Джон Р. Р. Толкин Возвращение Короля

J.R.R. Tolkien

The Lord of the Rings. The Return of the King

Originally published in the English language by HarperCollins Publishers Ltd.

Печатается с разрешения издательства HarperCollins Publishers Limited и литературного агентства Andrew Nurnberg.

The The Return of the King © The Trustees of The J.R.R. Tolkien, 1967 Settlement 1955, 1966

© Перевод Н. Григорьева, В. Грушецкий

© Перевод стихов И. Гриншпун

© Художественное оформление, иллюстрации Д. Гордеев

© ООО «Издательство „АСТ“»

* * *

Книга V

Глава I Минас Тирит

Пиппин выглянул из-под плаща Гэндальфа. Он никак не мог понять, во сне или наяву свистит в ушах черный ночной ветер, медленно плывет зубчатая тень гор далеко справа, во сне или наяву качается у него над головой звездное небо. Он пытался вспомнить, что с ним и где он, но мысли путались, отдельные картины сменяли друг друга.

Помнится, они мчались без остановок, летели все вперед и вперед, и там, впереди, вставал на рассвете золотистый мягкий блеск и был город, затопленный тишиной, и гулкая пустота большого дворца на холме. Они ворвались под его своды в тот самый момент, когда вверху пронеслась огромная крылатая тень, и ужас выбелил лица людей вокруг. Пиппин вспомнил, как и его сердце сжала ледяная рука. Но рядом был Гэндальф, и ужас ушел, осталась только усталость. Пиппин спал, но сон был тревожным, в нем ходили и разговаривали незнакомые люди, что-то приказывал Гэндальф. И дальше, без перехода, снова бешеная скачка сквозь ночь. С тех пор, как он заглянул в Палантир, прошло двое, нет, трое суток. Палантир! Это было ужасно! С этим воспоминанием он проснулся окончательно. Вокруг шумел и бормотал все тот же ветер.

Яркий желтый огонь в темном небе заставил Пиппина съежиться от страха. Зачем Гэндальф везет его в это страшное, там, впереди? Он протер глаза. На востоке всходила луна. Значит, они будут скакать и скакать, мчаться сквозь ночь бесконечно долго.

— Где мы, Гэндальф?

— На землях Гондора. Это — Анориен.

Пиппин притих, но тут же прижался к магу.

— Что там? Смотри! Красный огонь! Как драконий глаз. А вон еще один!

Гэндальф только крикнул коню:

— Вперед, Сполох, вперед! Спеши, друг! — и, наклонившись к Пиппину, сказал: — Смотри. Это зовут на помощь огни Гондора. Война началась. Вот огонь на Амон Дине, пламя на Эленахе, и дальше огни, Нардол, Эрелас, Мин Риммон, Каленхад и Халифириен у границ Рохана. Вперед, Сполох!

Но конь вдруг пошел рысью, потом шагом и, подняв голову, заржал. Из темноты послышалось ответное ржание и мимо них на запад промчались трое всадников. Пиппин едва разглядел их во тьме. Белый конь подобрался, рванулся вперед, и снова ночь зашумела вокруг ветром.

Сквозь дрему Пиппин слышал, как Гэндальф рассказывает ему о гондорских Правителях, о сигнальных огнях, быстро передающих важные вести через всю страну, о подставах на границах, где всегда ждали гонцов свежие кони.

— Давно уж не загорались северные огни, — говорил маг. — В прежние времена ими почти не пользовались… Семь Палантиров было в то время в Гондоре.

Пиппин, услышав о страшном камне, который и так не шел у него из головы, беспокойно пошевелился.

— Спи, — сказал маг, — спи не бойся. Мы ведь с тобой идем не в Мордор, как Фродо с Сэмом, а в Минас Тирит. Там сейчас так же безопасно, как у вас в Шире. Пока, — значительно добавил он, — потому что если Кольцо вернется к Врагу, если падет Гондор, то тебя и Шир не спасет.

«Вот уж утешил», — подумал Пиппин, засыпая снова. Последнее, что он помнил, был блеск луны на снежных вершинах гор. Он еще успел подумать о том, где сейчас Фродо, жив ли он, добрался ли до Мордора.

Фродо в Итилиене смотрел на ту же луну, незадолго до рассвета заходящую над Гондором.

Пиппина разбудили голоса незадолго до рассвета.

Прошел еще один день, который хоббит с магом переждали в укрытии, и еще одна ночь пролетела в скачке. В тумане занимались холодные предрассветные сумерки. Сполох стоял, высоко вскинув голову, от его тела валил пар. Прямо перед собой Пиппин увидел рослых людей в плащах. Позади смутно вырисовывалась полуразрушенная стена. Там стучали молотки, скрипели колеса, скрежетало железо, в тумане тускло светились факелы. Гэндальф говорил с людьми в плащах, и Пиппин понял, что речь шла о нем.

— Конечно, Митрандир, — говорил один из тех, что стояли рядом, — ты можешь ехать свободно. Мы знаем тебя, и тебе известны пароли для всех семи ворот. Но твоего спутника мы не знаем. Кто он? Гном с северных гор? Чужеземцам закрыт вход в Гондор. Разве что они могучие воины, чья верность и отвага очень нужны нам сейчас.

— Я поручусь за своего спутника перед Денетором, — отвечал маг. — А что до его доблести, не суди о ней по росту, Ингольд. У него на счету битв и опасностей больше, чем у тебя, хотя ростом он невелик. Мы возвращаемся из сражения под Изенгардом. Он устал. Я не хочу его будить. Зовут его Перегрин, и человек он отважный.

— Человек? — недоверчиво переспросил Ингольд, а остальные засмеялись.

Пиппин окончательно проснулся.

— Вот еще! Человек! Я — хоббит! А отважным бываю, когда деваться уже некуда.

— Ответ достойный, — заметил Ингольд и переспросил: — Хоббит?

— Полурослик, — негромко подсказал маг, — но не тот, о котором говорит пророчество. Это его родич.

— Родич, друг и спутник, — добавил Пиппин. — И если это Минас Тирит, то отважный Боромир, спасший мне жизнь в снегах севера, из вашей страны. Он защищал меня и пал…

— Молчи! — прервал его Гэндальф. — Эту печальную весть первым должен узнать его отец, Денетор.

— Мы догадывались, — грустно сказал Ингольд. — Странные знамения были недавно… Что ж, поезжайте. Правитель Минас Тирита обязательно захочет видеть того, кто принесет ему вести о сыне, будь то человек или…

— Или хоббит, — докончил Пиппин. — Я мало что могу рассказать, но в память об отважном Боромире расскажу все, что знаю.

— Поезжайте, — повторил Ингольд, и его люди посторонились, пропуская белого коня. — Нам нужны и твой совет, и твоя помощь, Митрандир. Жаль, что ты всегда приходишь с дурными вестями.

— Это потому, что я прихожу туда, где нуждаются в помощи, — ответил Гэндальф. — Могу дать и совет. Бросьте стену. Ее поздно чинить. Не стена вас спасет, а мужество и та надежда, которую я несу. Да, я приношу не только худые вести. Отложите мастерки и точите мечи!

— Мы управимся до вечера, — рассудительно сказал Ингольд. — Стена тоже пригодится. С этой стороны вообще некому нападать. Там — Рохан, — он махнул рукой в степь, — там у нас друзья. Ты не слыхал, что там у них? Помогут они нам?

— Помогут. Но за вашей спиной им пришлось выдержать уже не одну битву. Это дорога, как и все остальные, отныне небезопасна. Будьте бдительны! Если бы не Гэндальф-Буревестник, вместо Всадников Рохана вы могли бы встретить с этой стороны орду врагов. А может, еще и встретите. Удачи вам! Не зевайте здесь!

Они миновали Раммас Эхор. Так люди Гондора называли внешнюю стену, выстроенную с великим трудом после потери Итилиена. Стена тянулась лиг на десять от подножия гор, опоясывая поля Пелленора и возвращаясь к горам. Прекрасные плодородные угодья длинными отлогими склонами спускались к долине Андуина. На северо-востоке от Великих Ворот Минас Тирита до стены было четыре лиги; там за ней раскинулись приречные равнины. В этом месте стена была особенно высокой и крепкой. Она защищала дорогу, идущую от Бродов, и Мосты Осгилиата. На юго-востоке между стеной и Городом оставалось пространство меньше лиги шириной. Там Андуин, огибая холмы Эмин Арнен в Южном Итилиене, резко забирал к западу и стена шла по самому берегу, а ниже лежали набережные и грузовые пристани Харлонда.

По сторонам дороги тянулись богатые предместья с обширными пашнями, садами, навесами для сушки хмеля, амбарами и загонами для скота. Среди зелени струились ручьи, спешившие с нагорий к Андуину, но людей встречалось немного. Основная часть жителей селилась в семи кругах Города, или в Лоссарнахе, у подножия гор, или еще дальше к югу, в Лебеннине, орошаемом пятью быстрыми реками. Там, между горами и морем, жил крепкий народ. Они называли себя гондорцами, но в жилах их текла кровь местного низкорослого и смуглого народа, чьи предки обитали здесь еще до прихода королей. А дальше, на берегу огромного залива Белфалас, стоял Дол Амрот, замок князя Имрахиля. Этот рыцарь высокого рода правил гордым сероглазым народом воинов.

На восходе Гэндальф со своим спутником приблизились к Минас Тириту. Пиппин окончательно проснулся и с любопытством вертел головой во все стороны. Слева от них лежало море тумана, а справа вздымались вершины огромных гор, обрывавшихся неожиданно, словно во дни творения Река разбила преграду, образовав просторную долину, место множества последующих битв. Как и обещал Гэндальф, там, где кончались Белые Горы, Пиппин увидел темную громаду Миндоллуина, глубокие пурпурные тени высоких ущелий и вершину, белеющую в свете занимающегося дня. На выдвинутом вперед плече горы стоял Город, окруженный семью каменными стенами, крепкими и древними, словно вырезанными великаном из костей земли.

Пиппин вскрикнул от восторга, когда на его глазах стены крепости окрасились розовым в свете зари, а Белая Башня засверкала серебром под первыми лучами солнца. Белоснежные знамена развевались на стенах, высоко и чисто пели трубы.

Железные ворота откатились перед ними. Люди вокруг закричали:

— Митрандир! Смотрите, это Митрандир! Видно, гроза близко!

— Да, она приближается, — ответил Гэндальф. — Меня принесли ее крылья. У нас дело к Денетору, покуда он еще Правитель Гондора. Что бы ни произошло дальше, стране уже не бывать прежней, — проворчал он себе под нос. — Пропустите меня!

Люди расступились, дивясь на коня и на спутника мага. Коней в Городе видели редко, но все признали в благородном животном посланца Рохана, и это наполнило надеждой многие сердца.

Сполох звонко ступал по каменным мостовым, поднимаясь из одного яруса Города в другой. Они шли ступенями к вершине горы, каждый ярус был обнесен стеной. Великие Ворота располагались в восточной части стены, следующие были на половину круга сдвинуты к югу, третьи — на половину круга к северу, и так все выше и выше, к центру Города. Мостовая, ведущая к Цитадели, часто поворачивала и каждый раз, пересекая ось Ворот, уходила в арочный туннель в скале, делившей надвое все круги Города, кроме первого. Древние строители искусно воспользовались творением природы, оставив за Воротами часть скалы, образовавшей бастион, словно форштевень корабля, устремленный на восток. Он вздымался до самого верхнего круга Города, неся на себе могучую Цитадель, расположенную в семистах футах выше Первых Ворот. Вход в Цитадель также смотрел на восток. Он был врезан в коренную скалу и вел к Седьмым Воротам. По освещенному туннелю идущий попадал в Верхнее Подворье, к Фонтану у подножия Белой Башни. Высота ее составляла не менее пятидесяти фатомов, а на вершине, в тысяче футов над равниной, развевалось Знамя Правителей.

Мощь цитадели делала ее неприступной до тех пор, пока внутри оставалось хотя бы несколько воинов. Напасть на Цитадель можно было лишь со Сторожевого Холма, но отрог, на котором был выстроен пост, перегораживали крепостные валы. Здесь, между Городом и Башней, располагались усыпальницы Королей и Правителей.

Пиппин не мог опомниться от изумления и восторга при виде этого могучего, великолепного каменного города. Величием, мощью и красотой он превосходил Изенгард. Но глаз всюду встречал и признаки упадка: двери домов были заперты, окна пусты, улицы немы.

В седьмом ярусе солнце, освещавшее в это же время дорогу Фродо на прогалинах Итилиена, озарило гладкие стены, резные колонны и большую арку ворот. Коням вход в Цитадель был запрещен, и Гэндальф спешился. Сполох с тревогой переступил копытами, но маг шепнул ему что-то, и он позволил увести себя.

Воины, охранявшие вход в Звездную Цитадель, были одеты в черное. На груди у них сияло вышитое серебром цветущее дерево под серебряным венцом и многолучевыми звездами, на головах — высокие шлемы с крыльями морской чайки по бокам. Шлемы пламенели серебром, ибо были сработаны из мифрила — малая часть былой славы, уцелевшая в веках. Никто во всем Городе не носил больше подобных одежд — это была привилегия Стражей Цитадели, помнившей Элендила и цветущее Белое Дерево.

Вести, похоже, опередили путников. Стражи пропустили Гэндальфа, не задав ни единого вопроса. За аркой был двор, вымощенный белым камнем, и фонтан, искрящийся на солнце веселыми бликами. Вокруг росла яркая зеленая трава, но рядом, склонившись над чашей фонтана, стояло мертвое засохшее дерево, и капли воды стекали с его голых ветвей, как слезы.

Пиппин хотел было удивиться, но вспомнил, как однажды Гэндальф пел о семи звездах и белом дереве. Он открыл рот, чтобы спросить мага, но тут Гэндальф заговорил сам.

— Поосторожнее в словах, добрый Перегрин. Здесь не Шир, и хоббитское нахальство некстати. Теоден был добр и кроток, но совсем не таков Денетор. Он человек гордый и проницательный и гораздо более сильный и властный, чем Теоден, хотя он и не король, а только Правитель. Говорить он будет в основном с тобой. Он любил Боромира, может быть, даже слишком. Но сын не был похож на отца. Денетор безутешный наверняка попробует вытянуть из тебя то, чего не надеется узнать от меня. Не болтай лишнего, не называй даже имени Фродо, не упоминай о его задаче. Когда придет время, я сам скажу об этом. И еще, — маг помедлил, — об Арагорне тоже лучше бы помолчать… пока.

— Но почему? Разве с Колобродом что-нибудь не так? — испуганно спросил Пиппин. — Он ведь сам хотел идти в Гондор. Он же должен скоро прийти… или нет?

— Все может быть, — озабоченно ответил Гэндальф. — Но Арагорна здесь не ждут. Его приход будет неожиданностью и для Денетора. И так, мне кажется, будет лучше. Я, во всяком случае, не собираюсь никого предупреждать о его приходе.

Они уже подошли к высокой двери из полированного металла. Гэндальф остановился.

— Сейчас не время заниматься историей Гондора, хотя лучше бы тебе ее знать. Послушай меня и сделай, как я говорю. Не очень-то мудро сообщать могучему Правителю о смерти наследника и одновременно о прибытии претендента на трон. Это ты, надеюсь, понимаешь?

— Как претендента? — ошеломленно переспросил Пиппин.

— Вот именно, — ответил маг. — Если ты топал столько дней, заткнув уши и не слишком обременяя голову, очнись хоть сейчас! — и он постучал в дверь, которая тотчас же распахнулась.

Они вошли в зал, своды которого покоились на огромных колоннах черного мрамора. Вершины колонн украшали изваяния неведомых животных, ветвей и листьев, по потолку шла цветная роспись по зеленому полю. Ни гобеленов, ни занавесей, ни дерева не было в этом длинном торжественном зале. Между двумя рядами колонн застыли мраморные фигуры. Пиппин вздрогнул, заметив в чертах их лиц сходство с Каменными Стражами на Андуине.

В дальнем конце зала на ступенчатом возвышении стоял пустой мраморный трон; позади него на стене мерцало драгоценными камнями изображение цветущего дерева.

У подножия трона на широкой ступени в простом кресле из черного камня сидел старик с коротким белым жезлом в руках. Он не поднял глаз на вошедших, продолжая рассматривать что-то у себя на коленях.

Гэндальф остановился в трех шагах от кресла.

— Приветствую Денетора, сына Эктелиона! — звучно сказал он. — В этот мрачный час я пришел с вестями и советом.

Старик поднял голову. Пиппин ждал в нем сходства с Боромиром, но резкие и гордые черты лица Правителя, глубокие темные глаза напомнили ему Колоброда.

— Да, ты прав, час мрачен, — медленно произнес Денетор, — но мы привыкли видеть Митрандира именно в такие часы. — Он надолго замолчал. — Знаки предвещают близкую гибель Гондора. Горько думать о том, что впереди, но еще горше уже случившееся. Мне сказали, что с тобой придет тот, кто видел гибель моего сына. Это он?

— Да, — ответил маг. — Их было двое. Его товарищ остался с Теоденом Роханским и прибудет позже. Они оба — полурослики, но предсказание говорит не о них.

— Полурослики, — мрачно повторил Денетор. — Это они внесли смуту в наши дела, из-за них погиб мой сын. О, Боромир! — простонал он. — Как ты нужен сейчас! Почему тебе выпал этот жребий, почему не брату твоему?

— Скорбь лишает тебя справедливости, Правитель, — сурово заметил Гэндальф. — Боромир сам выбрал свой жребий и не уступил его никому. Он был сильным человеком и умел настоять на своем. Я хорошо узнал его за долгий путь, пройденный вместе. Но скажи, откуда в Минас Тирите известно о его гибели? Кто сообщил о ней?

— Я получил вот это, — произнес Денетор. Гэндальф и Пиппин увидели на коленях Правителя две половины разрубленного большого рога, окованного серебром.

— Рог Боромира! — не удержавшись, вскрикнул Пиппин.

— Да, — ответил Денетор. — А раньше им владел я, а еще раньше — каждый старший в нашем роду с самых дальних времен, еще при Королях, когда Ворондил, отец Мардила, охотился на диких быков в далеких полях Руна. Тринадцать дней назад я слышал звук этого рога с севера. Он никогда не зазвучит снова, но Река принесла мне обломки. — Он помолчал. Его темные глаза остановились на лице Пиппина. — Что скажет об этом полурослик?

— Тринадцать дней… — подумал вслух Пиппин, — да, пожалуй, так оно и есть. Да, я помню, Боромир затрубил в рог, но помощь не пришла, только орки…

— Значит, ты в самом деле был там? — глаза Денетора так и впились в Пиппина. — Ну, говори! Почему не пришла помощь? Почему ты жив, а могучий воин пал, хотя против него были только орки?

Пиппин вспыхнул.

— И для самого могучего довольно бывает одной стрелы, а Боромиру досталась туча. Когда я видел его в последний раз, он привалился к дереву, чтобы выдернуть из раны арбалетную стрелу с черными перьями. А потом орки оглушили меня и схватили. С тех пор я не видел твоего сына, повелитель, но я не забуду его, — закончил он. — Боромир был доблестным воином и погиб, спасая нас от прислужников Врага. Мертвый — он так же дорог мне, как был дорог живой.

Пиппин поднял голову и посмотрел в глаза Денетору. Незнакомая прежде гордость проснулась в нем, уязвленная насмешливым и недоверчивым тоном Правителя. Неожиданно для самого себя хоббит откинул полу плаща, обнажил меч и положил его к ногам Денетора.

— Не равная это замена, повелитель, — сказал он, — но я отдаю вам свою жизнь и тем немного хочу уплатить долг отважному Боромиру.

Слабая улыбка, похожая на луч холодного солнца в зимний день, озарила лицо старика. Он наклонил голову и, отложив в сторону обломки рога, протянул руку.

— Дай мне оружие, — приказал он.

Пиппин поднял меч и протянул рукоятью вперед.

— Откуда он у тебя? — с легким удивлением проговорил Денетор. — Похоже, этот клинок выкован нашим народом на Севере в далеком прошлом?

— Он из курганов возле границ моей страны, — сказал Пиппин. — Там теперь водится только Нежить… Мне бы не хотелось сейчас говорить об этом, — помолчав, добавил он.

— Вижу, странные истории оплетают тебя, — молвил Денетор. — Это лишний раз доказывает, как легко обмануться с первого взгляда в человеке… или в полурослике. Я принимаю твою службу. Тебя не смутить словами, и сам ты горазд говорить, хоть и непривычна твоя речь для нас, южан. Ну, готовься к присяге!

— Положи руку на меч, — подсказал Гэндальф, — и повторяй за Правителем, если решился.

— Я готов, — сказал Пиппин и начал медленно повторять за Денетором: — «Здесь и сейчас приношу я клятву верности и служения Гондору и Правителю — Наместнику королевства. Обещаю говорить и молчать, делать и способствовать, идти и стоять непреклонно в нужде или изобилии, в мире или в войне, в жизни или в смерти — только на благо Гондора! Отныне освободить меня от клятвы может лишь мой Правитель, смерть или конец мира. Так говорю я, полурослик Перегрин, сын Паладина из Шира».

— А я, Денетор, сын Эктелиона, Правитель Гондора, Наместник Высокого Короля, слышу и принимаю твою клятву, не забуду ее и не откажусь вознаградить верность — любовью, доблесть — честью, а измену — мщением!

Пиппин получил назад свой меч и убрал его в ножны.

— Вот тебе мое первое повеление, — сказал Денетор, снова садясь в кресло. — Расскажи мне все, что сумеешь вспомнить о моем сыне. Садись и говори.

Ударив жезлом о серебряный круг возле кресла, он приказал подать гостям сиденья.

— У меня только час времени, — сказал он, обращаясь к магу, — но, может быть, вечером мы увидимся снова.

— А может, и того раньше, — ответил Гэндальф. — Не затем я мчался сюда, как ветер, за сто пятьдесят лиг из самого Изенгарда, чтобы доставить нового воина, как бы учтив и отважен он ни был. Разве тебе все равно, Денетор, что Теоден одержал большую победу, Изенгард разрушен, а Саруман лишился своего магического жезла?

— Нет, не все равно, Митрандир. Но мне известно об этом достаточно. — Он взглянул на Гэндальфа в упор, и Пиппин на миг почувствовал словно огненную струну, напряженно натянувшуюся между ними.

Денетор куда больше походил на великого мага, чем Гэндальф. Правитель казался величественнее, могущественнее и старше. Но не зрением, а каким-то другим чувством Пиппин постиг, что сила Гэндальфа выше, а мудрость — глубже, только величие его скрыто. На самом деле маг был старше Правителя, гораздо старше. «На сколько?» — задумался Пиппин и подивился тому, что раньше никогда об этом не думал. Древобород говорил что-то о магах, но тогда Пиппин не связал это с Гэндальфом. Кто такой Гэндальф? Из какого отдаленного времени и места пришел он в мир и когда должен покинуть его? Но непривычные мысли не удержались в голове, хоббит поднял глаза и увидел, что Денетор и Гэндальф все еще меряются взглядами, словно стремясь прочесть мысли друг друга. Денетор первым отвел глаза.

— Да… — неопределенно произнес он, — говорят, что Палантиров больше нет. Но Правители Гондора видят и знают больше многих.

Слуги принесли сиденья, столик, вино в серебряном кувшине, кубки, печенье. Пиппин чувствовал себя очень неуютно; ему показалось, что, говоря о Камнях, Денетор быстро и странно посмотрел на него.

— Что ж, повелеваю тебе начать рассказ, — сказал Правитель не то ласково, не то насмешливо. — Я воистину рад выслушать друга моего сына.

Они говорили ровно час, и Пиппин никогда потом не мог забыть ни пронзительного взгляда Правителя Гондора, ни его внезапных ошеломляющих вопросов, ни внимательного, осторожного Гэндальфа рядом. Когда час кончился, Пиппин совсем обессилел. «Наконец-то — подумал он, — теперь бы я позавтракал за троих».

— Проводите почтенного Митрандира в его покои, — распорядился Денетор. — Пусть наш новый воин живет пока вместе с ним. Имя ему — Перегрин, сын Паладина. Доверить пароли малого круга. Передать военачальникам, пусть ждут меня здесь в три часа. И ты, Митрандир, приходи тоже, когда тебе угодно. Тебя никто не остановит, разве что в краткие часы моего сна. Не надо сердиться на старика. К старости ум слабеет.

— Ну нет, благородный Денетор, — отвечал маг. — Разум покинет это тело только вместе с жизнью. Я ведь понял, почему ты расспрашиваешь того, кто знает меньше всех, когда я здесь.

— Тем лучше, — слабо усмехнулся Денетор. — Глупо отказываться от совета и помощи в такой час, но у тебя свои цели, и я их не знаю. А Правитель Гондора никогда не станет орудием в чужих руках. В нынешнем мире у Правителя лишь одна цель — благо Гондора. Дела Гондора — мои дела, и больше ничьи, во всяком случае, до тех пор, пока Король не вернется.

— Пока Король не вернется? — задумчиво повторил за ним Гэндальф. — Ладно, благородный Правитель, храни страну, покуда не настанет этот невероятный миг. В этом я помогу тебе всеми силами. И вот что я скажу еще, Денетор. Я никого не стану делать своим орудием ни в Гондоре, ни в какой другой стране, будь она велика или мала. Но когда возникает угроза всему светлому, что есть в этом мире, — это мое дело. И если хоть что-нибудь переживет надвигающийся мрак и сможет цвести и приносить плоды — это будет моя победа, даже если Гондор падет. Ты носишь имя Хранителя Цитадели, но разве ты забыл, что я тоже Хранитель?

Всю дорогу из дворца Гэндальф молчал и ни разу не взглянул на Пиппина. Провожатый привел их к дому у северной стены Цитадели. Там для них была приготовлена большая светлая комната с окнами на Реку. Тяжелые, поблескивающие золотым шитьем портьеры были раздвинуты. Из обстановки в комнате оказались лишь стол, пара стульев и скамья; в больших стенных нишах пологи скрывали альковы с солидными, пожалуй, немножко слишком широкими постелями. На скамье ожидали кувшины и тазы для умывания. Пиппину пришлось взобраться на стул, чтобы посмотреть в одно из трех высоких узких окон.

— Ты не сердишься на меня? — спросил он мага, как только провожатый вышел и прикрыл за собой дверь. — Я сделал все, что мог…

— Это точно! — неожиданно расхохотался Гэндальф.

Он подошел к Пиппину, положил руку ему на плечо и выглянул в окно. Пиппин, воспользовавшись случаем, взглянул ему в лицо. Сначала он заметил лишь морщины, но, приглядевшись, понял, что маг действительно весел, дай ему волю — рассмешит все королевство.

— Конечно, ты сделал все, что мог, — повторил Гэндальф. — Надеюсь, не скоро тебя опять будут загонять в угол два грозных старца. И все-таки Денетор узнал больше, чем ты думаешь. От него не укрылось, что предводителем отряда после Мории был не Боромир, а кто-то более высокого рода и этот кто-то со своим прославленным мечом намеревается прийти в Минас Тирит. Люди Гондора часто обращаются к преданиям прежних дней. Вот и Правителя после отъезда Боромира не оставляли мысли о Проклятии Исилдура и словах предсказания.

Денетор не похож на других, Пиппин. Какова бы ни была его родословная, в нем говорит чистая кровь нуменорцев. В нем и в Фарамире, его втором сыне, но не в первом, которого он любил больше.

Денетор прозорлив. Воля и мудрость позволяют ему читать в мыслях людей даже на расстоянии. Обмануть его трудно, а пытаться сделать это опасно. Для тебя полезно помнить об этом — ведь ты принес ему клятву. Уж не знаю, что тебя надоумило, но сделано было от души и, по-моему, тронуло Денетора и, кажется, позабавило. Я не вмешивался, ибо великодушные порывы не нуждаются в холодных советах. Во всяком случае, теперь после дежурств ты свободно можешь разгуливать по всему Минас Тириту. Но отныне ты всецело подчиняешься Правителю, и он об этом не забудет. Так что держи ухо востро!

Гэндальф помолчал и вздохнул.

— Ладно. Не стоит пытаться узнать будущее. Теперь каждое новое «завтра» будет хуже «сегодня». И от меня помощи больше не жди. Фигуры расставлены, игра идет. Я только одной фигуры не вижу пока — Фарамира. Он ведь теперь наследник Денетора. Кажется, его нет в Городе, а Денетор совсем не оставил мне времени. Я должен идти, Перегрин. Постараюсь узнать что-нибудь на совете у Правителя. Враг не сидит сложа руки, он вот-вот откроет свою игру. И тогда пешкам достанется не меньше, чем прочим, Перегрин, сын Паладина, воин Гондора. Точи меч!

У двери Гэндальф обернулся.

— Я действительно тороплюсь, Пиппин. Не откажи в любезности, сходи поищи Сполоха, узнай, как его устроили. Здешний народ хорошо относится к животным, но о конях, боюсь, знает маловато.

Не успела закрыться за магом дверь, как на башне колокол отбил три удара — третий час после восхода солнца, время совета.

Посидев немного в одиночестве, Пиппин вышел на улицу. Солнце стояло невысоко. Дома и башни бросали длинные, резкие тени. В синеве неба сверкал белый шлем и снежный плащ Миндоллуина. Несмотря на ранний час, на улицах было много вооруженных людей.

— Девять часов по-нашему, — сказал Пиппин себе под нос. — Самое бы время позавтракать, да на травке, да весной!.. Эх, где уж тут травка! Но все-таки интересно: вот эти воины, например, уже завтракали? А если завтракали, то когда и где собираются обедать?

В этот момент к нему подошел воин в черном с серебряным шитьем на груди.

— Ты — Перегрин, полурослик, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он и протянул руку. — Ты на службе у нашего Правителя, и мне велено помочь тебе освоиться здесь. Я — Берегонд, сын Баранора. Я сегодня свободен, и мне поручили сообщить тебе пароли и вообще все, что ты захочешь узнать. А я был бы рад узнать кое-что о тебе. Мы никогда раньше не встречали полуросликов, а в легендах о вас почти ничего не говорится. А ведь ты еще и друг Митрандира. Это вдвойне интересно. Ты давно его знаешь?

— Ну, — протянул Пиппин, — можно сказать, всю мою недолгую жизнь. А потом мы с ним много путешествовали. Но Гэндальф — это целая книга, а я в ней и видел-то всего пару страниц. Вот Арагорн из нашего отряда знал его по-настоящему.

— Арагорн? — переспросил Берегонд. — А кто он?

Пиппин замялся.

— Человек, который шел с нами. Сейчас он, по-моему, в Рохане.

— О, ты и в Рохане был? Расскажи, а? Мы ведь только на рохирримов и надеемся. Ох! — воскликнул он. — Я забыл о своем поручении. Ведь это я должен отвечать на твои вопросы, а сам… Что ты хотел бы узнать прежде всего?

Пиппин заколебался.

— Э-э… если можно, у меня один вопрос: насчет завтрака… Ну, о времени трапезы то есть. И где трапезная, если она есть, конечно. Или харчевня? Я что-то ни одной здесь не видел, пока мы ехали, и всю дорогу надеялся на глоточек эля, как только доберусь до ваших краев.

Берегонд поглядел на него с уважением.

— Бывалого воина сразу видать, — сказал он. — И у нас воины, которые ходят в походы, всегда прежде всего о еде и питье беспокоятся. Сам-то я, правда, не ходил, — добавил он смущенно. — Так ты ничего не ел сегодня?

— Честно говоря, ел, — ответил правдивый Пиппин. — Правитель угощал нас вином и печеньем, но зато целый час изводил вопросами, а отвечать ему — дело нелегкое!

Берегонд рассмеялся:

— У нас говорят: и маленький человек за столом может творить большие дела. А ты, я вижу, склонен к воздержанию не больше любого воина Цитадели. Здесь — крепость и Башня Стражи, а город на военном положении. Трапезы по этому случаю редки.

Пиппин сник, но Берегонд утешил его, сказав, что за тяжелую работу положено усиленное питание и в кладовой можно что-нибудь раздобыть.

— Пойдем! — позвал он. — Здесь недалеко, а потом выйдем на стену, там можно закусывать и любоваться чудесным утром.

— Подожди! — вдруг покраснел Пиппин. — Разговоры про еду совсем отшибли мне память. Ведь Гэндальф, Митрандир по-вашему, попросил меня приглядеть за его Сполохом — это великий роханский конь. Сам ихний король берег его как сокровище, хоть и отдал в услужение Митрандиру. По-моему, новый хозяин любит его даже больше, чем людей, и если Митрандира уважают в этом Городе, Сполоху тоже положен почет и всяческое внимание, уж не меньше, чем достается хоббиту.

— Хоббиту? — переспросил Берегонд.

— Это мы так себя называем, — пояснил Пиппин.

— Рад слышать, — поклонился Берегонд. — Должен сказать, странный акцент не портит учтивой речи, а хоббиты — народ учтивый. Пойдем. Ты познакомишь меня с этим добрым конем. Я люблю животных, но мы редко видим их в своем каменном Городе. Мой род жил раньше в горных долинах, а до этого — в Итилиене. Заглянем в конюшню, а уж оттуда — в кладовые. Не унывай, не велика задержка!

Пиппин нашел коня хорошо устроенным и обихоженным. В шестом ярусе за стенами Цитадели, по соседству с домами гонцов Правителя, располагались стойла. Но сейчас, кроме Сполоха, там не было ни одного коня.

Когда они вошли, Сполох заржал и потянулся мордой к Пиппину.

— Доброе утро! — приветствовал его хоббит. — Гэндальф придет, как только освободится. Он шлет тебе привет, а я должен приглядеть, чтобы у тебя все было в порядке и ты мог спокойно отдохнуть после трудов.

Сполох вскинул голову и стукнул копытом, но все-таки позволил Берегонду легонько погладить себя по холке.

— Хоть сейчас на скачки! — восхищенно произнес Берегонд. — По нему не скажешь, что путь был труден. Вот это сила! А где же сбруя? Богатая небось…

— Упряжи под стать не смогли найти, — объяснил Пиппин. — Он так обходится. Если согласится нести тебя, донесет и без сбруи, а нет, так ни шпоры, ни кнут, ни уздечка не помогут. До свиданья, Сполох, потерпи немного. Гэндальф мне меч точить велел. Битва скоро.

Сполох поднял голову и заржал так, что стойло затряслось. На этом они и расстались, убедившись, что овса в яслях достаточно.

— А теперь поспешим к нашей кормушке, — предложил Берегонд, и они по длинной прохладной лестнице спустились в широко освещенный коридор.

В стенах по обе стороны тянулись запертые двери, но одна была открыта.

— Вот кладовая для моего отряда Стражи, — сказал Берегонд и крикнул в дверь: — Привет тебе, Таргон! Знаю, еще не время, но со мной новый воин. Он только прибыл и принят Правителем на службу. Ему пришлось немало проскакать, затянув пояс, а с утра еще и потрудиться. Он проголодался. Дай нам что-нибудь!

Им достались хлеб, масло, сыр и яблоки, последние из зимних запасов, сморщенные, но еще сочные и сладкие, и кожаная бутыль свежего эля, и пара деревянных тарелок с парой кубков, и корзина для всего этого в придачу. С ней они и выбрались на солнышко.

Берегонд привел Пиппина к бойнице восточного бастиона. Отсюда открывался прекрасный вид на утренний мир.

Они ели, пили, разговаривали то о Гондоре и его обычаях, то о Шире и странных землях, которые повидал Пиппин. Изумление Берегонда все росло, он то и дело бросал на хоббита восхищенные взгляды. А тот, сидя на каменной скамье, беспечно болтал ногами и время от времени приподнимался на цыпочки, заглядывая через парапет.

— Не стану скрывать, мастер Перегрин, — сказал наконец гондорский воин, — ты на наш взгляд — так, парнишка лет десяти, и, однако, на твою долю выпали опасности и чудеса, о которых вряд ли слыхали даже наши ветераны. Я-то думал, наш Правитель из прихоти приобрел себе благородного пажа, но теперь вижу, что это не так, и прошу прощения за глупость!

— Прощаю! — махнул рукой Пиппин. — Ты ведь недалек от истины. По нашему счету, я чуть старше мальчишки, и до «вхождения в возраст», как говорят у нас в Шире, мне еще четыре года. Ладно, хватит обо мне. Расскажи-ка, что это за земли перед нами?

Солнце поднялось уже высоко, и туманы в долине растаяли. Крепнущий восточный ветер нес белые клочковатые облака, хлопал флагами и знаменами на Цитадели. На краю долины, лигах в пяти, виднелась Великая Река — серая мерцающая лента, теряющаяся на юго-западе, а дальше, лигах в пятидесяти, лежало Море.

Весь Пеленнор открылся глазам Пиппина. Вдали виднелись пятнышки усадеб, хлева, амбары, но нигде — ни коровы, ни другой живности. Дороги и тропинки во множестве пересекали зеленые поля, и они не пустовали. Одни повозки въезжали в Великие Ворота, другие выезжали им навстречу. То и дело появлялись всадники. Но самой оживленной была главная дорога, которая, сворачивая к югу, огибала отроги гор. Вдоль широкой мощеной мостовой по восточному краю тянулась полоса для верховых, там было попросторнее, а по самой мостовой ползла сплошная масса груженых повозок. Но, приглядевшись, Пиппин понял, что на дороге царит строгий порядок. Подводы двигались тремя потоками: первый — быстрые конные повозки, второй, помедленнее, составляли огромные, запряженные быками телеги, нагруженные пестрым скарбом, а по западному краю дороги шли люди, катившие перед собой ручные тележки.

— Эта дорога ведет к долинам Тумладена и Лоссарнаха, а потом, через горные деревни, в Лебеннин, — сказал Берегонд. — Туда мы отправляем последние повозки — на них старики и женщины с малыми детьми. К полудню в Городе и на лигу вокруг не должно оставаться никого лишнего. Таков приказ. Печальная необходимость, — он вздохнул. — Немногие из них вновь свидятся с родными. В Городе и всегда-то было мало детей, а теперь почти совсем нет. Только ребята постарше, которые сами не захотели уехать. Они могут понадобиться здесь. Мой сын тоже остался.

Пиппин с тревогой посмотрел на восток.

— Что это там? Еще один город?

— Это руины Осгилиата. Когда-то это была наша столица. Враг сжег его, потом Врага выбили и восстановили мост — Денетор, тогда еще молодой, хотел устроить там форпост, а потом из Минас Моргула появились Жуткие Всадники…

— Черные Всадники? — переспросил Пиппин, и глаза его заполонил пережитый страх.

— Они и вправду черные, — кивнул Берегонд. — А ты, похоже, о них знаешь?

— Да. Только говорить не хочу так близко от… — Он запнулся, взглянув за Реку. Ему показалось, что над равниной нависла призрачная угрожающая тень. Может, это зубчатые пики гор темнели вдали, может, всего лишь стена облаков, но за ними чувствовался глубокий мрак. Хоббиту почудилось, что тень растет и сгущается, медленно, очень медленно, но все-таки поднимаясь и закрывая ясные земли.

— Близко от Мордора? — закончил за него Берегонд. — Да, это он. У нас тоже не любят произносить это название, но его тень давно нависла над нами. Иногда она слабее и дальше, иногда — гуще и ближе. Сейчас она растет, растут и наши тревоги. Меньше года назад Жуткие Всадники отбили переправы. Там полегло много наших лучших воинов. Боромир в конце концов выбил врагов с западного берега, и мы пока еще удерживаем половину Осгилиата. Боюсь, ненадолго. Похоже, там скоро начнется еще одна битва, может, самая главная в грядущей войне.

— А когда, как ты думаешь? — спросил Пиппин. — Я прошлой ночью видел гонцов и сигнальные огни; Гэндальф сказал — это знак, что война началась. Он спешил отчаянно. А сейчас все словно опять притихло.

— Просто все наготове, — сказал Берегонд. — Знаешь, бывает затишье перед бурей…

— А почему тогда огни жгли прошлой ночью?

— Слишком поздно посылать за помощью, когда ты уже в осаде. Я, конечно, не знаю, что думают Денетор и его советники. Вести доходят разными способами. Правитель Денетор прозорлив. Говорят, по ночам, в высоком покое Башни, он силой мысли прозревает грядущее, временами он даже мысленно бьется с Врагом. Поэтому он и состарился до времени. Сейчас все ждут вестей от моего начальника, Фарамира. Он ушел за Реку с опасным поручением.

А вчера вечером были получены вести из Лебеннина. К устью Андуина идет флот умбарских пиратов. Они долго не решались испытать мощь Гондора, а теперь заключили союз с Врагом и готовы нанести удар. Это нападение отвлечет тех, на чью помощь мы рассчитывали в Лебеннине и в Белфаласе, так что нам остается только надежда из Рохан. Хорошо, что ты принес весть об их победе.

И все же, — он помолчал, — события в Изенгарде дают понять: мы опутаны хитростью Врага. Потасовки у Бродов, вылазки в Итилиене и в Анориене — пустяки. Началась настоящая, давно задуманная война, и мы в ней — не самая главная цель, как до сих пор казалось гордому Гондору. На востоке, за внутренним морем, началось движение, и на севере, в Сумеречье, и на юге, в Хараде. Теперь все страны ждет испытание — устоят они или падут… под Тень.

Но все-таки, мастер Перегрин, нам выпала честь вызвать главную ненависть Темного Властелина, ибо ненависть эта идет из глубины времен. Сюда будет направлен самый тяжелый удар. Потому и Митрандир примчался в такой спешке. Если падем мы, кто устоит? Скажи, благородный Перегрин, ты веришь, что мы выстоим? — неожиданно спросил Берегонд.

Пиппин не ответил. Он поглядел на огромные стены, на башни и знамена, на солнце высоко в небе, а потом — на сгущающуюся на востоке тьму и подумал о том, какие длинные руки у этой Тени, подумал об орках в лесах и горах, о предательстве Изенгарда, о птицах с недобрым взглядом и о Черных Всадниках на тропинках Шира, и о крылатом ужасе — о назгулах. Это последняя мысль погасила надежду. И тотчас солнце на миг померкло, словно его закрыло темное крыло. Почти на пределе слуха с небесной вышины донесся крик: слабый, но леденящий сердце, жестокий и холодный. Пиппин, мгновенно побледнев, прижался к стене.

— Что это? — тревожно спросил Берегонд.

— Это гибель, — дрожа, отвечал Пиппин. — Это — тень рока. Черный Всадник, получивший крылья.

— И правда, тень рока, — поежился Берегонд. — Боюсь, что Минас Тирит падет. Я вдруг заледенел весь.

Но с высоты уже снова светило солнце, и постепенно они успокоились.

— Рано отчаиваться, — встряхнулся Пиппин. — Гэндальф вон тоже погиб, но вернулся же. Может, и мы устоим, хоть на одной ноге.

— Верно сказано! — Берегонд вскочил и заходил взад-вперед. — Хоть бы все рухнуло разом, Гондор так сразу не возьмешь. Пусть стены захватят, так есть другие, есть и еще крепости и тайные тропы, что ведут в горы. Надежда и память все равно будут жить в какой-нибудь неприметной долине с зеленой травой.

— По мне, чем бы оно ни кончилось, лишь бы побыстрее, — сказал Пиппин. — Я совсем не воин и не люблю даже думать о битвах, но сидеть и ждать, когда от тебя ничего не зависит, — хуже всего! Какой сегодня долгий день! Это затишье мучает меня. Невыносимо стоять и ждать. Я думаю, если бы не Гэндальф, в Рохане до сих пор все еще выжидали бы.

— Ты верно заметил, — сказал Берегонд. — Это многие чувствуют. Но подожди, вот вернется Фарамир, и все пойдет по-другому. Он храбрый, куда отважнее, чем думают многие. Просто теперь люди почему-то не верят, что вождь может одновременно и разбираться в свитках знания, и понимать в музыке, как он, а при этом быть еще и отважным, решительным воином. Но Фарамир именно таков. Не столь безрассудный, как Боромир, но и не менее решительный. Хотя, — засомневался Берегонд, — что же сделает Фарамир? У нас нет сил ударить первыми. Мы можем только ответить ударом на удар. Но наш удар будет тяжелым! — Он воинственно пристукнул ножнами о каменные плиты.

Пиппин поглядел на него: высокий, благородный, как все люди, встреченные им в этой стране, а теперь, при мысли о сражении, глаза гондорца воинственно сверкнули.

«А мои руки слабее слабого, — подумал Пиппин. — Как там Гэндальф говорил? Пешка? Да еще не на своем поле!»

В полдень ударил колокол, сзывая воинов на обед.

— Пойдем к нам, — пригласил Пиппина Берегонд. — Еще неизвестно, в каком отряде ты будешь. А может, и вовсе останешься при Правителе. Но у нас в отряде тебе будут рады, а друзья еще никому не мешали.

— Спасибо, — поблагодарил Пиппин. — По правде сказать, мне пока одиноко здесь. Мой лучший друг остался в Рохане. Ни поговорить, ни посмеяться не с кем. А может, я останусь в твоем отряде? — с надеждой спросил он. — Возьми меня к себе, а?

— Я же не начальник, — рассмеялся Берегонд, — простой воин третьего отряда Цитадели. Правда, и это немало. Воинов Цитадели в Городе уважают.

— Значит, это тоже не для меня, — вздохнул Пиппин. — Зайдем сначала ко мне, и, если Гэндальф еще не вернулся, я пойду с тобой… как гость.

Однако Гэндальф не возвращался, и Берегонд повел хоббита в свой отряд. Пиппина приняли с большим почетом. Все уже знали о его длительной беседе с Денетором. В отряде ходили слухи о князе, прибывшем с далекого севера с пятитысячным войском и предложением военного союза. А некоторые говорили, что на подходе войска Рохана, и каждый из Всадников везет в седле по отважному и свирепому в бою полурослику.

Пиппин, хоть и с сожалением, опроверг эти россказни. Но от княжеского титула ему избавиться не удалось. «В самом деле, — рассуждали многие, — другу Боромира и личному гостю Правителя приличествует титул никак не меньше князя». Пиппина благодарили за приезд, а его рассказы о дальних странах и удивительных приключениях слушали так, что он едва не забыл совет Гэндальфа попридержать язык. Гэндальф хорошо знал хоббитов.

Уходя на пост, Берегонд посоветовал Пиппину найти в Нижнем ярусе его сына, Бергиля.

— Он покажет тебе Город. Сходите с ним к Большим Воротам, пока они не закрылись, — посоветовал он.

Берегонд ушел. Вскоре разошлись и остальные.

Денек был хорош, разве что жарче, чем обычно в марте на юге. Пиппина потянуло в сон, но возвращаться в пустую комнату не хотелось, и он решил спуститься вниз, навестить коня. Он прихватил немножко сахару, прибереженного для Сполоха, и тот принял угощение с радостью, а до этого стоял, понурив голову. Потом извилистыми улочками Пиппин двинулся вниз.

На него глазели. Встречные воины были торжественно учтивы, приветствуя его по обычаю Гондора поклоном и особым жестом. Позади он слышал возгласы: гондорцы звали других взглянуть на Князя Полуросликов, спутника Митрандира. Говорили не только на Всеобщем языке, но Пиппин быстро усвоил, что означает Эрнил и Перианнат, и понял, что от этого титула в Городе он уже не отделается.

Наконец он спустился переходами и мостовыми в нижний, самый широкий ярус, и там ему указали улицу Фонарщиков. На ней он отыскал старый Гостиный Двор, о котором говорил Берегонд, — огромное строение из серого выветренного камня, а за ним — еще один дом с множеством окон. По всему фасаду тянулось крыльцо с колоннами. Между ними играли мальчишки — первые дети, которых Пиппин увидел в Минас Тирите. Он остановился, разглядывая их. Один из мальчишек заметил его взгляд, бросил игру и выбежал на улицу. Теперь он стоял перед Пиппином, рассматривая его как диковинку.

— Привет! — сказал парнишка. — Ты откуда? Ты в Городе чужой.

— Был, — ответил Пиппин. — Говорят, я теперь воин Гондора.

— Да ладно, — неуверенно улыбнулся паренек. — Тогда мы все тут воины. А лет тебе сколько и звать как? Мне вот уже десять, и скоро во мне будет пять футов. Я выше тебя. У меня отец в Страже, он там выше всех. А твой отец кто?

— С чего начинать? — улыбнулся Пиппин. — Мой отец возделывает землю вокруг Белых Ключей около Тукборо в Шире. Лет мне двадцать девять, тут я тебя обогнал, а вот росту во мне всего четыре фута, и больше, пожалуй, не вырасти, разве что в ширину.

— Двадцать девять! — присвистнул его собеседник. — Так ты взрослый совсем. Как мой дядя. А спорим, я смогу тебя на уши поставить или на лопатки положить.

— Может, и сможешь, — рассмеялся Пиппин, — если я разрешу. А может и наоборот оказаться. Знаешь, в моей маленькой стране есть всякие хитрые приемы. А там, сказать по правде, я считаюсь большим и сильным; и я сроду не позволял никому ставить себя на уши. Вот станешь постарше, узнаешь, что по виду да росту не всегда можно судить. Ты принял меня за рохлю-чужеземца, а я — полурослик, сильный, отчаянный и свирепый!

Пиппин скорчил такую рожу, что мальчишка невольно отступил на шаг, но тут же сжал кулаки.

— Да нет! — расхохотался Пиппин. — Мало ли что чужестранцы про себя наплетут! Я не боец. Но во всяком случае, нападающему не мешало бы представиться.

Мальчик гордо выпрямился.

— Я — Бергиль, сын Стража Берегонда!

— Так я и думал, — кивнул Пиппин. — Ты похож на отца. Это он послал меня, чтобы тебя разыскать.

— Что ж ты сразу не сказал! — воскликнул Бергиль и вдруг схватил хоббита за руку. — Только не говори, что он передумал и отправляет меня с женщинами! Да нет, последние повозки ушли ведь.

— Мои вести не настолько плохи, — успокоил его Пиппин. — Отец просил тебя показать мне Город и скрасить мое одиночество, вместо того чтобы ставить на уши. А я бы взамен рассказал тебе о дальних странах.

Бергиль захлопал в ладоши и рассмеялся.

— Конечно! — вскричал он. — Пойдем! Мы все равно собирались к Воротам, поглядеть. Пойдем сейчас.

— А что там?

— До заката по Южной дороге должны подойти вожди окрестных земель. Пошли с нами, увидишь.

Бергиль оказался хорошим товарищем, и скоро они уже бродили по улицам, болтая и смеясь, не обращая внимания на удивленные взгляды. У Больших Ворот авторитет Пиппина в глазах Бергиля вырос необыкновенно. Пиппин назвал пароль, а потом назвался сам. Страж почтительно приветствовал его и не только пропустил самого Пиппина, но позволил пройти и товарищу знатного чужеземца.

— Вот здорово! — восхитился Бергиль. — Мальчишкам ведь не разрешают больше выходить за Ворота без старших. Теперь мы все увидим.

Перед Воротами собралась толпа. Как только хоббит с мальчиком протолкались в первые ряды, послышались звуки труб и крики:

— Форлонг! Друг Форлонг!

— О ком они? — спросил Пиппин.

— Форлонг пришел, — объяснил Бергиль, — старый Форлонг Толстяк, правитель Лоссарнаха. Я оттуда родом. Вот он, старина Форлонг!

Во главе отряда неторопливо вышагивал мохнатый битюг, на нем восседал человек (о таких говорят: поперек себя шире), старый, седой, но в кольчуге, черном шлеме и с длинным тяжелым копьем. За ним стройными рядами шли запыленные воины в полном вооружении, с огромными боевыми топорами, суровые и коренастые. Они были смуглее гондорцев.

Среди приветственных криков слышались горькие голоса: «Их так мало! Всего двести воинов! А мы ждали никак не меньше двух тысяч. Это из-за пиратов! Одно название осталось от мощи Лоссарнаха. Ну, да нам каждая кроха ценна!»

Отряд Форлонга вошел в Город, а к Воротам уже подходили новые войска. Южные провинции шли на помощь Городу в грозный час, но слишком малы были их отряды, меньше, чем ждали и чем требовалось в нужде. Людей из долины Рингло возглавлял сын предводителя, Дерворин. Три сотни пеших. Из верховий Мортонда, Долины Черных Корней, высокий Дуинхир с сыновьями, Дуилином и Деруфином, привел пять сотен лучников. Из Анфаласа, с дальнего взморья, пришел разношерстный народ: охотники, пастухи, крестьяне из маленьких деревушек, кое-как вооруженные, и дружина их правителя Голасгила. Из Ламедона — всего несколько угрюмых горцев без вожака. Шли рыбаки Этира — несколько сотен. Хирлуин Прекрасный с зеленых холмов Пиннат Гелина ехал во главе трех сотен благородных воинов в зеленом. Последним явился самый достойный из всех — Имрахиль, князь Дол Амрота, родич Денетора. На позолоченных знаменах красовался знак Корабля и Серебряного Лебедя; за ним следовал отряд рыцарей в полном вооружении на серых конях и семь сотен воинов, высоких, сероглазых и темноволосых. Они шли и пели.

Вот и все. Меньше трех тысяч в общей сложности. Больше ждать было некого.

Топот, пение, боевые кличи, звуки рогов постепенно затихали. Любопытные постояли еще немного. В неподвижном воздухе висела кисея пыли. Солнце склонялось за Белые Горы, и на Город ложились вечерние тени. Близилось время закрытия Ворот.

Пиппин взглянул в небо. Закатные лучи с трудом пробивались сквозь дымный, пепельно-серый воздух. Краски были багровы и угрюмы.

— Какое гневное небо! — пробормотал хоббит, забыв о своем спутнике.

— Точно. Если я не приду вовремя, гнева будет хоть отбавляй, — отозвался Бергиль. — Идем. Ворота уже закрывают.

Они последними вошли в Город, когда в окнах уже зажигались огни, а на башнях печально звонили колокола.

— До свиданья, — попрощался Бергиль. — Увидишь отца, поблагодари его от меня за нового друга. И приходи завтра опять. Мне уже почти хочется, чтобы не было войны, вот бы мы тогда весело зажили! Сходили бы в Лоссарнах, к моим родичам — там хорошо весной! А может, мы туда еще и попадем. Не победить им нашего Правителя, и отец у меня отважный! До свиданья! Обязательно завтра приходи.

Они расстались в Нижнем Городе, и Пиппин поспешил в Цитадель. Быстро темнело. Идти было далеко, он устал и проголодался и вдобавок опоздал к ужину. Берегонд обрадовался его приходу, поделился своим пайком и стал расспрашивать о сыне, но Пиппин торопился домой. На сердце у него было неспокойно. Хотелось повидаться с Гэндальфом, который все знает и рядом с которым ничего не страшно.

Они вышли на улицу. В небе не было ни звездочки, и Город затопила темень.

— Ты найдешь дорогу? — забеспокоился Берегонд. — Нам приказано не зажигать огня в домах и на стенах. Да, чуть не забыл! Утром тебя призывает Денетор. Похоже, в третий отряд ты не попадешь. Ну, да как-нибудь увидимся. Прощай, друг! Доброй ночи!

В комнате, куда наконец добрался Пиппин, было темно, но на столе горел маленький светильник. Гэндальфа опять не было, и от этого тревога и грусть Пиппина только возросли. Он выглянул в окно — все равно что в чернильницу заглянул. Тогда ему пришло в голову закрыть ставни. Стало немного уютней, он лег и долго прислушивался — не идет ли Гэндальф, да так и уснул. А среди ночи проснулся и увидел мага, меряющего шагами комнату. На столе, среди свитков пергамента, горели свечи. Пиппина разбудило бормотание, но он услышал только, как Гэндальф, тоскливо вздохнув, сказал:

— Когда же вернется Фарамир?

— Ты пришел! — радостно воскликнул хоббит, поднимаясь. — Это хорошо, а то я думал, не забыл ли ты про меня. Такой длинный день был…

— Зато ночь будет короткой, — проворчал Гэндальф. — Я пришел подумать в тишине. Спи, пока еще спишь в постели. На рассвете мы идем к Денетору. Хотя что я говорю! Рассвета не будет. Наступил Великий Мрак!

Глава II Выбор Арагорна

Когда стих топот копыт Сполоха, уносящего Гэндальфа и Пиппина, Мерри вернулся к Арагорну. Сумку свою он потерял еще в Порт Галене, собирать было нечего — так, кое-какие полезные мелочи с развалин Изенгарда. Леголас и Гимли ожидали только сигнала тронуться в путь.

— Нас осталось четверо, — сказал Арагорн. — Мы будем вместе, но пойдем не одни. После этого крылатого ужаса король решил выступать немедля и возвращаться к холмам под прикрытием ночи.

— А потом куда? — спросил Леголас.

— Еще не знаю. Правитель отдал приказ войскам собраться в Эдорасе на четвертую ночь после этой. Там, я думаю, его ждут вести о войне, и Всадники Рохана двинутся к Минас Тириту. Но у меня другая дорога.

— Я с тобой, — тут же сказал Леголас.

— И я тоже, — отозвался Гимли.

— Мой путь еще темен для меня, — задумчиво ответил Арагорн. — Кажется, наступает час, к которому я готовился всю жизнь. Нам тоже нужно попасть в Минас Тирит, но каким путем мы придем туда, я еще не решил.

— А я? — подал голос Мерри. — До сих пор от меня было немного толку, но я все-таки не какая-нибудь безделушка. Всадникам не до меня, хотя их Правитель и обещал, что мы поговорил с ним о Шире после возвращения.

— Мне видится, что ты должен идти с ним, Мерри, — сказал Арагорн. — И не рассчитывай на веселую прогулку! Теодену долго еще не сидеть в покое Золотых Палат. Немало надежд иссякнет этой горькой весной!

Они отправились затемно. Теоден, с ним двадцать два Всадника, Леголас с Гимли и Арагорн с Мерри. Уже переправившись через Изен, они услышали за спиной топот. Их нагнал Всадник из арьергарда.

— Повелитель, — доложил он. — Нас настигает конный отряд. Мы слышали их от самой переправы, скоро они будут здесь.

Теоден приказал остановиться. Всадники развернулись и взялись за копья. Арагорн тотчас спрыгнул с коня и с мечом в руках встал у стремени правителя. Йомер со своим оруженосцем быстро выдвинулись вперед. Мерри опять остался не у дел и острее прежнего ощутил свою никчемность. Держа в поводу коня Арагорна, он думал, как быть, если на них нападут.

«Будь что будет», — решил он, обнажил меч и поправил пояс.

Заходящую луну заслонило большое облако, а когда снова просветлело, все явственно услышали топот коней и различили темные фигуры, быстро приближавшиеся по тропе от Бродов. Лунный свет поблескивал на копьях. Их было, во всяком случае, не меньше, чем в королевском отряде.

До них оставалось шагов тридцать, когда Йомер властно прокричал:

— Кто вы и что вам нужно в Рохане?

Чужой отряд остановился. Наступила тишина. Один из всадников спешился и медленно двинулся вперед. Он протянул руку ладонью вверх — это был знак мира. Не доходя шагов десяти, человек остановился. Он был высок ростом, и голос его звучал ясно.

— Рохан? Так вы сказали? Приятно слышать! Сюда и торопились мы издалека.

— Вы вступили на земли Рохана, когда пересекли Броды, — сказал Йомер. — Но здесь правит король Теоден, и воины передвигаются только с его позволения. Кто вы и почему торопитесь?

— Я — Хальбарад, Следопыт с севера, — ответил человек. — Нам нужен Арагорн, сын Арахорна. Я знаю, что он должен быть в Рохане.

— Хальбарад! — вскричал Арагорн и, бросившись к предводителю отряда, крепко обнял его. — Хальбарад! Из всех неожиданностей ты — самая приятная!

Мерри перевел дух. Отдавать жизнь, защищая Теодена, можно было подождать. Он вложил меч в ножны.

— Все в порядке. — Арагорн повернулся к отряду короля. — Это мои люди. Но сколько их и почему они пришли, лучше расскажет мой верный друг Хальбарад.

— Со мною тридцать человек. Столько, сколько удалось собрать, — ответил Хальбарад. — С нами Элладан и Элрохир, сыновья Элронда. Мы выступили, как только узнали, что тебе нужна помощь.

— Но я не просил помощи, — удивился Арагорн, — хотя в мыслях я часто обращался к вам, друзья, но вестей не посылал. Однако вы здесь, и я очень этому рад. Сейчас мы спешим, нам угрожает опасность. Правитель, — обратился он к Теодену, — позвольте им ехать с нами.

— Хорошо, — сказал Теоден, и было видно, что он доволен. — Если ваши люди хоть немного похожи на вас, благородный Арагорн, то тридцать таких витязей — это не просто тридцать человек. В путь!

Теперь они скакали вместе. Арагорн расспрашивал вновь прибывших о новостях. Элрохир сказал:

— Отец велел передать тебе: «Срок близок. Если придется спешить, вспомни о Тропах Мертвых».

— Я никогда не медлил, — ответил, помрачнев, Арагорн. — Но как же надо спешить, чтобы отважиться на этот путь!

— Об этом предстоит подумать, — отозвался Элрохир, — но не сейчас, посреди дороги.

— Да, — кивнул Арагорн и после некоторого молчания спросил: — Хальбарад, что это у тебя? Для копья велико…

— Подарок тебе от Девы Имладриса, — ответил Хальбарад. — Долго и втайне от всех трудилась она над ним и передает со словами: «Сроки истекают. Теперь или никогда. Возьми то, что принадлежит тебе. Добрый путь, Эльфинит!»

— Да, — опять сказал Арагорн, — я знаю, что это. Пусть будет у тебя.

Дальше он скакал молча, неотрывно глядя на север, где в ночном небе горели крупные звезды.

На рассвете они прибыли в крепость Хорне. После отдыха было решено собрать совет.

Гимли и Леголас с трудом разбудили Мерри.

— Солнце высоко, — тормошил хоббита эльф. — Вставай, лежебока, все давно на ногах, оглядись вокруг!

— Три ночи назад здесь была битва, — сказал Гимли. — Мы с Леголасом состязались, и я отыграл у него одного орка. Иди глянь, как все было! А пещеры тут, Мерри, диво что за пещеры! Леголас, может, прямо сейчас и сходим туда?

— Времени нет, — отозвался эльф. — На чудеса второпях не смотрят. Я же обещал тебе вернуться, если снова настанут мирные дни. А сейчас дело к полудню. Надо успеть поесть. Мы скоро выступаем.

Мерри неохотно поднялся, зевая во весь рот. Он не выспался. Пиппина не было, не с кем было отвести душу, и он снова почувствовал себя обузой. Чтобы как-то сменить настроение, он поинтересовался, где Арагорн.

— Он наверху, в башне, — ответил Леголас. — Всю ночь не спал, думает, — озабоченно добавил он. — С ним его родич, Хальбарад. Что-то заботит нашего Колоброда.

— Удивительные они люди, эти дунаданы, — заметил Гимли. — Угрюмые. Слова лишнего не скажут. Роханские Всадники рядом с ними кажутся беспечными мальчишками.

— Но говорят учтиво, — сказал Леголас. — Жаль только — мало. А вы обратили внимание на Элладана и Элрохира? Они не так мрачно выглядят. Красота, изящество — настоящие эльфийские князья. Сразу видно сыновей Элронда из Дольна.

— А почему они приехали, я так и не понял, — признался Мерри. Он уже оделся, накинул плащ, и теперь они втроем направлялись к разбитым воротам.

— Ты же слышал, их позвали на помощь, — сказал Гимли. — Они говорили: в Дольне узнали, что Арагорну нужна помощь, вот дунаданы и отправились к нему в Рохан. А как узнали — неведомо. Должно быть, от Гэндальфа.

— Нет, это — Галадриэль, — заявил Леголас. — Помните? Она ведь сообщила через Гэндальфа о Сером Отряде с севера.

— Так и есть, — важно кивнул Гимли. — Владычица Леса! Она читает в сердцах и в мыслях. Может, и нам пожелать на подмогу наших родичей, а, Леголас?

Эльф стоял в воротах и смотрел на северо-восток. Лицо его было встревоженно.

— Им нет нужды идти на войну, — ответил он. — Она сама пришла к ним.

Друзья прошлись по крепости, вспоминая недавние события, спустились к разбитым воротам, прошли мимо свежих курганов у дороги и помянули павших, потом остановились у вала, разглядывая следы, оставленные хуорнами, и высокий, засыпанный черными камнями Холм Смерти. В полях и на разрушенном валу кипела работа: там были и дунгарцы, и воины из Хорне.

Побродив некоторое время в долине, странно тихой после недавних событий, друзья вернулись в крепость. Теоден, узнав об их приходе, тут же призвал Мерри, усадил его рядом и сказал:

— Конечно, это не дворец, который я обещал вам. Но до Эдораса далеко, и мы не скоро вернемся туда. Значит, с пирами придется подождать. Сейчас есть время, вот угощение, поговорим же, а потом — в путь!

— И я с вами? — воскликнул обрадованный Мерри. Он был очень благодарен Правителю за ласковые слова. — Я только мешаю всем, — удрученно добавил он, — но буду стараться сделать все, что могу.

— Я не сомневаюсь в этом, любезный Мериадок, — ответил старый Правитель, — я даже велел приготовить для вас подходящую лошадку. Она хоть и невелика ростом, но на том пути, которым мы пойдем, не уступит другим коням. Мы вернемся в Эдорас по горным дорогам, через Дунхарг, где меня ждет Йовин. Я предлагаю вам сопровождать меня в качестве личного оруженосца. Вы согласны?

Мерри только взволнованно кивнул.

Правитель, обращаясь к Йомеру, спросил:

— Найдется ли у нас подобающее вооружение?

— Конечно, больших складов здесь нет, — отвечал Йомер, — но легкий шлем можно подобрать. А вот с мечом и кольчугой вряд ли что получится.

— Меч у меня есть, — сказал Мерри, обнажая свой нуменорский клинок. Повинуясь внезапному порыву, он опустился на колено и взволнованно сказал: — Великий Теоден! Прошу тебя, прими под свои знамена меч Мериадока из Шира вместе с его жизнью!

— Принимаю охотно, — ответил старый Правитель, кладя руку на голову хоббита. — Встань, Мериадок, щитоносец Рохана! Пусть твоему мечу сопутствует удача!

Мерри встал и, сдерживая слезы в голосе, проговорил:

— Вы для меня стали отцом, Правитель!

— Жаль только, ненадолго, — грустно ответил Теоден.

Их беседу прервал Йомер.

— Пора ехать, Правитель. Я прикажу подать сигнал к походу. Только где же Арагорн? Я не видел его за столом.

— Да, пора ехать, — поднимаясь, сказал Теоден. — Найдите благородного Арагорна и напомните ему об отъезде.

Сопровождаемый свитой, он вышел вместе с Мерри из крепости. Правителя уже ждал многочисленный отряд Всадников. В крепости оставался только небольшой гарнизон. Около тысячи копейщиков выступили ночью. К месту сбора в Эдорасе Теодена сопровождали еще пятьсот воинов, по большей части — жители долин и предгорий Вестфолда.

Поодаль, небольшой группой, молчаливые, хорошо вооруженные, располагались люди Хальбарада. Их оружие и одежда были попроще, чем у Всадников, и одеты они были в простые темно-серые дорожные плащи. Лишь на плече у каждого тускло мерцала пряжка в виде серебряной многолучевой звезды.

Теоден сел на коня, и в это время из ворот вышли Йомер, Арагорн и Хальбарад с древком в черном чехле. За ними, неразличимо похожие, шли сыновья Элронда: высокие, темноволосые, сероглазые, в блестящих кольчугах и серебристых плащах. Следом шагали Леголас и Гимли.

Мерри, сидевший на низкорослой лошадке рядом с Правителем, не мог отвести удивленного взгляда от Арагорна. За одну ночь Колоброд словно постарел на много лет. Он выглядел мрачным и измученным.

— Я смущен духом, благородный Теоден, — произнес он, подойдя к королю. — Странные слова слышал я и грозные опасности видел. Мои планы приходится менять. Скажите, когда вы будете в Дунхарге?

— Сейчас полдень, — ответил за Правителя Йомер, — если мы выступим без промедления, то к вечеру третьего дня будем там. Сбор отрядов назначен на следующий день. Нам нужно собрать все силы, быстрее этого не сделать.

— Через три дня войска начнут собираться… И быстрее этого не сделать… — пробормотал Следопыт. — Повелитель, — обратился он к Теодену, видимо, приняв какое-то решение, — я прошу позволить моему отряду выбрать свой путь. Мы не будем больше скрываться и пойдем на восток кратчайшей дорогой — Путем Мертвых.

При этих словах Теоден вздрогнул. Видно было, что они поразили и Йомера, а Мерри показалось, что Всадники, стоявшие поблизости, побледнели.

— Насколько я знаю, — медленно проговорил Теоден, — никому из смертных не удавалось воспользоваться этой «кратчайшей» дорогой…

— Ах, Арагорн, — горестно вздохнул Йомер, — я думал, что в бою мы будем биться плечом к плечу. Но если ты выбрал Путь Мертвых, значит, пришел час прощания. Едва ли мы встретимся снова под солнцем.

— Не только встретимся, благородный Йомер, — твердо ответил Следопыт, — но и будем вместе в битве, пусть хоть все силы Мордора встанут между нами. Выбор сделан, и время не ждет.

— Вы вольны в своих поступках, — печально произнес Теоден. — Может быть, такова ваша судьба — проходить там, где не пройдет никто. Разлука огорчает меня, а в предстоящей битве вы и ваш Андрил умножили бы наши силы… Но, видно, не суждено. Теперь я тем более должен спешить. Прощайте!

— Прощайте, повелитель, — ответил Арагорн. — Да приведет ваш путь к славе! Прощай, Мерри, ты остаешься в надежных руках, я не беспокоюсь за тебя больше. Гимли и Леголас идут со мной, но мы не забудем о тебе. Не забывай и ты нас. Прощай!

Мерри едва сумел вымолвить ответное «прощай!». Ему было нестерпимо жаль расставаться с Колобродом, но слова «Путь Мертвых» словно придавили его к земле, он снова почувствовал себя маленьким и остро пожалел, что рядом нет веселого, неунывающего Пиппина. Кони под всадниками нетерпеливо перебирали ногами, и Мерри хотелось, чтобы поход начался, лишь бы не длить тяжести прощания.

Наконец, после короткого приказа Теодена, Йомер взмахнул рукой, и отряд Всадников двинулся вперед. Вскоре они уже скрылись за поворотом. Арагорн со стены вала долго глядел им вслед. Спустившись, он подошел к Хальбараду:

— Я проводил троих очень близких друзей, Хальбарад, и меньшего из них я люблю ничуть не меньше других. Он не догадывается даже, к какой судьбе скачет, но если бы и догадался, то все равно не повернул бы коня.

— Насколько я успел узнать хоббитов, — отозвался Хальбарад, — они отважны, и слово «долг» им знакомо. Мне не жаль сил, потраченных на охрану границ Шира, хотя хоббиты и не знают о наших трудах.

— Мы сроднились с ними, — задумчиво проговорил Арагорн, — но вот, пришлось расстаться. Пора и нам. Сначала — обед, а потом — в путь! Леголас, Гимли, нам нужно поговорить.

Однако за столом Арагорн долго молчал.

— Успокойся, — участливо сказал Леголас, — к чему печалиться? Что такое стряслось со времени нашего прибытия?

— Мне пришлось выдержать битву пострашнее недавней, — хмуро ответил Арагорн. — Я воспользовался Камнем Ортханка, друзья.

— Ты смотрел в этот проклятый камень?! — ужаснулся Гимли. — Но ведь даже Гэндальф опасался этого! И ты… ты сказал что-нибудь Врагу?

— Ты забываешь, с кем говоришь! — глаза Арагорна сверкнули. — Что, по-твоему, я должен был сказать ему? Что охотно обменял бы одного дерзкого гнома на смирного орка? — Лицо его стало мягче, и на нем еще отчетливее проступили следы усталости. — Нет, добрый Гимли, я ничего не сказал Врагу. Камень мой по праву, и у меня достаточно сил, чтобы пользоваться им, — так я думал, во всяком случае. Но если право мое бесспорно, то вот сил едва хватило. — По лицу Следопыта прошла судорога. — Борьба была страшной, но я не только не сказал ему ничего, но и вырвал Палантир из-под его власти. Это удар для него, и сильный удар. А еще — Враг видел меня. Да, достойный Гимли, он видел меня, но не в том обличье, в котором я знаком вам… До сих пор он не знал о моем существовании, и это — второй удар. Саруман в Ортханке видел просто человека в роханских доспехах, но Саурон не забыл ни Исилдура, ни его Нарсил, и вот теперь, в трудный для него час, он узрел потомка Исилдура, увидел Андрил и узнал этот меч. Как ни велико его могущество, но и ему знаком страх, и его вечно снедают тревоги.

— Но он очень силен, — сказал Гимли, — и теперь не замедлит с ударом.

— Кто спешит, тот рискует промахнуться, — ответил Арагорн. — Мы не будем ждать, пока он начнет, мы ударим сами. — Следопыт помолчал и сказал уже спокойнее: — Подчинив Камень Ортханка своей воле, я узнал немало. Я видел, что Гондору угрожает с юга новая опасность. Если не предотвратить ее, Гондор не выстоит и десяти дней.

— Значит, он падет, — скорбно произнес Гимли. — Кого послать на помощь и как она успеет?

— Послать некого, это верно. Значит, придется идти самому. А что до времени, то к побережью ведет короткий путь, и воспользоваться им не поздно. Это — Путь Мертвых.

— Путь Мертвых… — вздрогнув, повторил Гимли. — Я уже слышал сегодня эти слова и видел, что Всадникам они не по душе. Похоже, эта дорога не для простого смертного. Но если даже ты пройдешь по ней, что может сделать горстка воинов против мощи Мордора?

— Смертные не пользовались этой дорогой после прихода рохирримов, — промолвил Арагорн, — она закрыта для них. Но в темный час судьбы наследник Исилдура, если осмелится, сможет одолеть ее. Слушайте, что передает мне Элронд через сыновей: «Пусть Арагорн помнит о словах прорицателя и Пути Мертвых».

— А ты знаешь, что это за слова? — спросил Леголас.

— Да. Мальбет Прорицатель во дни Арведуи, последнего короля Форноста, сказал:

— О темных вещах ты говоришь, — сказал Гимли, — только эти слова для меня еще темнее.

— Если хочешь разобраться, приглашаю тебя с собой, — сказал Арагорн, — ибо я выбираю именно этот путь, выбираю без всякой радости, а только потому, что так до́лжно. Тяжкий труд и великий страх, а может быть, и что-нибудь похуже сулит он, поэтому я не прошу вас идти со мной…

— Я пойду с тобой даже Тропами Мертвых! — пылко воскликнул Гимли.

— Я тоже, — поддержал его Леголас. — Я не боюсь мертвых.

Гимли уже овладел собой.

— Надеюсь, забытые люди не забыли, как сражаться, — проворчал он. — Иначе я не вижу, чего ради их беспокоить!

— Об этом мы узнаем, если придем к Эреху, — сказал Следопыт. — Когда-то эти люди поклялись сражаться против Саурона, и им придется сдержать обещание. На вершине Эреха стоит Черный Камень. Исилдур принес его из Нуменора. На этом камне король горцев поклялся в преданности моему предку, когда создавалось княжество Гондор. Саурон вернулся, мощь его начала расти, и тогда Исилдур напомнил горцам о данном обещании. Но Тьма уже делала свое дело, и горцы отказались выступить против Врага. Тогда и сказал Исилдур королю горцев слова, которые помнят у нас на Севере: «Ты будешь последним королем этого народа. Запад сильнее твоего Черного Владыки. Я проклинаю тебя и твой народ: да не будет вам в мире покоя, покуда не исполните своей клятвы. Ибо несчетные годы будет длиться эта война, и однажды вас призовут снова». Гнев Исилдура не позволил горцам принять сторону Саурона, но и страх перед Врагом был силен. Тогда они ушли в тайные места в горах и медленно угасали в бесплодных холмах. Никто из живых больше не видит их. Но Проклятие Исилдура действовало, и с тех пор ужас Бессонных Мертвецов лежит на холме Эреха, там, где обитало раньше это гордое племя. Этим путем я и пойду, даже если останусь один.

Леголас и Гимли молча встали. У ворот крепости их ждал отряд Хальбарада. Арагорн вскочил в седло. Хальбарад огляделся, поднял большой рог и громко протрубил. Вскоре отряд исчез в облаке пыли, поднятом копытами коней.

Пока Теоден неспешно пробирался предгорьями, Серый Отряд вихрем пронесся по равнине. К полудню следующего дня они спешились в Эдорасе. После недолгого отдыха Арагорн повел своих людей к Дунхаргу.

Йовин с радостью приветствовала дунаданов и сыновей Элронда, но прибытие Арагорна вызвало у нее совсем особые чувства. За ужином он поведал ей о том, что произошло после отъезда короля Теодена, а рассказ о сражении в Хельмовой Пади заставил заблестеть глаза прекрасной воительницы.

Выслушав, Йовин сказала:

— Вы устали, но сегодня я не ждала вас, вам придется отдыхать в наспех приготовленных покоях, зато завтра мы устроим вам настоящий прием.

— Нет, милая Йовин, — ответил Арагорн. — Завтра на рассвете нас уже не будет здесь. Ночлег и легкий завтрак на дорогу — вот все, что нам нужно. Мы спешим.

Йовин с трудом улыбнулась:

— Спасибо, что ты приехал издалека поразвлечь меня новостями.

— Чтобы развлечь тебя, любой приехал бы хоть с края света. Но меня привела сюда моя дорога.

— Должно быть, ты сбился с пути. Из этой долины нет дорог ни на восток, ни на юг.

— Следопыта трудно сбить с дороги, — устало улыбнулся Арагорн. — Я бродил по этим землям еще до того, как на них пал отсвет твоей красоты. Одна дорога есть. Моя. Меня ждет Путь Мертвых.

Йовин вздрогнула, побледнела и долго молча смотрела на Арагорна. Наконец она сказала:

— Но почему ты непременно должен искать смерти? Кроме нее, на этом пути ничего нет. «Мрак не пропустит никого из живых», — я слышала это много раз.

— Может быть, меня все-таки пропустит. Я должен попытаться. Других путей для меня нет.

— Но это же безумие, — проговорила она. — С тобой доблестные и отважные люди; лучше бы ты повел их в битву, а не во мрак. Я прошу тебя, дождись моего брата и отправляйся с ним, светлее будет у всех на сердце и ярче надежда.

— Это не безумие, госпожа, — отозвался Арагорн. — Я выбрал предназначенный мне путь. А те, что со мной, идут по доброй воле. Они могут остаться здесь и идти с рохирримами. А я пойду Тропами Мертвых, даже если придется идти одному.

Наступило долгое молчание. Йовин не сводила глаз с Арагорна. Мучительные минуты переживала она. Наконец гости поднялись, поблагодарив за заботу, и отправились в отведенные покои. Йовин окликнула Арагорна. Он обернулся. Ее белое платье мерцало в ночи, глаза блестели.

— Арагорн, ну зачем тебе этот страшный путь?

— Я ведь не по своей воле выбираю пути, Йовин. Только так я смогу совершить, что должен, в нашей борьбе с Врагом. Если бы я следовал только зову сердца, то бродил бы сейчас в прекрасных садах Дольна.

Девушка задумалась над этим ответом, потом, положив руку ему на плечо, сказала:

— Ты отважен и решителен. К таким приходит слава. Позволь мне сопровождать вас. Я не хочу больше прятаться среди холмов, меня влекут сражения и опасности.

— Долг повелевает тебе остаться с твоим народом, — ответил Следопыт.

— Слишком часто я слышу о долге! — воскликнула она. — Разве я не из рода Йорлов? Я воин, а не сиделка. Я и так долго просидела у старческих ног. Теперь король снова в седле, так разве я не могу устраивать собственную жизнь по своей воле?

— Даже собственную жизнь надо устраивать достойно, — произнес Арагорн. — А твоему попечению король вверил людей. Если бы его выбор пал на другого, если бы на твоем месте оказался любой военачальник, что бы ты сказала, брось он людей, доверенных ему?

— Выбор и дальше будет падать на меня, — горько сказала Йовин. — И я всегда буду оставаться, когда уходят Всадники, и присматривать за домом, пока они добывают славу, и готовить еду, и стелить постели к их возвращению…

— А если они не вернутся однажды? Тогда понадобится доблесть без славы, ибо некому помнить подвиги тех последних, кто будет биться у порога дома. Но и безвестный подвиг остается подвигом.

— