Анна Луна Сердце Зверя

Пролог. Конец марта

Из исправительно-трудовой колонии Владимир Зверев, молодой, крепкий парень, по кличке Зверь, сбежал ранней весной.

Все получилось спонтанно, без плана и подготовки, просто воспользовался случаем, который подвернулся невзначай. У него даже форы было минут пятнадцать, пока заметили на перекличке, что нет одного заключенного. Но перепуганные лагерные начальники погоню организовали по всем правилам голливудского кино.

Он не хотел забираться глубоко в лес, но охранники, выстроившиеся полукругом, как немцы в фильмах о войне, сжимали кольцо. Вот и пришлось, утопая по пояс в рыхлом снегу, пробираться через бурелом. Бежал, постоянно оглядываясь, и не заметил ловушку: ухнул под снег и покатился с горки. Думал, все, прощаться пора с этим миром, но сокрушительный удар по спине и голове не только остановил его, но и на какое-то время оглушил. Зверь потерял ориентацию, не понял, где находится. Когда немного пришел в себя, огляделся.

Он оказался в маленькой пещере, образовавшейся между двух больших валунов, каких в Карелии водилось великое множество. Зверь пошарил руками, и сообразил, что может заползти глубже. Здесь даже снега было мало, видимо, только тот, что забивал в расщелину сильный ветер. Зек нагреб белой трухи, закрыл вход и затих, только нос торчал наружу. Болело все тело, но в этой выемке можно было спрятаться и пересидеть погоню.

А она шла за ним по пятам. Особенно страшно стало тогда, когда двое охранников остановились возле его схрона. Он слышал, как они переговаривались по рации, и боялся, что громкий стук сердца выдаст его присутствие.

– Посмотри там, среди кустов что-то чернеет.

– Нет, это пень.

– У него оружие есть?

– Не думаю. Если только палку возьмет.

– Собак вызвали?

– Скоро будут.

«Это плохо. Собаки не люди, след возьмут быстро», – прикинул Зверь и, как только преследователи покинули это место, дождался, пока начало темнеть, и выбрался из пещеры.

Запоздало подумал, что надо было напасть на тех охранников и прихватить у них фонарики и рации. Но после драки кулаками не машут, придется в темноте двигаться. С одной стороны, хорошо, охрана не заметит, а с другой – опасно, можно заблудиться и замерзнуть в лесу. Решил пробираться вдоль высоковольтной линии – хоть какой-то ориентир в темноте.

Шел, как тать, перелесками, от куста к кусту. Добежит до одного дерева, отдохнет, послушает лес и дальше идет. Старался глубоко в чащу не забираться: опасно, в карельских лесах водились волки. Не раз в колонии рассказывали байки о них.

Погоня ушла в сторону. В лесу было тихо и жутко. С наступлением полной темноты он чувствовал себя неуверенно. Как истинный городской житель, зек боялся леса. Каждый шорох, треск сучка под ногой, стук веток друг о друга заставлял его вздрагивать. На всякий случай он нашел толстую палку с развилкой на конце, когда-то с такими рогатинами ходили на медведей, и шел теперь, опираясь на нее. Падение с горы и удар головой о валун не прошли даром. Он чувствовал, что уходят силы, и уже готов был сдаться.

Как он ни был насторожен, а все равно прозевал опасность.

Волк напал сзади, тихо, вероломно. Лишь в последнюю секунду Зверь услышал шорох за спиной и дернулся в сторону. Опасные клыки лязгнули над ухом и сомкнулись на толстом воротнике ватника. Тяжесть волчьего тела сбила с ног, и Зверь упал на колени, яростно пытаясь скинуть напавшего со своего загривка. Пальцы лихорадочно нашли пуговицы. Одно движение, и ватник остался в зубах у волка. Зверь вскочил, бросился в сторону, схватил палку, которую выронил от неожиданности, выставил ее перед собой и прыгнул к ближайшему дереву. Быстрый взгляд вокруг – нет ли рядом стаи.

Волк мотнул головой, отбросил ватник в сторону и снова приготовился к атаке. Его светящиеся глаза уставились на человека. Он припадал на задние лапы, скалил пасть, с острых клыков на снег капала слюна.

