Андрей Земляной Волхв

Глава 1

Нет в мире ни чёрта, ни ангела. Есть лишь наши страхи перед бесконечным мирозданием.

Григорий Распутин

На очередной сессии, Верховный совет, рассмотрев обращение коллектива юристов и преподавателей юриспруденции, постановил создать комиссию по пересмотру статей Уголовного Кодекса СССР, посвящённых самообороне, её пределах, и ответственности за превышение пределов самообороны. Также признанно необходимым пересмотреть статьи о холодном оружии, и пересмотре Правил приобретения и хранения огнестрельного и холодного оружия гражданами СССР.

Вестник Верховного Совета СССР. Июль 1974 год.

— Это что? — Виктор смотрел на комок из проводков, воздушных конденсаторов, и трубочек, похожий на результат взрыва в радиоприёмнике.

— Это антиграв Николаева — Иваненко. — Гордо ответил профессор, доктор наук и академик Дмитрий Иваненко.

— Как-то у меня это выглядело попроще. — Виктор покачал головой. — И как результат?

Профессор чуть поскучнел.

— Мы практически не понимаем, как эта штука работает. Пока есть только общие прикидки и план исследований.

— А как с тягой? Я, как мне помнится, до пары килограммов раскачал.

— Ну, милейший, это же совершенно непрофессиональный подход. — Иваненко снисходительно улыбнулся. — Интересы науки требуют куда более взвешенного подхода, и спокойного, неторопливого развития. Это если хотите — академическая этика. Развитие цивилизации не терпит суеты.

— Знаете, Дмитрий Дмитриевич. — Виктор усмехнулся. — Вы конечно большой учёный, и работали с самим Ландау, и вообще звезда первой величины, а я — простой советский инженер. Но мне, с высокой горы наплевать на ваши высоконаучные эротические игры. Доклады, формулы, и как вы там друг друга поглаживаете в разных местах, на симпозиумах, наслаждаясь своей значимостью. Я, как уже сказал инженер. И мне важно вот это, простое: тяга, расход энергии, надёжность и так далее. Если вы не можете этого обеспечить, я соберу десяток молодых парней, и они за полгода — год, с помощью высоконаучного тыка, сделают мне гравитационный подвес, который я смогу вставить в транспортное средство, или в технологическое оборудование. У меня за спиной не абстрактный прогресс абстрактного человечества, а двести пятьдесят миллионов советских людей. И каждый должен быть сыт, одет, в тепле, и спокойствии. А благо остального человечества меня не беспокоит совершенно. Ровно так же, как и проблемы большой науки. И если вы мне сейчас скажете, что ваш коллектив не в состоянии обеспечить практически значимые результаты исследований, то я развернусь, уйду, и буду решать вопрос имеющимися у меня аппаратными ресурсами. А вы продолжите заниматься академической этикой.

Когда выдающемуся учёному Дмитрию Иваненко предложили заняться изучением установки, которая неведомым образом создавала антигравитацию, он сразу решил, что это розыгрыш его коллег. Такие розыгрыши были в ходу в академической среде, и считались нормой. Но дело в том, что это ему сказал человек, который вообще не любил шуток, даже смешных. Мстислав Всеволодович Келдыш, который ему рассказал об этом, был предельно серьёзен, а когда Иваненко сам осмотрел установку, то убедился в том, что устройство действительно создавало обратную гравитацию. То есть до включения устройство весило на два с половиной килограмма больше чем после. И это в наглухо запаянном металлическом кубе.

Он даже навёл справки об этом Николаеве, который установку собрал. Никто. Мальчишка и аппаратный прилипала, которого он планировал оттереть от изобретения века, и дать установке новое имя — своё.

И когда этот Николаев пришёл в лабораторию, ничто не говорило об опасности. Аккуратно и даже с некоторым шиком одетый молодой человек, с волевым лицом, внимательными глазами, и потёртыми часами Мозер, на руке.

Но вдруг, из-за этой вполне пристойной оболочки, показалась такая пасть, полная страшных зубов, что Иваненко даже пожалел, что связался с этой темой.

— Но позвольте…

— С чего бы это я вам что-то позволил, любезный? — Удивился Николаев. — Товарищ Келдыш вас порекомендовал, и я прислушался к его мнению. Но как видно Мстислав Всеволодович, ошибался на ваш счёт. Или всё-таки нет? Я вот уверен, что вы завалите дело. А он считает, что только вы сможете его продвинуть, до технической реализации. И у вас лишь один способ доказать, что я неправ.

Сев в машину, Виктор перевёл дух. Да, он сознательно нагнал жути на учёного, но иначе их не заставить шевелиться. А что ему? Деньги капают, процесс идёт… Куда и зачем ему торопиться? Тем более, тема такая… богатая. Можно и госпремию урвать, и орденок. А там глядишь и вообще дать теме своё имя. Виктору было достаточно наплевать на то, кто будет числиться автором изобретения, но если по справедливости, то нужно было бы найти того парня, который сгинул где-то в лагерях, и присвоить антиграву его имя. Но Брежнев решил, и Келдыш поддержал его решение, что изобретение должно быть названо Антиграв Николаева. На этом дискуссия была закрыта.

Но саму тему нужно будет держать под контролем. — Виктор раскрыл толстый блокнот, и сделал пометку в списке дел, которые находились под постоянным вниманием.

Таких дел было немало, но что самое печальное, количество их множилось, и тому не было края. Вот и сейчас, Виктор ехал на заседание художественно-промышленной комиссии, которая принимала внешний вид и функциональность новых изделий.

Всё дело проходило в павильоне Лёгкая Промышленность на ВДНХ, где гос. предприятия СССР, и кооперативы выставили свою продукцию, на которой они хотели видеть надпись: «Сделано в СССР».

