановилось в укутанном во мглу городе. Помимо гудков сирены, от которых всякий раз внутри все вздрагивало, здесь сейчас не раздавалось ни единого звука. Вой ветра, трамвайные звонки, людские голоса, обычные для Тремпл-Толл скрипы, скрежет, звон, дребезг… их словно выключили. Туман пожрал все.

Почти все. Если вслушаться, в районе улицы Бремроук можно было различить звук быстрых шагов.

В тумане шел человек.

Совершенно не примечательный с виду человек – такой, знаете ли, обывательский обыватель. Но вся его обыденность сходила на нет, стоило только к нему как следует присмотреться. Это был нервный, чем-то обеспокоенный мужчина средних лет. Волосы взъерошены, пальто распахнуто, шляпа-котелок танцует в дрожащих пальцах, а под мышкой зажат портфельчик, из которого торчат конторские бумаги, подписанные неким Джонатаном Мортоном.

Даже невооруженным глазом было видно, что Джонатан Мортон то ли о чем-то забыл, то ли что-то потерял, то ли кого-то искал. Или же все это одновременно. И нервозность его, казалось, была вызвана вовсе не приближающимся к городу туманным шквалом.

Сегодня пошло не так решительно все. Это был именно тот день, когда Джонатан должен был быть дома пораньше, но мистер Лейпшиц-старший из конторы «Лейпшиц и Лейпшиц», начальник Джонатана, будто назло никого не отпускал до тех пор, пока даже конторские часы не устали идти. Злобный старик заставил всех своих служащих доделать отчеты, и никакие просьбы и мольбы не могли тронуть его сухую канцелярскую душу. Какие там просьбы, если даже сообщение о том, что на город надвигается жуткий шторм, в виде аргумента засчитано не было. И лишь когда дотошный глава конторы лично удостоверился в том, что все бланки заполнены, папки завязаны, а чернила налиты в чернильницы, он смилостивился и распустил своих клерков по домам.

Было восемь часов вечера. Стемнело, а туман уже поднялся до уровня третьего этажа. Раздраженный и уставший, Джонатан вышел из унылого, как ноющая зубная боль, здания, которое всей душой презирал, и направился к станции паротрамвая «Беззубый мост».

На станции во мгле стояли несколько человек. Встревоженные глаза, нахмуренные брови и нервно прикушенные губы. Эти люди напоминали лунатиков, которые вдруг вышли из своего сомнамбулического блуждания и явно не понимали при этом, где они оказались и как сюда забрели. Кто-то кивнул Джонатану, кто-то бросил на него быстрый взгляд и отвел глаза, а кто-то внутренне удовлетворенно осклабился, словно что-то шло по какому-то его плану.

Джонатан просунул в щель для монет пятьдесят пенсов и крутанул ручку. В тот же миг билетная будочка затряслась и заскрежетала, словно захихикала, и из нее выполз билетик. Разогнав рукой туман перед лицом, Джонатан уставился на станционные часы, висящие на столбе. Выделывали они что-то странное: ячейки на датчике обратного отсчета до прибытия трамвая зависли между «10» и «09». Судя по всему, часы были попросту сломаны…

Ни через девять, ни даже через десять минут трамвай не подошел. Джонатан и его собратья по несчастью прождали не меньше часа, и за это время мимо не проехал ни один экипаж. Казалось, что, кроме станции, весь Габен просто исчез, его будто бы больше не существовало… Под кованым навесом с каждой минутой все сильнее крепло вполне логичное предположение, что трамвая сегодня можно уже и не дождаться. На что кто-то постоянно твердил: «Нет, что вы! Еще будет! Последний трамвай! Это точно! Можете мне поверить!».

Джонатан поймал себя на том, что достает из жилетного кармана свои старенькие часики уже едва ли не каждую минуту, и подумал, что со стороны сейчас, вероятно, напоминает какого-то невротика. То и дело он порывался отправиться пешком, ведь, по сути, идти ему было не особо далеко – до следующей станции, но как часто и бывает, он все надеялся, что вот-вот, ну вот прямо сейчас, ну почти-почти… и трамвай подъедет. Да и мысль «Но я ведь купил билет…» не давала ему ступить и шага. Сугубо из-за своей нерешительности, он и простоял так долго.