– Пошел отсюда! – громко крикнул на него Зверь и также ощерился, не отрывая взгляда от волчьих глаз.

Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, адреналин бушевал в крови, поэтому он совсем не чувствовал холода. «Надо достать ватник! – мелькнула мысль. Он спиной сделал шаг в сторону лежавшей куртки, и в этот момент волк снова прыгнул. Постоянная лагерная готовность к атаке врага и на этот раз спасла зека. Он двумя руками выставил рогатину вперед и со всей силы ударил ею волка. Палка сломалась. В правой руке остался только короткий обрубок.

Волк отлетел в сторону, но вскочил на лапы и прыгнул снова. Зек не успел перестроиться и, чтобы защититься от клыков, выставил левую руку. Острые зубы с противным чмоканьем сошлись на запястье.

– А-а-а! – закричал от боли Зверь.

Кровь брызнула во все стороны и оросила снег темными пятнами. Тут бы и пришел конец сбежавшему зеку, но он не привык сдаваться. Зверь сцепил зубы и из последних сил ударил волка рогатиной в глаз. Раздался громкий хруст, и острый конец палки мягко провалился в глазницу. Волк разжал челюсти и закрутился, мотая головой. Теперь уже его капли крови летели во все стороны. Но Зверь не остановился: или он, или волк. Другого не дано. Не обращая внимания на боль и кровь, он продолжал раз за разом втыкать обломок рогатины в тело волка, пока тот не упал, обессиленный.

Зверь остановился. Из горла рвался крик. Его трясло от возбуждения и внезапно нахлынувшего страха. Только сейчас он понял, что избежал смертельной опасности. Он посмотрел на волка. Его бок все еще вздымался, но он был уже не боец. Из раскрытой пасти, залитой кровью, вырывалось хриплое дыхание.

Еще секунду назад сияющие в темноте глаза погасли. Мутный взгляд блуждал по соседним кустам, пока не заметил человека. Волк всхрапнул, дернул лапами. Зек напрягся и поднял палку, которую сжимал в правой руке, а левая висела плетью. Но агония была недолгой. Через пару секунд лапы перестали шевелиться, вытянулись, волк закрыл глаза и затих.

Зверь судорожно вздохнул: слава богу! Он поднял глаза к звездному небу. Где ты, боже? В ответ – глухо. Он огляделся. Ему показалось, что в дальних кустах опять сверкают горящие глаза. Отчаяние охватило его. Сбежать из колонии, чтобы быть съеденным волками – никому не пожелаешь подобной судьбы.

Он поднял ватник, сунул в него правую руку и посмотрел на левую: что делать с ней, он не знал. Кровь на морозе остановилась. Слава богу, волк не прокусил вену, иначе застывали бы на снегу уже два трупа. Но теперь на Зверя накатилась волна такой боли, что он чуть не завыл. А еще он не мог пошевелить рукой и чувствовал смертельный холод.

Стуча зубами от пережитого напряжения, он вытащил из брюк край майки, но разорвать ткань пальцами одной руки не получилось. Тогда он, поминутно оглядываясь, присел, дотянулся зубами и дернул изо всех сил. Трикотаж подался. Дальше было проще. Снять робу, а потом через голову майку у него не получилось: каждое движение причиняло боль до потери сознания. Упасть в лесу и замерзнуть он не хотел. Скрипя зубами от нестерпимой, вонзающейся в мозг боли, он просто перетянул запястье поверх робы оторванной тряпкой. Сделал два шага вперед и остановился, озираясь. Загнанный, раненый, дошедший до крайней степени отчаяния.

Надо выбираться к людям, но куда?

Глава 1. Июнь

«Ура! Завтра в лагерь! Еще один год прошел», – пела душа Инны.

Она летала по квартире, собирая вещи, а дочь ей помогала. Они были счастливы, что уезжают из душного города на природу, где проведут три восхитительные смены в летнем оздоровительном лагере для детей.

Семилетний сын где-то прятался. Как настоящий домосед, он не любил эти летние выезды и всегда смертельно обижался на мать, тянувшую его за собой.

Инна иногда думала, что живет от лагеря до лагеря, от лета до лета. Она отказывалась лететь на море, куда ее каждый год звал муж, не желала принимать процедуры в санатории и тем более не хотела жить в деревне у свекрови, с которой не ладила, и каждый день ковыряться в огороде.