В руках у Виктора был толстый каталог, где он возле каждого изделия в пустом квадратике ставил плюс или минус. Иногда ноль, то есть изделие нужное, но строго для внутреннего рынка.

Больше всего было всяких утюгов, чайников, и мелких игрушек от кустарных артелей, потому что их делать было проще всего. Но попадались и вещи достойные внимания. Например, Минэлектронпром, выкатил целую серию калькуляторов. Настольных с большими яркими цифрами, и карманных с прогрессивными светодиодными индикаторами, и даже со встроенным печатающим устройством.

Вся техника министерства выпускалась под коллективной маркой «Электроника» и чего там только не было. Уже упоминавшиеся калькуляторы, звуковая техника, вычислительная и даже наборы для самодельщиков. Только в этой реальности, дизайн был куда лучше, и не без творческих находок, которые Виктор нагло попятил у дизайнеров будущего, полагая, что выпуск техники нового облика только подстегнёт промышленную эстетику.

Поэтому и катушечный магнитофон был красив как космический аппарат. С большим количеством ручек, переключателей и парой красивых стрелочных индикаторов. Эта серия выпускалась в четырёх модификациях. Самый накрученный и сложный, по цене тысячу рублей, чуть попроще, но такой же качественный в семьсот рублей, ещё более простой, но зато с собственным усилителем и парой колонок, за пятьсот рублей, и совсем простой одномоторный аппарат с усилителем и встроенными динамиками, за двести пятьдесят рублей. Тот, что подороже, был прямым конкурентом импортным магнитофонам, потому как имел такое же качество звука, более интересный дизайн и вдвое меньшую цену. Даже аппарат первого класса, мог с лёгкостью поспорить по качеству с японцем, а по цене убивал его напрочь, та как стоил в три раза дешевле.

Далее на стенде шли кассетные аппараты. И стационарные с высоким качеством звука, и портативные с урезанным звуком, и совсем карманные для записи лекций, и прочих прикладных функций. Например, ввода программного кода в персональные компьютеры.

Причём вся техника была двойного назначения и могла использоваться в качестве промышленных накопителей. Электроника АЛ 102 устанавливались в подводные лодки, правда без блока звукового усилителя и с упрощённой приборной панелью. И это было целиком и полностью заслугой Николаева, который дал настоящий бой на коллегии Совмина, посвящённой градациям качества и торговым наценкам. Военные упирались как могли, но и их сломали доводы Виктора, который объяснял, что сама концепция разного качества для военных и для людей ущербна и полностью противоречит советской идеологии. И обязательно наступит момент, когда сниженные требования по качеству, переползут на военную продукцию. А если мотор произведённый на заводе может оказаться как в магнитофоне на подводной лодке так и в аппарате в детском саду, это приведёт к тому что все моторы будут высокого качества. Не будет никаких поблажек по приёмке вроде того, что существует сейчас: вот этот хороший мотор, в этот ящик, для военных, а вот этот в ящик для прочего люда.

И это сработало ко всеобщему изумлению. Рабочий раньше мог получить три рубля за двигатель первой категории, рубль за двигатель второй, и полтиник за третью. И он вполне осознанно делал необходимые по плану пару двигателей по первой категории качества и остальное гнал для зарплаты, потому как времени на них требовалось вдвое а то и втрое меньше чем для самого качественного изделия.

Проблема была в том, что моторы по третьей категории были совсем плохими и не проходили ОТК, фактически являясь браком. Поэтому их сразу отправляли на заводы, которые делали всякую механическую технику для кухни, где они грелись как печка, выли словно турбина и могли сгореть через пару лет работы. А когда на участке осталась лишь одна категория и брак, то количество продукции сначала упало в три раза, а после потихоньку начало расти пока не достигло плановых показателей.

Собственно, так работали практически все заводы производившие точную механику и другую ответственную технику. Часовому заводу не нужна шестерёнка третьего сорта, а авиационному производству ни к чему гидравлические трубки, не вписывающиеся в жёсткие допуски. Изделие либо принято ОТК, либо летит в ящик с надписью «Брак».

Директоры заводов были людьми разными, но как правило дураками не являлись, и сокращение градаций качества, приняло широкий размах, сначала на всех заводах Минэлектронпрома, а позже и других заводов, что сначала вызвало некоторое бурление в трудовых коллективах. Но на очередном совещании в ВЦСПС[1], приглашённые рабочие вертолётного и станочного завода объяснили представителям трудовых коллективов правду жизни.

Собственно, на этом вся буча и закончилась. Заодно вдруг выяснилось, что таким нехитрым образом в никуда уходило огромное количество ресурсов, и рабочих часов. До двадцати процентов экономики прямо работало на свалку производя вещи ненужные или некачественные которые частенько прямо с завода уезжали на утилизацию.

Факты производственного вредительства стали темой для обсуждения на коллегии Минфина, Партконтроля, и других серьёзных ведомств. Способов борьбы с таким явлением было немало, но Виктор предложил разбираться с каждым отдельно. Наверняка будут случаи, когда директор вынужден производить какой-то планово-убыточный мусор, или вообще изделие значится в промплане, а никому не нужно. Вот и оседает оно на складе, а после тихо отъезжает на переплавку или на свалку. Но конечно же ровно перед тем как устраивать проверки и посадки, разослать по предприятиям памятку — инструкцию по выявлению изделий низкого качества и спроса, и порядок действий если такое вдруг находилось.

В итоге общая эффективность народного хозяйства приросла на пять процентов, а это для такой огромной страны цифра очень существенная. Особенно учитывая, что добыта она была на ровном месте.

