Владимир ТоринКое-что о лампочках и деревьях

Кое-что о лампочках и деревьях

Снежинка опустилась на одну из шестеренок. И медленно-медленно растаяла.

Шестеренок здесь было много: больших и маленьких, с наперсток и даже с игольное ушко. Все они без какого-либо порядка лежали в небольшом чемоданчике.

Раскрытый чемоданчик держал худой и долговязый человек средних лет в поношенном цилиндре, запотевших защитных очках и коричневом сюртучке, который был на него откровенно мал. Малы были, к слову, также и его клетчатые штаны, из-под которых проглядывали бледные костлявые щиколотки. Губы человека с чемоданчиком застыли в широкой-преширокой улыбке, вот только ни о каком хорошем настроении и речи не шло – просто губы эти заледенели на морозе.

Судя по всему, это и был тот самый мистер Клокворк.

«Что за “тот самый”?» – спросит кто-то.

Ответ крылся в крошечных рекламных афишках, кривобоко прицепленных под крышкой чемоданчика. На одной было изображено сердце, составленное из шестеренок, на другой стояла витиеватая надпись: «Мистер Клокворк и К°. Шестеренки м-ра Клокворка».

«Тот самый мистер Клокворк» продавал шестеренки. Торговал ими вразнос. Успешно?

Что ж, лучшей иллюстрацией того, как шли дела, могли служить презрительные и уничижительные взгляды зажиточной пары, которой мистер Клокворк преградил дорогу. Господин в дорогом коричневом пальто и цилиндре хмуро покачал головой; его супруга – в пальто кремовом и коричневой шляпке с сухими цветами – поджала губы.

Мистер Клокворк уже знал, что они скажут, и все же он надеялся. Надеялся, как в последний раз, но раскрасневшиеся от холода, разозленные лица были красноречивее любых слов…

Хотя и слова нашлись. Вернее, одно слово:

– Нет! – воскликнули прохожие хором, а затем они ушли. Важная дама утянула своего супруга подальше от подозрительного торгаша. Супруг и сам был не против утянуться.

Улыбка на лице мистера Клокворка со скрипом оттаяла и превратилась в гримасу разочарования.

Захлопнув чемоданчик, продавец шестеренок подул на озябшие пальцы, торчащие из перчаток-митенок, и огляделся по сторонам.

Тремпл-Толл, Саквояжный район Габена, полнился паром, дымом и шумом. Мимо, по улице Ллейн, прогрохотал трамвай, по мостовой, выплевывая красный дым из выхлопных труб, ехали экипажи, над головой, прорезав занавес падающего снега, пропыхтел небольшой почтовый дирижабль.

На тротуаре было не протолкнуться: кто-то из прохожих нес пакет с покупками, кто-то – коробки с подарками, а кто-то, сгибаясь в три погибели, волочил ёлку. Нервозность и суета висели в воздухе. Еще бы, ведь это был не простой день, а день накануне Нового года.

Сейчас было явно нелучшее время для того, чтобы приставать на улице к прохожим, но мистер Клокворк этого не понимал и предлагал шестеренки всем, кого видел, – выпрыгивал будто из-под земли со своей фирменной улыбкой и театральным жестом раскрывал чемоданчик. В ответ он слышал лишь неизменное «Нет!», да и то не всегда – чаще джентльмены и дамы просто проходили мимо, демонстративного его не замечая.

Все торопились домой. Наряжать свои колючие деревья, раскрашивать и рассылать поздравительные открытки, готовить праздничный ужин. Накануне Нового года мысли прохожих были заняты лишь пудингом, печеным гусем да имбирным печеньем.

Никому не было дела до бедного замерзшего мистера Клокворка и содержимого его чемоданчика. Во всей этой предпраздничной сутолоке продавец шестеренок сейчас походил всего лишь на одну из крошечных потерянных снежинок, которая в какой-то момент прибилась к чадящей печи продавца жареных каштанов, чтобы растаять, ну или, в его случае, – чтобы вызвать гнев бородача в переднике и хриплый окрик:

– Греться платно! Греться платно!

А погреться мистер Клокворк был не прочь…

Зима в Габене решила разгуляться как следует. Снег шел безостановочно весь последний месяц, к стенам домов привалились сугробы, с карнизов свисали гирлянды сосулек, а ледяной ветер бродил по улочкам, цепляясь за загривки прохожих зубами и царапая их когтями за бока.