– Тебе там медом намазано, что ли? – сердился недовольный муж. – Или любовника завела, вот к нему и мотаешься?

– Ага, – веселилась Инна, – мой любовник – детский лагерь.

Действительно, лагерь – ее жизнь, ее развлечение и ее работа. Уже несколько лет подряд она свой отпуск проводила там, на берегу Онежского озера, и так прикипела сердцем и душой к этому месту, что дни считала до отъезда.

Муж со временем смирился, понял: что жену и дочь, одержимых летним лагерем, не исправить. Так, и в этот год Костя уговаривал, ругался, но делал это вяло, без лишней инициативы. Он тоже понимал, что ничего плохого в лагере нет. С его точки зрения все складывалось отлично: жена все лето проводила с детьми. Их кормили, поили, обеспечивали жильем, да еще и зарплату платили. Красота!

Инна же видела в лагере другое.

– Море? Зачем мне море? – говорила она мужу. – Купаться в Онежском озере нисколько не хуже, чем в море. Песчаный пляж манит точно так же, и синие волны плещутся о берег, и горизонта не видно. Закрой глаза, и ни за что не отличишь.

– Вода же холодная! Не боишься детей простудить! – не сдавался Костя.

– Ерунда! Они везде заболеть могут. Зато какая красота кругом! Наглядеться невозможно. Вспомни, как в песне о Карелии поется:

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озер…

– А, делай, как знаешь! – отмахивался муж.

Инна так и видела, как в его голове зреют планы, на что потратить месяцы свободы. Если ее все время вела жажда приключений, то муж всегда мечтал о покое. Его идеалом была рыбалка на заре, послеобеденный сон и… мамин огород.

Инна застегнула сумку, отнесла ее к дверям и пошла проверять рюкзаки детей. Она перетряхивала их вещички, прикидывая, что можно оставить дома, а без чего нельзя обойтись, и воспоминания нахлынули волной, заставили быстрее колотиться сердце, сбили дыхание. Что ее ждет этим летом? С какими людьми она познакомится?

Так, а это что? Инна вытащила из рюкзака сына игрушечную машинку. Мишка давно уже забросил свой гараж: целыми днями зависает в планшете.

– Алена, это ты собирала вещи Мишке?

– Да. Он не хочет.

– Вот упрямый поросенок! – Инна бросила машинку и отправилась на поиски сына. – Мишка, куда ты спрятался? Сынок, вылезай!

Она знала, что приказывать ему бесполезно, но можно как-то договориться.

– Мам, он в ванной закрылся, – крикнула дочь, оторвавшись от телефона, по которому болтала.

Аленке уже исполнилось тринадцать лет, и она собиралась в лагерь со всей ответственностью пылающей юности. Давно созвонилась с подружками, с которыми весело проводила время в прошлом году, и выяснила, с кем из них встретится этим летом. Но главное, она разузнала, кто из мальчиков их отряда приедет снова. Вот и сейчас с загадочным и взволнованным видом она спрашивала кого-то:

– Кто приедет? Лешка? Да ну! Не верю. Он же сказал, что на лагерь ему по фиг.

Заметив мать, наблюдающую за ней, Аленка вскочила с кровати, на которой валялась, и закрыла дверь, сделав круглые глаза. Инна вздохнула: дочка выросла, уже тайны имеет от нее. И где этот мелкий? Она постучала в дверь ванной.

– Миш, выходи. Давай поговорим!

– Не выйду. Я с папой в бабушке поеду.

– А я скучать буду. Неужели ты меня бросишь?

– Тогда поехали с нами. Зачем вам с Аленкой нужен этот лагерь?

– Ты с матерью не спорь!

– Хочу и спорю! А что, нельзя?

– Костя, разбирайся сам со своим сыном, – махнула рукой Инна и вернулась к несобранному рюкзаку.

– Инн…, может, и вправду мне его с собой взять? – несмело поинтересовался муж.

– Твой отпуск начнется через неделю. С кем он будет дома сидеть, пока ты на работе?

Дверь ванной приоткрылась, и оттуда показалась белесая голова Мишки.