Таких явных дыр в хозяйственном механизме СССР было немного, но вскрывались они медленно и печально. Директоры заводов, конструкторы и КБ, словно клещи вцепились в систему хозяйствования, когда расход материала покрывал ошибки в проектировании и производстве. Например, двигатель советского производства был в полтора раза тяжелее чем его аналог по рабочему объёму из США, и на двадцать процентов менее мощный. Конструкторы упирали на то, что такие двигатели могут прослужить по полсотни лет, но это была ложь, ибо надёжность их тоже была ниже чем у западных аналогов.

Именно возле такого двигателя остановился Виктор. Запорожский моторостроительный завод сделал бензиновый мотор объёмом в два литра, мощностью в восемьдесят лошадиных сил и каким-то адовым расходом, словно их двигатель попутно производил из воздуха серебряные слитки.

— Н…да. — Виктор покачал головой, и сразу же к нему шагнул представлявший изделие лысоватый мужчина среднего роста в не новом, но вычищенном и отглаженном костюме коричневого цвета.

— Товарищ…

— Николаев. Информационное управление Верховного Совета.

— Так что же вам не понравилось в нашем двигателе? — Спросил мужчина забыв представиться.

— А почему он мне должен нравиться? — Виктор с интересом посмотрел на мужчину. — Ваш двигатель предназначен для чего? Для какой техники он спроектирован?

— Наш двигатель может быть установлен на любой тип техники в народном хозяйстве… Начал представитель завода.

— Для трактора — маловато сил. Для тягача — тем более. На лодку? Но тогда нужен особый редуктор, и экономичность. Куда ещё?

— На грузовик. — Подсказал стоявший за спиной посетитель выставки.

— На грузовик тоже не пойдёт. Сто сил, это курам на смех. У нас легковые машины со стосильным мотором и пятью пассажирами в салоне, с трудом въезжают в гору. А грузовик вообще будет вползать на первой передаче. А что с ним случится на бездорожье, которого у нас хватает, я вообще боюсь предположить. Ну, же, товарищ. Так для чего был спроектирован и построен ваш мотор? Или вы потратили государственные деньги на проектирование и постройку пробной партии просто так? Для галочки и премии?

— Да как вы смеете! — Представитель завода которому нечем было крыть уже набрал воздуха в лёгкие чтобы утопить неприятные вопросы в скандале, когда молодой человек, который их задал, просто сделал пометку в каталоге, и отошёл к следующему экспонату.

— Нет подождите! — Мужчина решительно шагнул следом, но Николаев лишь отмахнулся.

— Расскажете всё в Совмине. Через три дня будет совещание по результатам выставки, там и поговорим. Вам пришлют приглашение. — Виктор обернулся к Елене, которая уже достала свой блокнот, и чиркнула для памяти. — Директора завода тоже пусть пригласят. — И не обращая больше внимания на закипающего гражданина, перешёл в следующий ряд, где стояла бытовая техника МинЭВМ, и смежных министерств, таких как Минсредмаш, Минсвязь, и прочих.

Минвнешторг как-то сумел договориться с немцами и у Сименса был куплен завод по производству конденсаторов и резисторов. Ранее, год назад провели полное переоборудование двух заводов по выпуску полупроводников и вступила в строй фабрика микросхем. Кроме того, во время войны американских республиканцев с финансовой верхушкой в экономической системе мира возник определённый хаос, что позволило заключить контракты на поставки оборудования для контроля радиоэлементов, что сразу дало возможность поднять качество проверки деталей, и даже на старом оборудовании выдавать приличное качество. С появлением в производстве радиоэлементов высокого качества, вперёд шагнули и военная техника и бытовая.

Ещё помогали немецкие рабочие высокой квалификации, которых нанимали в качестве мастеров на станочные участки. Причём не везде подряд, а на те места, где действительно требовалась высокая культура производства.

Работу каждого такого специалиста контролировал партком и профком, так что директоры, которые и рады были бы задвинуть иностранца куда подальше, лишь бессильно хмурились, но делу не препятствовали.

Вообще после разгрома торговых криминальных группировок, и подпиравших их партийных кланов, в СССР возник некий недостаток власти именно на местах, который быстро заполняли Советы народных депутатов, которые и по конституции являлись главной властью в стране.

Сильно помогало то, что КГБ и МВД, работали очень активно, и всем тем кто стремился урвать себе дополнительных привилегий, крепко давали по рукам. И конечно же в числе оных оказались многие директоры крупных предприятий, которые в отсутствии «руководящей и направляющей роли Партии» вдруг ощутили себя наместниками бога на земле. Следом за директорским корпусом потянулись главы производственных объединений и министры, но всё кончалось просто и быстро, торжественными проводами на пенсию.

И не помогали никакие петиции от лица трудового коллектива или явные демарши со стороны профсоюзных органов. Сразу набегали правоохранители, которые быстро и в доступной форме объясняли, что завод государственный, и здесь можно играть только по тем правилам, которые оно установило. И это в том случае если проверяющие не находили никаких нарушений со стороны директора. А то персональная пенсия в лучшем случае сменялась просто пенсией, или вообще условным сроком. Реальных сроков не давали. Всё же человек действительно много сделал для производства. А что под старость стал дурковать, так это вообще можно списать на производственную травму.

Виктор закончил осмотр в секторе где показывали автотехнику. Там показывали полноприводную Волгу 24-34, переднеприводной ВАЗ 21032, и совсем новинку — дизельный УАЗ 3155Д. Причём буква Д обозначала не дизель, а удлинённый кузов. По сравнению с 469 моделью, машина стала на десять сантиметров шире, на метр длиннее, и за счёт этого куда более пассажировместимой. Теперь там можно было поставить семь мест, или сделать большой грузовой отсек. Заводчане даже сделали вариант с дополнительными дверями, усиленной рамой, возможностью размещения на крыше пулемётной турели, и гнездом под радиостанцию.