И все же этот мерзкий город, видимо, решил сменить гнев на милость, и минут через пятнадцать к станции, пыхтя и скрежеща, подкатил трамвай маршрута «Сонный сквер – площадь Неми-Дрё». Джонатан обрадовался, забрался в полупустой вагон и пробил билетик зубами бронзового компостера. Выбрал место у окна.

Двери-гармошки с лязгом закрылись. Из рупоров-вещателей над ними раздалось трескучее: «Следующая станция – Городская лечебница», – и вагон, качнувшись, тронулся.

Трамвайщик зажег дополнительные фонари, но даже с ними удавалось осветить лишь ближайшие несколько футов впереди, поэтому он был вынужден ежечасно трезвонить, предупреждая возможных котов, бродячих собак, пьяньчуг и нищих детей, чтобы убирались с дороги.

Джонатан почти не обращал внимания на эти обычно раздражающие звуки. Его утешало, что он внутри, а не где-то там – потерян во мгле. Он представлял, что скоро выйдет у Больницы Странных Болезней, быстренько преодолеет квартал и, наконец, окажется на углу Хартвью и Флеппин. Ему не терпелось поскорее увидеть яркие светящиеся витрины, услышать веселую карнавальную музыку и ощутить это вышедшее прямиком из детства чувство – тепло, разливающееся по телу, когда коробку запаковывают в пеструю бумагу и перевязывают ленточками. А еще…

Добрые мысли вдруг забились по углам, как испуганные дети с возвращением злобного отчима.

Впереди сидели две дамы со сложенными антитуманными зонтиками, они что-то горячо и довольно громко обсуждали. Джонатана не особо волновало, о чем они говорят, пока до его слуха не долетело знакомое название.

– «Тио-Тио» – лучшая игрушечная в Тремпл-Толл, – сообщила одна из дам важно. – А новая коллекция кукол «Миранда. Коллекция для послушных девочек» просто восхитительна! Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах. Но мистер Догерти ее хвалил, и я поддалась на уговоры!

– Моя Клотильда вся обзавидуется, – проворчала другая дама. – Она тоже непременно захочет себе эту… эту Миранду.

– А ты не говори ей пока, что у Марджори она уже есть. Подожди, пока шквал не пройдет, а потом пойди в «Тио-Тио» и купи ее.

– Может быть, сейчас выйти и купить? Это же Клотильда! Она точно как-то прознает и устроит нам с Говардом кавардак и катастрофу.

– Ничего не выйдет. «Тио-Тио» уже не работает. Мадам Фрункель как раз закрывала, когда я уходила. Мы с одним лысым джентльменом, тем, у которого отвратительный длинный нос (я тебе рассказывала), были последними покупателями.

– Какая жалость…

«Да уж! Вот именно – какая жалость! – Джонатан сжал ручки портфельчика так крепко, что даже пальцы заболели. – Какой же я болван! Марго меня убьет… Бедный Калеб – он так ждет подарка!»

Трамвай остановился, двери открылись, что-то проскрежетал в рупоры трамвайщик.

С тоской отметив наглый клок тумана, вползший в вагон у Больницы Странных Болезней, Джонатан уставился в окно, за которым ничего, кроме мглы, не было. Учитывая подслушанный разговор, выходить на станции больше не имело смысла. Ему отчетливо виделись разочарованные лица жены и сына, когда он сообщит им, что ничего не купил. Нет, он не сможет им этого сказать… просто не сможет… Калеб не должен остаться без подарка в свой день рождения!

Джонатан решил не возвращаться домой, пока не купит подарок, и принялся вспоминать, где же еще поблизости были лавки или игрушечные мастерские. Ничего подходящего как назло не вспомнилось, к тому же в такое время и непогоду всё уже, вероятно, закрыто. Проклятье! Сперва этот туман, потом бездушный мистер Лейпшиц, а затем еще и трамвай, которого не было так долго… и вот он не успел в «Тио-Тио». Разве могло быть еще хуже?..

Трамвай вдруг резко качнулся, вздрогнул, словно у него прихватило сердце, и встал. Котел в рубке водителя зарычал на весь вагон, салон наполнился паром и шипением. Мигнули и погасли лампы. За ними и наружные фонари…

– Что такое? – раздались удивленные и испуганные голоса. – Что случилось?

Из вещателей над дверями раздалось: «Поломка! Поломка! Трамвай дальше не идет!».

– Ну вот! Здорово! – прорычал себе под нос Джонатан и направился следом за прочими возмущенными пассажирами к раскрывшимся дверям-гармошкам.

Трамвай не дотянул до станции «Бремроук-Фейр» совсем чуть-чуть – остановился в нескольких ярдах от перекрестка Бремроук и Харт.

На углу стояла синяя полицейская тумба с четырьмя торчащими во все стороны сигнальными трубами. Рядом с ней, точно восковая фигура, замер констебль в шлеме и темно-синем мундире с гербовыми бронзовыми пуговицами. На руках у него были белые форменные перчатки, а на поясе висела дубинка. Само наличие полицейского на посту удивило Джонатана – он полагал, что их всех на сегодня освободили от обязанностей.

Джонатан подошел к констеблю и кивнул ему.

– Прошу прощения, сэр. Добрый вам вечер.

– И вам добрый вечер, – глухо пробасил полицейский, окинув подошедшего подозрительным взглядом.

– Вы мне не поможете? Я попал в…

– Затруднительное положение? Слушаю вас.

– Вы не подскажете, поблизости нигде нет лавки игрушек или кукольной мастерской?

Констебль поглядел на Джонатана как на сумасшедшего.

– Вы ведь знаете, что объявлена штормовая тревога?

– Да-да, сэр. Просто это дело невероятной важности…

Полицейский потер подбородок.

– Ничего на ум не приходит. Хотя… – он вдруг замолчал, припоминая. – Да, были же «Детские манатки Монти». Небольшой магазинчик на третьем этаже дома на Бромвью, прямо возле аптеки Медоуза. Работали сутки напролет…

– О, благодарю вас, сэр!

– Не спешите радоваться! – хмуро сказал констебль. – Монти разорился.

Джонатан едва сдержал себя, чтобы не выругаться в присутствии представителя закона. Он поблагодарил констебля, пожелал ему хорошего вечера и, преисполнившись гневом и отчаянием, направился по Харт в сторону дома.

– Мистер! – окликнул его полицейский, и Джонатан обернулся. – Я не советовал бы вам сейчас идти по Харт – мне сообщили с соседнего поста, что там туман уже добрался до чердаков. Лучше следуйте по Бремроук – она не такая узкая! Может, не заблудитесь…

Джонатан кивнул и, последовав совету, двинулся вниз по Бремроук, вдоль трамвайных путей.

Констебль у тумбы будто нарочно выждал, пока он не скроется в тумане, после чего огляделся по сторонам, снял шлем и потопал как раз таки по улице Харт. Действия полицейского могли бы показаться Джонатану весьма странными, если бы он, конечно, их увидел.

Улица Бремроук, одна из самых оживленных и широких улиц Саквояжного района, сейчас совершенно на себя не походила. Было странно наблюдать отсутствие очереди к чистильному шкафу и почтовой тумбе. Было непривычно видеть окошко местной живой достопримечательности, мадам Эдвины Эдвис, продающей советы, закрытым. Что уж говорить, если даже никогда не затыкающаяся рекламная будка возле булочной «Бротт и Кристин» молчала – все ее трубы понуро склонились к земле, словно увядшие цветы. Окна лавок прятались за ставнями, а механическая вывеска-рыбка над «Чешуей Филлипа», обычно шумная и жужжащая шестерёнками, замерла в безмолвии. Семафоры не горели. Самоходные экипажи марки «Трудс» стояли вдоль бордюра с погашенными фонарями.

Пустынный тротуар, на котором всегда было не протолкнуться, сейчас принадлежал одному Джонатану, но он старался идти ближе к стене дома, чтобы не потерять направление. В простенках между окнами висели афиши нового радио-спектакля: их расклеили еще утром, когда только сообщили о грядущем шторме. На афишах была изображена черная фигура в пальто и цилиндре, застывшая в дверном проеме. Вокруг нее багровыми буквами значилось:

«То, чего вы все так ждали!

Щекотка для нервов, шаги за спиной, скрип половицы!

Радио-спектакль

“ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО”.

История, от которой стынет кровь!

Маховик для вашего сердца!

Гример вашей бледности!

Жуткое и загадочное происшествие!

Начало: с двенадцатым ударом часов в полночь. Не пропустите!

(вещание Старого центра)»

Что ж, афиша как ничто иное иллюстрировала сегодняшний Габен, впавший в кому Тремпл-Толл и настроение самого Джонатана Мортона.

Пустая трамвайная станция осталась позади, как и бакалея «Гнуфф» и мастерская по ремонту малых домашних механизмов. Дом внезапно оборвался – закончился, будто газетная страничка.

На столбе висел указатель: «Переулок Фейр». Джонатан глянул на табличку и погрустнел еще сильнее: ему еще идти и идти – будет здорово, если он доберется домой к полуночи и будет просто замечательно, если он успеет до начала шквала. А еще он уже совершенно отчаялся, понимая, что подарок для сына ему сейчас нигде не купить.

К столбу прислонился сколоченный из досок щит, на котором висела очередная афиша. Джонатан мимоходом бросил на нее безразличный взгляд: еще одно объявление о радио-спектакле? Он прошел еще не меньше дюжины шагов прежде, чем понял, что именно прочитал.

Пребывая в смятенных чувствах, Джонатан вернулся к столбу и уставился на плакат. Угольное изображение танцующего шута было настолько неровным и угловатым, будто его нарисовал ребенок – и не просто ребенок, а ребенок-пьяница. Но вот то, что было написано над ним, буквально ошарашило Джонатана. Он не верил своим глазам. А еще меньше он верил приписке в самом низу: «Работаем без выходных, в любое время дня и ночи и в любую погоду».

С трудом придушив в себе любые происки надежды, Джонатан направился к указанному на плакате переулку Фейр. Прежде чем в него войти, он в нерешительности замер. Дома по обе стороны переулка подступали друг к другу близко-близко, а единственный фонарь светился где-то в его глубине, как-то уж слишком нарочито приманивая к себе. Идти туда совершенно не хотелось, но выбора особо не было.

Звук шагов Джонатана эхом разошелся по переулку Фейр, но в нем же, казалось, и умер: вряд ли кто-то извне услышал бы его, даже проходя совсем близко. И уж точно никто Джонатана здесь не увидел бы. Ни одно окно в переулке не светилось. По сторонам чернели подъезды – в открытых дверях поселился туман. Здание по левую руку, старое кабаре «Тутти-Бланш», стояло заброшенным и заколоченным много лет. Одни говорили, что в нем когда-то случился пожар, в котором сгорела вся труппа. Другие утверждали, что в один из вечеров там произошла ужасная резня. В любом случае это место пользовалось дурной славой.

В темном закутке под прогнившим балконом стоял старый футляр от контрабаса – судя по спешно захлопнувшейся крышке и промелькнувшим на мгновение испуганным женским глазам, внутри него кто-то жил. Ну да, уж лучше такое укрытие от непогоды, чем никакого…

Вскоре Джонатан уперся в стену дома – переулок оказался тупиковым. В тусклом свете газового фонаря он с трудом различил вывеску над дверью. Надпись гласила:

«Лавка игрушек мистера Гудвина».

Большие запыленные окна темнели – что-то не было похоже, что здесь работают без выходных, в любое время дня и ночи и в любую погоду. ...