– Я дома посижу.

– Ага! Разбежался! Посидит он. Хочешь целый день в компьютере в войнушку играть?

– Ну, мам, можно?

– Нет. Но если ты проведешь с нами неделю, то потом я разрешу тебе уехать с папой в деревню.

– Не поеду.

Дверь демонстративно хлопнула.

– Как знаешь! Я предложила, а ты думай. Дома один не останешься.

Громкий вой сообщил на всю квартиру, что Мишка не согласен с решением матери. Но главой семьи была она, муж в вопросах воспитания права голоса не имел.

Как сын ни сопротивлялся, а уже на следующий день стоял, насупившись, с рюкзаком за плечами и ждал автобус. Инна украдкой рассматривала молодых студентов, приехавших сопровождать детей в лагерь. Как всегда, парней брали на спортивном факультете, а девушек – на педфаке. Заместитель директора лагеря Альберт Григорьевич, в простонародье – Алик, подходил к подбору своих кадров со знанием дела.

Среди ребят выделялся красивый молодой человек под два метра ростом. Инна с восхищением рассматривала его бугристые мышцы, выглядывавшие из рукавов футболки. Воображение дорисовало все остальное.

– Что, хорош? – к ней подошел Алик и подмигнул.

Заместитель начальника был маленького роста. Смешной, похожий на клоуна, потому что носил красные или зеленые штаны, человечек, вечно дерганый и нервный, но в то же время, любимый и взрослыми, и детьми. Женщины из столовой его подкармливали вкусняшками, малыши бегали следом табунами, остальные сотрудники снисходительно улыбались, но прощали ему все. Лагерь без Алика Инна представить не могла, как и не понимала, чем, собственно, он занимается, кроме подбора кадров.

Поговаривали, что его гиперактивность связана с наркотиками. Кто-то даже утверждал, что видел, как Алик вдыхал белый порошок. Но он не оправдывался и не отнекивался, только улыбался и бежал по своим лагерным делам. Все время на взводе, всегда на ногах.

– А кто это?

– Сашка Кирпичников. Он в этом году из армии пришел и сразу сюда.

– О, значит, он не студент?

– Нет. Он старожил лагеря. Вырос в нем с детства. Все тропинки в лесу знает. Будет отвечать за полосу препятствий и за другие мероприятия, связанные с туризмом. Красив, чертяка! – с восхищением присвистнул Алик. – Эх! Почему я не женщина? Инна, не хочешь с мальчиком развлечься. Научишь его любовным утехам.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? Я замужняя дама с двумя детьми, – возмутилась Инна.

– Одно другому не мешает, ты же у нас красавица! – подтолкнул ее в бок Алик.

– Скажешь тоже, – зарделась она.

Алик сказал правду: Инне достались от родителей превосходные гены. В тридцать три года она сохранила девичью стройность и привлекательность. Особенно она гордилась фигурой. Две беременности не оставили на ней никаких следов, разве что по паре растяжек на груди, но она голая разгуливает только перед мужем, а ему все равно. Талию можно было обхватить ладонями, а длинным и стройным ногам позавидовала бы любая модель.

– Да, не прибедняйся ты. Гляди, на тебя все парни уставились, – ляпнул Алик и осекся: Мишка угрюмо наблюдал за ним. – А что это твой пацаненок волчонком смотрит? Опять в лагерь не хочет?

– Не хочу! – крикнул Мишка и для убедительности топнул ногой. – Родители меня не любят.

– Оставь его в покое, – Инна коснулась локтя Алика и помотала головой.

– Смотри, девка, а если сбежит?

– Типун тебе на язык, Альберт Григорьевич! Скажешь тоже! – Инна насупила брови, а сердце сжалось от тревоги. Может быть, и вправду надо было оставить сына дома?

– Мама, – прибежала Аленка. Ее глаза возбужденно блестели. – Лешка снова приехал, – зашептала она горячо на ухо.

– Какой Лешка? – Инна по-прежнему рассматривала людей, с которыми ей придется работать этим летом.

– Ты что, не помнишь? В прошлом году он меня выбрал самой красивой девочкой в отряде! Видишь, тот, длинный, это брат Лешки.