Но всех уделали Рыбинский моторостроительный и Серпуховский завод мотоколясок. Рыбинск сделал двигатель, коробку и часть ходовой, а Серпухов превратил это всё в четырёхместный багги с мощной трубчатой рамой, длинноходовой подвеской, и удобными глубокими креслами.

С двигателем в сто пятьдесят сил, полным приводом и широкими арочными колёсами, багги свободно летала по песку и глубокой грязи, легко брала любые осыпи и склоны. И при этом стоила вполне вменяемые две тысячи рублей. Мотоцикл Днепр стоил тысячу, Запорожец — три тысячи, но не обладал и десятой частью той проходимости, которую показывал «Егерь».

Этот проект Виктор тащил из чистого упорства, просто для того, чтобы получить опыт преодоления всяких чиновных дураков, и откровенных вредителей. От первоначального эскиза до конечной реализации, прошло уже почти два года, но результат не мог не радовать.

Армия, пограничные войска КГБ, и Внутренние Войска, схватились в жёсткой схватке деля годовой выпуск в тысячу машин, и понадобилось вмешательство лично Брежнева, который обязал новый Воронежский автозавод, обеспечить внеплановый выпуск двухсот машин в месяц.

Воронежский завод купленный под ключ у немцев, был небольшим, но предельно автоматизированным производством, где на должностях мастеров работали инженеры с высшим образованием, а наладчики и станочники были не ниже пятого разряда. Завод как раз заканчивал пусконаладку, и предполагалось что он будет выпускать новую 27 Волгу, но решение Брежнева всё изменило. Багги такого типа конечно были нужнее чем машина относительно высокого класса, особенно учитывая направление на моторизацию войск, и повышение мобильности. Дозорных и разведывательных машин лёгкого класса в Советской армии просто не было. «Егерь» конечно не решал всех проблем, но снимал очень существенную часть.

Но военные не были бы таковыми если бы не выяснили кто всё это придумал, и воплотил. Маршал Куликов даже как-то при встрече отругал Виктора что тот не представил свои эскизы сразу в военное ведомство. Так мол будет гораздо проще.

— А я и представлял. — Виктор усмехнулся. — Три раза отправлял спецпочтой в Генштаб. И даже отписки не получил.

Несмотря на то, что лицо у маршала пошло красными пятнами, выдержки он не потерял, и даже продолжал улыбаться, и только голос его подвёл, когда он чуть закашлялся и буркнув «Я разберусь», перевёл разговор на другую тему. А через два дня, сначала позвонил Куликов, а чуть позже на приём к Николаеву пришёл седоволосый полковник, которому следовало отправлять все материалы по возможной модернизации армии и флота. У полковника был собственный адрес фельдъегерской доставки, и телефон спецсвязи, поэтому Виктор предположил, что офицер занят при Начальнике генштаба какой-то внутренней работой. И чтобы визит не был совсем уж бесцельным, он прямо на листках обычной бумаги, нарисовал карандашом несколько проекций квадроцикла и угловатый бронеавтомобиль известный в нашем мире под названием «Тайфун-К».

Полковник задал несколько вопросов по эскизам, и не дрогнув лицом откланялся, но придя в министерство попросился на приём к начальнику Генштаба, и сразу положил перед ним эскизы Виктора.

— Вот, товарищ маршал. Товарищ Николаев передал.

— Хм. — Готовился к разговору?

— Вряд-ли. — Полковник помотал головой. — На моих глазах рисовал. И ещё так, посидел над чистым листом, словно по памяти выбирал, что именно рисовать.

— И что думаешь? — Куликов поднял взгляд от рисунков.

— Чертовщиной конечно попахивает, так, конкретно. — Полковник кивнул. — Но это пусть церковники разбираются, чёрт он или ангел. Самое главное, он наш. Советский. А остальное неважно.

[1] ВЦСПС Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов.

Глава 2

Оптимисты изобретают самолёт, пессимисты — парашют, а реалисты зенитно-ракетный комплекс.

Маршал Советского Союза Леонид Говоров.

Корреспондент Франс Пресс, встретился с советским министром иностранных дел Примаковым, и задал ему несколько вопросов.

— Скажите господин Примаков, значит ли сегодняшнее потепление отношений между СССР и западным миром, что дни «Холодной войны» закончены?

— Противостояние разных взглядов на будущее человечества которое получило название Холодной Войны, мне кажется, имело своей целью не выяснение кто из нас подвижнее, технологичнее и более привержен общечеловеческим ценностям. Соперничество, а временами настоящая война были прямо инспирированы теми кругами, которым не нужно мирное соревнование систем, а нужен всеобщий хаос.

Мы в Советском Союзе очень рады тому, что в политике запада здравый смысл возобладал, и риск всеобщей войны снижен до приемлемых величин. Всеобщая война не нужна никому, и мы точно так же хотим уверенно смотреть в завтрашний день, как и все жители нашей планеты.

Ле Монд. 20 июля 1974 года.

Председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, как никто знал, что кадры решают всё. Людей способных к управленческой работе тщательно подбирали по всему Союзу, обкатывали на разных должностях, временами подсовывая провокационные взятки и вообще давая совершить разные ошибки, смотря как себя ведёт человек в разных ситуациях, и уже на основании этого принимали решение о дальнейшем продвижении. Причём взятка была грехом небольшим, если она не вредила общему делу. Человек слаб, а зарплата, если подумать, совсем не впечатляла размерами. У министра СССР она была в пределах пятисот рублей, что примерно равнялось доходу проводника на южном направлении летом. Конечно существовали всякие способы стимулирования работников, от путёвок до импортной аппаратуры и вещей, но с разрушением системы спецраспределителей, всё стало куда менее привлекательным. Импортную технику можно было купить в магазине, а одними санаториями человека не мотивировать.