Вот и сейчас злобный бродяга-ветер, выбрав своей жертвой не кого-нибудь, а мистера Клокворка, припал к земле, встал на четвереньки и вгрызся в его щиколотки, отчего бедолага запрыгал на месте…

Продавец шестеренок ветру быстро наскучил, и тот переключился на какую-то даму, сжимавшую чучело ворона под мышкой.

Мистер Клокворк между тем поежился в своем тонком сюртучке и снова огляделся по сторонам в поисках того, кому можно было бы предложить шестеренки.

«О, кажется, дела идут на лад!» – пронеслось в его голове, когда очередной прохожий вдруг остановился перед распахнутым чемоданчиком и начал что-то указывать продавцу шестеренок жестами.

– Эту? – обрадованно спросил мистер Клокворк. – Хотите эту шестереночку, мистер? Или вот эту?

Не сразу до него дошло, что прохожий нем: активно жестикулируя, тот всего лишь пытался отогнать назойливого торгаша прочь. Что ж, раз этот назойливый торгаш не понимает по-хорошему, трость ему все разъяснит предельно доступно и совершенно недвусмысленно…

Немой джентльмен ушел, не оглядываясь, а мистер Клокворк остался стоять на месте, потирая плечо и дуя на вмиг опухшую кисть.

«Сам виноват, – подумал он. – Полагал, что, раз праздники, никто тебя не огреет тростью? Хоть и приближается Новый год, это по-прежнему тот самый, старый недобрый Габен. И все же отчаиваться пока рано!»

Артур Клокворк был человеком, по меркам Габена и особенно Саквояжного района, невероятным – он просто не умел унывать. Он был из тех, кто, потеряв пенни на улице, скажет не «Провались оно все пропадом!», а «Главное, чтобы его подобрал хороший человек!». И все же сейчас, накануне Нового года, когда праздничное чудо носилось по переулкам да витало между крыш – только ухвати его! – жизнь казалась настолько беспросветной, что не поддаться тоске было сложно.

С самого утра мистера Клокворка преследовали сплошные неудачи, более того – настоящие злоключения!

А все началось с того чертежа…

…Чертеж был расстелен на верстаке. Потертый, дряхлый, надорванный и в некоторых местах прожженный, казалось, он, того и гляди, развалится. Бумага побурела от времени – и не удивительно, ведь ее нашли в старом чемодане на одной из городских свалок.

На чертеже было изображено некое устройство: пружины, роторы, катушки и магниты, оплетенные тонкими жилами проводов, и лампочка, похожая на аптекарскую колбу с проволокой внутри. Из-под согнутого уголка бумаги, словно пытаясь спрятаться, едва выглядывала витиеватая буква «З» – отметка и подпись автора этих схем…

На чертеж заползли руки в рабочих кожаных перчатках. Указательный палец пару раз стукнул по изображению лампочки, а потом его хозяин схватил разложенные на верстаке детали и принялся за сборку.

За столом в фартуке и форменном цеховом кепи сидел не кто иной, как мистер Клокворк.

Мистер Клокворк был взволнован – еще бы, ведь если все удастся и устройство заработает, ему выделят премию и, возможно, даже сам хозяин цеха, господин Борич пожмет ему руку. Но не это было главным. Ему не терпелось увидеть, как изображение на чертеже обретет жизнь.

Мистер Клокворк ни на мгновение не сомневался, что его творение восхитит и поразит всех, кто его увидит, но, пока оно не готово, лучше никому не знать, чем он тут занимается. Мистер Клокворк с радостью собрал бы «Электриситетный фонарь З.», как он называл устройство с чертежа, дома, но для этого ему не доставало некоторых важных инструментов…

Дело между тем спорилось. Деталь за деталью вставала на свое место, и устройство все больше походило на изображение. У мистера Клокворка был талант во всем, что касалось техники и механики, хотя сам он считал, что всего лишь «понимает что тут да как», и в этом нет ничего особенного.

Наконец настал черед самой важной детали – предмета, который в Тремпл-Толл не особо жаловали и которого многие так и вовсе боялись из-за расхожих суеверий.