Инна нашла глазами мальчика, на которого ей показывала дочь. Симпатичный. Совсем не похож на брата, но тоже рослый, с красивой и ладной фигурой. Кажется, Аленке он нравится. Мать внимательно посмотрела на дочь. Девочка имела угловатые коленки и локти, но ее личика еще не коснулась угревая сыпь. Гладкую кожу щек, нежную и бархатистую, как у малышки, заливал румянец, синие глаза, опушенные длинными ресницами, возбужденно блестели, яркий рот приоткрылся, показывая два передних зуба, едва намеченная грудь возбужденно вздымалась.

«Вот и Аленка начинает превращаться в маленькую женщину, – вздохнула Инна, – как быстро идет время!»

Взрослые распределили детей по автобусам. Инна еще раз оглядела красавца, который подал ей руку при входе в автобус, поймала его взгляд и робкую улыбку и потеряла к нему интерес: двадцатилетние мальчики ее не волновали. Через десять минут колонна тронулась в путь. Инна села рядом с Мишкой и погрузилась в воспоминания.

***

Лагерь, куда они ехали, назывался «Онежец» и находился в двадцати километрах от города. С одной стороны, это было удобно: можно в любой момент сорваться по делам и вернуться обратно. А с другой – близкое расстояние от города стало настоящей проблемой. Особенно, когда попадались такие дети, как в прошлом году. Инна сразу представила Кольку, восьмилетнего мальчика, который сбегал каждый день, а его потом все разыскивали. Когда мальчишку спросили, зачем он это делает, он пожал худенькими плечиками и ответил:

– Хабчики собираю.

– Что? – удивилась Инна, так как разговор происходил в медпункте, медсестрой которого она работала.

– Бычки, окурки, – пояснил ей Алик.

– А зачем тебе хабчики?

– Ну, и странная тетя! – опять пожал плечами Колька. – Курить, конечно.

Инна тогда долго не могла прийти в себя. Ее Мишка только на год младше этого мальчишки и ни на шаг не отходит от родителей, а тут…

– Дети, мы едем под мостом. Быстро загадывайте желание! – крикнула старшая вожатая Аня.

Вот еще один интересный персонаж. Казалось, Алик сам со странностями и сотрудников пробираете себе под стать. Несмотря на юный возраст, восемнадцать лет, девушка работала в лагере в этой должности уже второй год. Инна сначала удивилась, как могли назначить на ответственную и нервную работу девчонку, только что закончившую школу, но потом, понаблюдав за ее активной деятельностью, поняла, что лучше Ани никто не сможет организовать мероприятия для детей. Студенты, приезжавшие в лагерь в качестве воспитателей и вожатых, безоговорочно признавали ее лидерство.

Правда, об Ане тоже ходили нехорошие слухи. Ее часто видели в отелях города и ресторанах с иностранцами, в основном с финнами. Кто-то даже сказал, что Аня и ее подруги – элитный эскорт, но Инне не хотелось в это верить. Девушка всем сердцем любила детей, лагерь и дорожила работой в нем.

Дети замолчали. Инна тоже загадала желание. Она мечтала пережить какое-нибудь легкое любовное приключение. Пресная семейная жизнь утомляла однообразием. А в лагере можно познакомиться с молодыми ребятами и даже пофлиртовать. Решиться на открытый роман она не могла, смелости не хватало, и ответственность давила, а пощекотать себе нервишки – почему бы и нет.

Слева между деревьями замелькало Онежское озеро, значит, скоро они будут на месте. Инна вытянула шею, взволнованно вглядываясь в дорогу. Вот-вот покажется справа поворот, затем автобусы проедут еще несколько десятков метров до ворот лагеря и… она дома. Сердце готово было выпрыгнуть из груди и бежать впереди колонны, так Инна волновалась.

– Мама, – окликнула ее дочь, – я сразу пойду в отряд.

– Хорошо.

– Я с тобой останусь, – насупился Мишка.

– Нет.

– Почему? – захныкал сын.

– Кровать узкая, нам будет тесно.

– Ну, и что!

– Перестань капризничать! Бери свой рюкзак.

– Ты не мама, ты злая мачеха!

– Поговори мне еще!

Но Мишка дальше нытья не шел, поэтому Инна была спокойна. Она знала, что ее сын будет стоять рядом, брюзжать, может даже слезу пустить, но никуда не убежит, пока она не сдаст его в руки вожатым. Уже к вечеру он адаптируется в отряде и найдет себе приятеля по интересам. Ее необщительный мальчишка не доставлял больших проблем, поэтому тревоги Алика она считала беспочвенными.

Наконец детей распределили по отрядам, молодые вожатые забрали их, и Инна могла пойти к себе. Дорога от ворот вела на небольшую площадь перед столовой. Слева от нее располагались друг за другом детские корпуса, рядом с которыми была спортивная площадка, а справа находился длинный деревянный корпус для сотрудников. Часть коридора этого корпуса отделили дощатой стеной и сделали за ней медпункт и изолятор для больных детей. Это и была вотчина Инны и врача Марины Дмитриевны, которая являлась таким же старожилом лагеря, как и Инна.

В медпункт вел отдельный вход с другой стороны корпуса, но в него легко можно было попасть и из блока сотрудников. Правда, по нормативам, дверь, разделяющая корпус, должна была быть всегда закрыта, но кто соблюдает эти правила, когда нет больных детей?

Инна зашла в изолятор, осмотрела обитые рейками стены, погладила свою кровать, открыла тумбочку: там обнаружила одну палочку бигуди из колючек. Обрадовалась, будто встретила старого друга. А она весь год удивлялась, почему в наборе не хватает одной штучки.

– Господи, спасибо тебе за еще одно лето счастья! – закружилась Инна, сжимая бигуди. Остренькие мохнатые ворсинки впивались в ладонь, и жизнь казалась прекрасной.

– Ты чего, Инна? Молишься?

В комнату заглянула Марина Дмитриевна, потом затащила две большие сумки. Вот еще один странный сотрудник лагеря. Почему берут с собой именно этого доктора, никто не понимал, но каждый год она выгружалась из автобусов с солидным багажом и обставляла свой лагерный быт с максимальным комфортом в отличие от Инны. Врач вообще не напрягалась работой: она могла целый день просидеть в столовой, беседуя по душам с поварами, посудомойками и уборщицами. Больных детей принимала Инна, и вызывала М.Д., как звали доктора в лагере, только если сама не могла справиться с ситуацией. В остальных случаях Марина не трогалась с места.

– Инна, бросай свои шмотки и в медпункт. Нужно привести его в порядок. Через час придет первая партия детей на осмотр, – приказала Марина Дмитриевна.

– Хорошо, а вы куда? – спросила Инна, увидев, что доктор уже готова сбежать.

– Мне надо проверить столовую.

– Но я одна не справлюсь с потоком детей.

– Хорошо. Ты пока разбирай лекарства и наводи порядок, а я сбегаю, и приду тебе помогать.

М.Д. исчезла.

– Ну, что за наказание, а не человек! – в сердцах буркнула Инна.

Она понимала, что вытащить из столовой М.Д. будет трудно, но выбора у нее не было. Она знала, на что подписывалась. Инна осмотрела медпункт: коробки, коробки, пакеты. Везде пыль и запустение. Она вытащила ведро и швабру. Слава богу, хоть эти вещи на месте.

– Вам помочь?

Инна оглянулась: в дверях стоял юноша, почти мальчишка и с любопытством разглядывал ее.

– А ты кто?

– Я вожатый. Первый раз приехал работать в лагерь вот и осматриваюсь. Это медпункт?

– Думаю, да. Над входом висит табличка.

– Я видел. Просто так спросил.

– Если ты вожатый, значит должен быть с отрядом.

– Да, я помощник.

– А-а-а, – протянула Инна, – школьник, значит.

– Ну, да. Перешел в одиннадцатый класс.

В лагере каждый год работали такие мальчишки и девчонки. Они слабо помогали воспитателям, но были с детьми на одной волне, за это их и брали с собой.

– Давайте, я вам лучше помогу. Я хочу стать врачом, мне здесь все интересно. А в отряде пока только мешаю.

– Как тебя зовут, помощничек?

– Женя.

– Набери, Женя, воду.

Инна сунула ему в руки ведро. Он кинулся к раковине, которая была в кабинете. Инна наблюдала, как он пытался подставить под кран ведро, а у него не получалось.

– На улице есть колонка. Набери там. Здесь пока вода ржавая идет. Видишь? – она открыла кран, и тут же во все стороны брызнули рыжие капли. – Воду пропустить сначала надо.

Они вдвоем с трудом справились со всем объемом работы. Марина Дмитриевна, как и предполагалось, не появилась. Первый осмотр детей не требовал присутствия врача: измерить рост, вес, посмотреть голову на вшивость и занести все это в лагерную карту могла и медсестра, только вот вдвоем это было намного быстрее сделать.

Наконец первичный осмотр был закончен. Врач появилась только через два часа, когда услышала в столовой разговор недовольных вожатых. Девушки жаловались, что пора уже накрывать столы для обеда, а дети все еще стоят в очереди в медпункте. Марина Дмитриевна прибежала, уселась за стол, как скала, и стала записывать данные. Дело пошло быстрее. Увы, каждый год приезжали дети с проблемными головами. Вот и сейчас Инна записала три человека на обработку. После обеда ей придется заниматься еще и этим, кроме того, что нужно было осмотреть корпуса.

Мишка, сидевший на кушетке, познакомился с Женей, который был помощником как раз в его отряде. Он безропотно прошел медосмотр и ушел с вожатым, даже не оглянувшись на мать. Да и ей, честно говоря, пока было не до сына: вечером проверит, как он устроился. Дочь Алена старательно делала вид, что они не знакомы. Ей хотелось быть взрослой и самостоятельной, а при маме она стеснялась. Все, как всегда, ничего нового.

Они с Мариной быстро пообедали, Инна намазала головы девочкам специальным раствором и оставила на полчаса отмокать, затем тщательно промыла им волосы, высушила своим феном и отправила на тихий час. Наконец-то наступила минута передышки. Она пошла в изолятор, где так и стояла ее нераспакованная сумка, и с удивлением увидела, что доктор спит.

Инна только покачала головой! Когда? В какой момент эта женщина разобрала свои вещи, постелила белье и успела заснуть? У медсестры не было ни минуты свободного времени, а Марина Дмитриевна о себе позаботилась славно.

Не успела она расстегнуть замок на сумке, как в дверь приемной комнаты задрожала от яростного стука.

– Помогите! Спасите!

Глава 2. Июнь

Марина открыла глаза. Обвела изолятор мутным взглядом и остановилась на медсестре.

– Посмотри, кто там?

Но Инне не нужны были приказы доктора. Она выскочила в коридор и увидела лагерного сторожа с мальчиком, перемазанным кровью, на руках. Быстро открыв дверь, она помогла положить ребенка на кушетку. Дед трясся от горя и слез. Правая нога мальчишки была перемотана полотенцем, красным от крови.

– Что случилось? – спросила Инна, пока готовила перевязочный материал. Ее руки тряслись. Она не переносила вида крови и каждый раз очень нервничала, когда сталкивалась и такими проблемами. Она боялась раскрыть полотенце и взглянуть на рану, молча проклиная Марину Дмитриевну, которая всегда укладывалась на дневной сон без нижнего белья и в ночной сорочке.

– Он… топором… по ноге, – дед не мог говорить спокойно. – Спасите внука!

– Господи! Марина Дмитриевна! Срочно сюда!

Инна чувствовала, как паника охватывает ее сознание: сейчас еще и сторож в обморок грохнется.

На крыльце послышались шаги, и через секунду в медпункт вбежала бабушка, работавшая поваром на кухне. Она бросилась к внуку, который уже осип от крика, Инна едва удержала ее.

– Марина Дмитриевна!

Бабушка накинулась с кулаками на деда.

– Ты куда смотрел, старый хрыч!

– Я дрова колол. Он рядом вертелся. Я только отвернулся, а он…

– А ну, живо покинули все медпункт!

Инна испуганно оглянулась: на пороге стояла врач, как есть, в ночной рубашке. Инне хотелось ее чем-нибудь прибить за нерасторопность и лень. Но крик доктора возымел действие. Старики захлопнули рты, даже мальчишка поднял полные слез глаза и замолчал.

– Уходите, – Инна подтолкнула сторожа и его жену к коридору. – Мы сами справимся.

– Инна, ты еще даже рану не посмотрела, а уже меня зовешь! – теперь доктор, которому помешали спать, накинулась на медсестру.

– А вы не видите, сколько крови? – огрызнулась Инна и протянула Марине салфетку, смоченную спиртом, чтобы та продезинфицировала руки.

– Так, посмотрим, что у нас тут?

М. Д. Осторожно стала разматывать полотенце – мальчик закричал и стал дергаться, не давая врачу осмотреть рану.

– Тихо, тихо, – успокаивала ребенка Инна. Она живо представила, что такое может случиться и с ее сыном, и сердце зашлось от боли.

– Держи пацана крепче! Что стоишь столбом?

Это она-то столб? Инна чуть не захлебнулась от возмущения. Паника неожиданно исчезла, голова снова включилась в работу. Доктор и медсестра, без слов понимая друг друга, занимались ребенком.

Наконец полотенце было отброшено в сторону. На голени виднелась рана, сантиметров десяти в длину, как раз по размеру лезвия топора. Инна стерильными салфетками, пакет которых успела вскрыть до прихода врача, осторожно убрала кровь по краям раны, чтобы улучшить обзор. Мальчишка опять закричал. В коридоре ему вторила бабушка, которую уговаривал дед.

– Дай мне перекись и крепче держи парня.

– Что вы будете делать? – ужаснулась Инна.

– Обеззараживать.

– А может, скорую вызовем.

– Потом.

Марина Дмитриевна взяла пузырек с перекисью и проигнорировала салфетку, которую протянула Инна. Доктор наклонила голову набок, приноровилась и плеснула прямо из бутылочки на рану. Мальчишка выгнулся дугой и тоненько запищал. Он бил Инну руками, пытаясь освободиться от захвата. Она едва справлялась с мальчишкой. Но вот он затих и лежал, тяжело дыша. Эта борьба и ему далась нелегко. Перекись распределилась по ноге розовыми пузырьками, потекла на клеенку кушетки.

– Зачем вы так? – Инна чуть не плакала. Она видела вялые груди, качавшиеся в глубоком вырезе ночной рубашки, и всем сердцем ненавидела Марину.

– Безжалостно? Нет, дорогая, это как раз из сочувствия к ребенку. Ты представь, если бы я все медленно делала, какой невероятной пытке я бы подвергла мальчишку. Правда, пацан? Тебя как зовут?

Видимо, первый приступ боли прошел, потому что он, всхлипывая, ответил:

– Максим.

– Так вот, Макс, я сейчас тебе перевяжу рану.

– А больно будет?

– Немного, но уже не так сильно, – она говорила, а руки двигались, не останавливаясь ни на секунду. – Вот если бы я йодом залила твой порез, это другое дело. А перекись – ерунда. Чуть-чуть пощиплет. А во время войны солдатам сразу йод на раны лили. Вот где была настоящая боль. Инна, спроси у деда, он сам повезет в город внука?

Инна оставила мальчика и вышла в коридор. Краем глаза она видела, как Марина Дмитриевна положила несколько салфеток сверху раны, потом стала бинтовать. Максим уже не плакал, только легонько хныкал. И у нее напряжение отпустило. Несмотря на скверный характер, лень и любовь к сплетням, Марина была хорошим доктором и никогда, в отличие, от Инны не паниковала в критической ситуации.

Стоило ей только появиться в дверях, как старики набросились на нее с вопросами.

– Что? Как Максимка?

– Родители нас убьют!

– Степан Михайлович, внука нужно отвезти в город. Рана большая, ее надо зашить. Как лучше поступить? Вы сами поедете или нам лучше вызвать скорую?

– Это ты виноват! Ты! – бабушка колотила деда по спине, потом схватилась за сердце. – Ох! Инна, что-то мне заплохело.

– Держитесь, Клавдия Ивановна.

Инна махнула рукой деду, подхватила повариху и, прогибаясь под тяжестью тучного тела, повела ее в медпункт.

Увидев состояние сторожа и его жены, Марина махнула рукой и вызвала скорую.

– Надеюсь, ты теперь без меня справишься? – посмотрела она на Инну.

– Попробую, – буркнула та в ответ. ...