Поэтому ударными темпами строились новые дома, а освобождаемые по суду или по отъезду граждан из СССР квартиры в элитных домах, полностью попадали в фонд правительства Москвы, Управделами ЦК, и прочих госучреждений высокого уровня. К счастью, квартира принадлежавшая государству переходила в собственность гражданина только после пятнадцати лет проживания в ней, так что не возникало необходимости в огромном жилом фонде. Те, кто по разным причинам терял работу в Москве, имел право на компенсацию в виде квартиры в крупном городе — миллионнике, но прежнее жильё нужно было освободить. Поэтому все, кто устроились на хорошую работу, держались за неё руками и зубами.

Ещё одним способом поощрить работника была выдача разрешения на приобретение машины, выделение участка под дачу, недалеко от Москвы, и кредита на всякие бытовые нужды от Сберкассы под символический процент.

Так вот ни один из этих способов поощрения для Виктора Николаева — самого молодого номенклатурного работника в СССР, не годился. С деньгами у него было судя по всему всё в порядке, хотя бы потому что он сначала заплатил полсотни тысяч за прогулочный кораблик, а чуть позже просто подарил его пионерам. Дача, или точнее загородный дом, у него уже был и в самом роскошном месте Москвы, напротив Водного Стадиона. Машина? Тому, кто ездит на Линкольне, подаренном самим президентом США? Техника? По слухам, Бердский радиозавод которому он нарисовал внешний вид комплекса домашней аппаратуры, и даже расписал некоторые конструктивные решения, подарил полный комплект за номером 0001 собранный и вылизанный заводскими мастерами. Путёвка? Да он только что приехал из санатория для сотрудников внешней разведки, о котором слухи один круче другого. И выходит, нечем его подмаслить. А сделать это необходимо. Как минимум потому, что Алексей Николаевич планировал плотно привлечь Николаева к работе в Совмине. Он естественно согласовал это с Брежневым, и тот сильно удивил Косыгина ответив: «Ну если уговоришь». И тут же пояснил.

— Понимаешь, самому Витьке, это вообще не нужно. Ни славы, ни наград. Всё что ему нужно, он с лёгкостью добудет хоть здесь, хоть в Африке. А делает он это всё только потому, что ему страна дорога. И он реально много делает для нас. Ты вот хочешь, чтобы он делал ещё больше… А мы сможем это всё переварить? Не захлебнёмся? Знаешь эту историю с новой Волгой? Под неё купили завод у гансов. Нормальный такой завод. Хоть танки выпускай. Но уговорили тебя и меня новые машины на нём делать. Мол торговля задыхается. А этот… — Брежнев тяжело вздохнул. — Пришёл с папкой, в которой состояние наших дорог. И сколько мы теряем машин из-за аварийности в год, и столько ресурсов тратим на обслуживание машин. И какие схемы проворачивают дорожники чтобы пилить бюджеты. И доказал, как дважды два, что нам нужны не Волги, а катки, грейдеры и всё остальное что нужно для укладки дорог. А завод… завод пусть делает внедорожники пока нормальные трассы не построили.

Тот разговор Косыгин запомнил хорошо. И в первую очередь потому, что в первый раз столкнулся с тем, что человек не рвался на какие-то управленческие позиции и высокую зарплату, а делал это в силу каких-то внутренних убеждений. И вопрос с усвоением новых вводных был действительно непраздным.

Сотни управленцев уже понизили в должности потому что они не справлялись с новыми задачами, которые никак не вытекали из их предыдущего опыта. Их место занимали совсем другие люди. Не искушенные в аппаратной борьбе, а технари и работники с «земли». Возможно с годами они пообтесаются в коридорах, и станут более терпимыми к аппаратным играм, но пока, руководству приходилось постоянно сглаживать противоречия между технарями и управленцами.

Но у Косыгина была совсем другая проблема. Корабль под названием СССР уже довольно заметно отклонился от маршрута, которым шёл после Сталина. И дело вовсе не в развитии кооперативного движения, которое задушил Хрущёв. Изменилась вся политика страны включая глубинные, целеполагающие слои.

Прекратилась помощь компартиям, соцстранам и вообще экономическая стратегия стала жёстче. И если раньше можно было уверенно сказать, что СССР опора всех социалистов и коммунистов, то теперь, им нужно было очень постараться чтобы получить хоть копейку помощи. А как только Союз ушёл с рынка продажи государственных идеологий, сразу сбавили обороты США, и Европа. И тут неожиданно выиграл именно СССР. Потому что невозможно соревноваться с конгломератом европейских стран, и США. Ни в военной сфере ни тем более в экономической. И вместо того чтобы проигрывать за большие деньги, Союз стал проигрывать бесплатно, чем прежде всего облегчил жизнь своих граждан. Пошли вверх зарплаты учителей и врачей, инженер стал не изгоем, а уважаемым членом общества, а торгаши, сидели тихо, или просто сидели, получив свой пятерик, и запрет на работу в сфере торговли.

Происходили и другие подвижки в обществе, словно сквозь всю страну прорастало что-то новое, и неведомое.

И ведь вот только-только экономический механизм устоялся после реформы 66-70 года. Собственно, реформа была не особо глубокой, и прежде всего была направлена на стимулирование рабочего класса. Предприятия получили возможность оставлять у себя гораздо больше средств на материальную поддержку работников, что сразу привело к росту производства примерно на семь процентов в год. И вот новые изменения…

Реформы Николаева, если там можно выразится, уже дали годовой прирост в пять процентов, и это без всяких постановлений, и приказов. Просто там подвинули, тут прикрутили, и то, что отдавало пар в свисток, начало работать. И всё это без участия правительства страны.

А председатель правительства очень не любил чего-то что находится вне его контроля. Вот поэтому он и хотел, чтобы Николаев, поучаствовал в работе правительства. Пока как заместитель председателя госкомитета по науке и технике, что вообще –то было очень и очень весомо в плане карьеры. Но, конечно не для начальника управления при Верховном Совете.

— Да… — Протянул Косыгин, задумчиво перебирая докладную по Николаеву лежавшую на столе. — Парню двадцать два, а у него всё есть, и даже более того. — Он поднял трубку, и набрал по памяти четырёхзначный внутренний номер.

— Пётр Семёнович? — Зайди пожалуйста.

Давний соратник Косыгина, матёрый аппаратчик Пётр Семёнович Радищев, уже через минуту входил в кабинет Председателя правительства. Они давно были на «ты» ещё с пятидесятых годов, и несмотря на сложившуюся разницу в положении, оставались близкими друзьями. Кроме того, Пётр Семёнович, был вхож в кабинеты очень разных ведомств, и порой приносил весьма ценные сведения, помогавшие принимать решения.

Косыгин дал ему почитать объективку на Николаева и коротко рассказал об имеющейся проблеме.

— Понимаешь, Лёня — то знает, куда рулит, но никому не говорит. А я тоже хочу знать. Ну и парень этот, интересный. Тоже было бы неплохо его к нашим делам пристегнуть. Он конечно и так в них по уши. Но я хочу, чтобы было не как он хочет: Прибежал, что-то сделал, и снова занялся своими делами.

— А ты хочешь его сначала в стойло поставить, а после запрячь. — Кивнул головой Пётр Семёнович, не отрывая взгляд от текста. — И это у тебя не получится. — Он отложил документ в сторону давая понять, что прочитал. — Я тебе вот что скажу, того что нет в этой писульке. — Он пренебрежительно оттолкнул от себя объективку. — Знаешь, что его охраняют парни из Девятки?

— Да, там вроде были какие-то покушения… — Косыгин кивнул.

— Не какие-то, а очень даже конкретные. — Радищев хмыкнул. — Сначала спецгруппа ЦРУ, которых он свинтил в одиночку, убив одного из боевиков. Затем группа обученных парней из Палестины, ну и в самом конце, пара израильских диверсантов. И всех сделал он один. И это, не считая террориста в самолёте, и настоящей банды. И вот такого парня, ты собрался определить в стойло? Да, когда к нему Туполев прискакал ругаться, Андрея Николаевича уже через пять минут увезли на скорой. Инфаркт, и нет человека. Что мог сказать двадцатилетний парень такому прожжённому интригану как Туполев? Ты пойми, я не нагоняю жути, но сейчас его охраняет усиленная бригада, какой и у тебя нет. Бронированная машина, плюс два микроавтобуса. И это, не считая, что в его аппарате люди из ГРУ, и прочих интересных мест. Итак, резюмируем. У парня, который в состоянии завалить пятерых боевиков ООП, и пару израильских диверсантов охрана чуть поменьше чем у председателя КГБ, или, например, у самого Брежнева. А знаешь, что на столе у парня, кроме кремлёвской «вертушки» аппарат ЗАС[1] министерства обороны?

— Хрена себе. — Косыгин покачал головой. — У меня такого нет.

— А я о чём. — Пётр Семёнович кивнул. — И это всё, оно не про его золотую голову, будь она хоть сто раз бриллиантовая. Это всё про секретность, и уровень доступа. Это значит, парень секретоноситель высшей категории, каким был, например, Курчатов. Что уж там такого в его голове, что к нему лезут со всех сторон, я не знаю, но явно не тайны хранения овощей.

— И что, советуешь не соваться? — Опытнейший руководитель каким был Косыгин, переживший двух генсеков, и работавший в правительстве третьего, прекрасно понимал, что такой кадр ему точно не по зубам.

— Зачем? — Радищев покачал головой. — Можно с ним работать. Только на его условиях, и не нарушать взаимные обязательства. Просто найди его как-нибудь в неформальной обстановке, да пообщайся. Он говорят парень не только головастый, но и за дело радеет. Так что вам точно есть что обсудить. А повод… повод мы найдём. Двадцать второго июля день рождения у Павла Осиповича Сухого. Справлять будут двадцать шестого в пятницу. Там будет всё КБ, и Виктор тоже приглашён. Ну а мы вполне можем заехать поздравить.

— О! Он тут заявку присылал, на высокотемпературные печи и стенд высокого давления. — Вспомнил Косыгин. — Можно подписать, и в качестве довеска к подарку, вручить.

— А в качестве основного подарка часы из спецфонда. — Подсказал Радищев. — Сделаем дарственную надпись, всё честь по чести…

— И всё это лишь для того, чтобы поговорить с каким-то пацаном. — Проворчал Косыгин.

— За простым пацаном Ватикан гоняться не будет. — Задумчиво произнёс Пётр Семёнович, и наткнувшись на ошарашенный взгляд Косыгина, улыбнулся. — О, я не рассказал тебе самого интересного!

Несмотря на крайне преклонный возраст, Павлу Сухому было уже семьдесят девять, он был вполне бодр, и активен, хотя и постоянно прикладывался к кислородному баллону, который за ним таскал один из охранников. Павел Осипович в годы войны перенёс туберкулёз, и последствия этой болезни, он ощущал всю последующую жизнь.