Мистер Клокворк поднял голову и опасливо огляделся по сторонам.

В цеху «Самозажигательных ламп Борича» кипела работа. Гудели паровые станки, тут и там в воздухе рассыпались фонтаны рыжих искр. Две дюжины рабочих в таких же, как и у мистера Клокворка, фартуках и кепи трудились за своими верстаками: точили, сверлили, закручивали гайки – собирали и прилаживали взводные запальные механизмы для «Ламп Борича».

Убедившись, что на него никто не смотрит, мистер Клокворк украдкой достал из кармашка фартука небольшой сверток. Развернув мятую страничку старой газеты, он извлек на свет лампочку – точь-в-точь, как на чертеже. Никому даже не представить, каких трудов ему стоило ее добыть.

Бережно, двумя пальцами, взяв лампочку, он вкрутил ее в патрон, после чего взялся за небольшой рычажок. Затаив дыхание, мистер Клокворк щёлкнул им, и устройство издало жужжание. Лампочка неуверенно мигнула.

Да! Получилось!

Мистер Клокворк кое-что приладил-подтянул, а затем снова переключил рычажок, и лампочка зажглась. Весь верстак залило ярким желтым светом, так не похожим на тяжелый рыжий (почти коричневый) свет, который давали газ и керосин…

«Как красиво! – подумал мистер Клокворк. – Невероятно! Я смог! Сумел! И…»

И тут он вдруг понял, что стоявшие в цеху лязг и скрежет стихли.

Мистер Клокворк замер. За спиной раздалось: «Кхе-кхе».

Обернувшись, он увидел мистера Шоббли. Начальник цеха выглядел раздосадованным и злым – еще сильнее обычного. За ним сгрудились, казалось, все рабочие смены.

– И что здесь творится, хотел бы я знать? – процедил начальник цеха.

– Мистер Шоббли, я… я просто… – залепетал мистер Клокворк, но начальник цеха не дал ему закончить.

– Что это за мерзость?!

Он гневно ткнул рукой в «Электриситетный фонарь З.». Следуя его примеру, все рабочие подняли руки и ткнули в лампочку пальцами.

– Это не мерзость, а…

– Электриситет?! – прорычал мистер Шобли. – В моем цеху?!

– Да, но я подумал…

– Плевать, что вы там подумали, Клокворк. Вместо того, чтобы делать лампы нашего замечательного хозяина, господина Борича, вы тут собрали… это?! Как будто вы не знаете, что электриситет – это запрещенная мерзость и технологии того злыдня!

– Какого злыдня? – недоуменно уставился на начальника цеха мистер Клокворк.

– Вы знаете! Все знают!

– Боюсь, что не знаю…

Мистер Борич огляделся по сторонам и прошипел:

– Злодея Замыкателя.

Мистер Клокворк округлил глаза. Так вот, что значила эта «З» в уголке чертежа!

– Но ведь Замыкателя нет уже больше двадцати лет, – заметил он. – И не все его технологии несут зло. Это же просто фонарь!

– Это не просто фонарь! Это отвратительная гадость, и я не желаю видеть ее в своем цеху! Джилдс!

Один из рабочих подскочил к верстаку мистера Клокворка, схватил устройство и передал его начальнику. Тот, недолго думая, швырнул его на пол. Лампочка разбилась, а мистер Шоббли для верности еще пару раз наступил на нее ногой.

Мистер Клокворк в ужасе уставился на покореженный «Электриситетный фонарь», а рабочие по указке начальника цеха всем скопом бросились к верстаку, схватили чертеж и принялись разрывать его на куски.

Мистер Клокворк не мог им помешать и с бессилием наблюдал, как чертеж превращается в груду клочков.

В цеху прозвенел звонок, и рабочие застыли, задрав головы.

Из медного рупора под крышей раздалось: «Внимание! Работники цеха! Ночная смена закончена! Подойдите к мисс Хрюмм за жалованьем!»

Мистер Борич бросил на мистера Клокворка уничижительный взгляд, развернулся и пошагал к выходу из цеха. Рабочие поспешили за ним.

Едва не плача, мистер Клокворк взял из груды обрывков клочок чертежа. На нем была изображена лампочка.

– Мой фонарь… – с тоской прошептал он…

…Очередь сдвигалась медленно. ...