Для праздника сняли кооперативный ресторан «Тройка», где в огромном зале могло поместиться более полутора сотен гостей.

Отец Виктора очень удивился тому, что приглашение пришло не только ему, но и его сыну, которого он считал кем-то из технических работников аппарата Верховного Совета, связанным с какими-то секретами. Ну а Павел Осипович, точно знал кому он обязан расширением КБ до уровня полноценного конструкторско-производственного объединения со своими заводами, филиальными КБ, кучей смежников, и социальных объектов. И поэтому, когда застолье разбилось на небольшие группы по интересам, Генеральный конструктор находившийся в окружении заместителей и ближайших соратников, вполне серьёзно представил Виктора, всем как «доброго ангела КБ Сухого» из Верховного Совета. Народ проникся, а папа Виктора натуральным образом впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел Сухой.

— Да ты видать понятия не имеешь, что у тебя в семье творится. — Он негромко рассмеялся. — Именно с подачи Виктора Петровича начальником КБ Туполева был назначен не его сын, а зам генерального Дмитрий Сергеевич Марков — отличный конструктор, и хороший человек. Ну а за производственный комплекс Небо, весь наш коллектив должен ему в ноги поклониться.

— Скажете тоже. — Буркнул Пётр Николаев.

— А и скажу. — Сухой улыбнулся. — Начнём с того, что этот завод нам поставили и собрали исключительно по решению трёхсторонних правительственных переговоров между американцами, французами и Германией. И если бы не он — Палец генерального ткнул в Виктора, — ничего этого не было бы и в помине. То есть этот молодой человек неведомым мне образом выгрыз современный завод под ключ, у наших противников, а после сделал так, чтобы он достался нашему конструкторскому бюро. И поверь Пётр, я знаю о чём говорю. Так что, спасибо, тебе, Витя. — Сухой приложив руку к груди, поклонился. — Ну и отдельно, за беспилотники, и тему с полимерными композитами. Благодаря твоей идее, мы сразу перепрыгнули в область практической реализации, а это совсем непросто.

— Павел Осипович. — Над Сухим склонился один из референтов. — Товарищ Косыгин приехал.

— Так что ты тянешь? Давай веди его сюда. Тут чужих нет.

Косыгин приехавший с помощником подарил золотые наручные часы, с дарственной надписью от Правительства СССР, изготовленные малой серией по заказу Совмина, и в качестве шутливого подарка, пачку подписанных заявок на различное оборудование для Конструкторско-производственного объединения.

— Эх, жалко, что день рождения раз в год! — Павел Осипович, с улыбкой принял подарок, и маленькое тесное застолье продолжилось.

Пользуясь некоторой суматохой, которая возникла, Пётр Александрович, отошёл от стола, и подсел к супруге.

— Тома, ты не поверишь, что я сейчас услышал. — Он не разбирая подхватил бокал с вином и сделал пару больших глотков. — Оказывается наш Витька очень большой начальник. Как сказал генеральный именно с его подачи, французы построили нам производственный комплекс в Дубне, и передали его нашему КБ. Ну и там до кучи всего.

— Знаешь, Петь, — начала мама, — Ты конечно прекрасный конструктор, и возможно даже гениальный. Но как можно быть таким слепым во всём что касается собственного сына? — Она вздохнула, и пододвинула мужу тарелку с антрекотом. — Закусывай давай. А то упадёшь внезапно. Вот ты видишь, что твой сын ездит на иностранном лимузине каких я в Москве и не видала ни разу, ты знаешь, что в квартире напротив поселились сотрудники КГБ, у нас вдруг завёлся телефон для секретной связи, и спесивый как индюк начальник первого отдела Сухотин, первым бежит с тобой здороваться. Это что благодаря твоим разработкам?

— Ну… — Вилка с наколотым кусочком мяса описала затейливую траекторию. — Мне хотелось бы надеяться…

— Петя, очнись. — Телефона секретной связи нет даже в квартире у Павла Осиповича. И ездит он на Чайке, а не на Линкольне. И охраны у него три человека, а не шестеро в три смены. — Тамара Анатольевна постучала по столу, привлекая внимание мужа. — А ты помнишь Калугиных? Ну тех, что пять лет назад отказались знакомить свою дочку с Витей? Вчера звонила, всё интересовалась как там наш сынок. Змея подколодная. Даже твой родственник из Минфина, который носа к нам не показывал, теперь всё названивает. И вон, смотри, Клавдия Анатольевна, кругами всё ходит.

— А ей-то чего надо? — Удивился Пётр.

— У неё три дочки. Две уже учатся в вузе, одна в девятом классе, без пяти минут невеста. Думаешь ей такой зять не нужен?

— Все сошли с ума. — Папа Виктора покачал головой.

— Да все как раз в порядке. — Тамара Анатольевна покачала головой. — Это ты Петя тормозишь. Твой сын уже можно сказать в генеральских чинах, а ты всё его за дитё держишь. И ладно сам был бы маршалом, а то, вон, в вечных замах.

— Так что, мне его теперь облобызать троекратно? — Пётр от возмущения выронил вилку.

— Он твой сын Петя. Плоть от плоти как говорится. И как минимум ты должен его воспринимать как взрослую и уже состоявшуюся личность, а не прибегать ко мне с тем, что известно всем в нашем КБ, а от тебя каким-то волшебным образом ускользнуло. А ты всё к нему как к пацану. А пацан между делом уже со звездой героя, орденом Ленина, орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Такое не всякий ветеран войны привозил с фронта.

— Ну, это да. — Пётр отпилил ещё кусочек мяса и засунул в рот. — Ордена — это сильный аргумент.

— Петя… — Тамара Анатольевна вновь постучала по столу. — Очнись, чёрт побери! Это твой сын. — Она выпрямилась и оглянулась вокруг ища Виктора взглядом, а найдя остановилась, и медленно опустила голову. — Это твой сын, — повторила она. — И в данный момент он разговаривает с товарищем Косыгиным, в окружении парней из КГБ. Видно, чтобы не беспокоили.

— Где? — Пётр привстал с места и найдя взглядом беседующих Косыгина и сына в окружении высоких статных парней в серых костюмах, плюхнулся обратно. — Охренеть не встать. — С остановившимся взглядом он пережёвывал кусок мяса, и словно жалуясь, произнёс. — А я его наказать хотел, за то, что он редко появляется у нас.

— У него уже собственная жизнь. — Тамара пожала плечами. — Собственная жизнь и кстати свой дом.

— Дом? — Глаза Петра стали словно два блюдца. — Откуда у него деньги на дом?

— А ты знаешь какая у него зарплата и какие премиальные? — Спросила Тамара Анатольевна. — Может он получает столько что ему хватило. Или вообще подарок от правительства. Вон, всяким актёрам и композиторам дарят дома. Чем мой сын хуже?

— Ну судя по тому как доволен Косыгин, он точно лучше. — Прокомментировал Пётр то, как председатель правительства с широкой улыбкой жмёт руку Виктору. — Но правда в том, что ещё неизвестно, кто кого накажет.

[1] ЗАС — Аппарат засекречивающей автоматической связи.

Глава 3

Чрезмерный порядок также вредит, как и беспорядок. Некоторое количество хаоса есть обязательная часть мира.

Эрнст Иоганн Бирон.

Продолжаются всесоюзные игры Зарница, которые в этом году проходят в новом формате. Команды из всех уголков нашей необъятной страны соревнуются в трёх дисциплинах. Лагерное обустройство, полевая медицина, и военные игры, среди которых атака конвоя, захват здания, и штурм укреплённой позиции. В качестве оружия, используются пружинно-пневматические автоматы производства завода Кулон, стреляющие маленькими желатиновыми шариками, оставляющими при попадании видимое пятно краски. Таким образом инструкторы контролируют условное поражение сражающихся отрядов. Для безопасности игр, лицо защищено прозрачным щитком, а шея специальной накладкой.

Идею организации таких игр подсказали военные, которые с помощью пружинно-пневматического оружия проводят свои тренировки и боевую подготовку, для слаживания подразделений.

Пионерская правда 26 июня 1974 года.

Приезд Косыгина на день рождения к Сухому был достаточно неожиданным, но разговор с ним, для Виктора был ещё более неожиданным. Практически опустив вводную часть, Алексей Николаевич, предложил Виктору кроме занимаемой им должности в Верховном Совете, принять должность заместителя председателя госкомитета по Науке и Технике, под непосредственным руководством видного учёного-теплотехника Владимира Алексеевича Кирилина.

— Для меня это конечно очень лестное предложение, но я откажусь. — Виктор покачал головой. — И я сейчас объясню почему. У вас в ГКНТ, собраны действительно выдающиеся учёные — практики, в разных отраслях наук. И если для военных и штатских я хоть какой-то авторитет, благодаря высокой должности, наградам и прочему, то для учёных я никто и звать никак. Они меня даже слушать не будут, что бы я не сказал. Ну вот совершенно. Они же всё в этом мире знают. Они познали все тайны вселенной, а что не познали вот-вот узнают. Даже если им на стол положить иллюстрированный каталог бытовых роботов из двадцать первого века, пролистают и отложат в сторону, не сделав даже элементарных выводов.

— Каких? — Сразу заинтересовался Косыгин.

— А тех, что описал Станислав Лем. Круг нашего восприятия мира расширяется с познанием, и нужно всё больше и больше учёных для того, чтобы охватить все сферы. В средние века учёных были единицы. В начале двадцатого века научные институты только формировались, а уже в наше время таких институтов сотни и тысячи. И использовать людей в сфере простого производства или, например, уборки, будут всё меньше, выталкивая их из сферы неквалифицированного труда. И их будут заменять механическими помощниками. Но это не значит, что люди оставят метлу, и пойдут сядут за микроскоп. Нет. Точно так же умные машины придут и в лаборатории. Вычисления, которые вчера делали расчётные центры в течение недель, сегодня за пару часов считает ЭВМ, а завтра будут просчитываться на лету, выдавая уже готовый результат на экран. А это значит, что уже сейчас большая часть усилий научного сообщества должна быть нацелена на решение вопросов кибернетизации исследовательского процесса, и разработку моделей искусственного разума. Пройдёт лет пятьдесят, и эти системы будут управлять дорожным движением, разговаривать по телефону, и просчитывать навигационные маршруты. И это навсегда изменит рынок труда, потому что некоторые профессии уйдут навсегда, а некоторые изменятся кардинально.

— Например? — Подал голос помощник Косыгина, сидевший чуть в стороне.

— Радиомонтажник. — Сразу ответил Виктор. — Это же практически самое тупое что может делать человек. Взять из коробочки деталь, и вставить её в плату. Робот уже сейчас способен заменить монтажника на конвейере. Но при этом, если вы сейчас спросите того же Владимира Алексеевича Кирилина, как он видит роль кибернетики, он ответит, что помощь от неё безусловно положительная, но второстепенная. И доказать ему ошибочность такого подхода совершенно невозможно. Боюсь, я потрачу годы, на доказательство своей правоты, и не факт, что достигну результата. ...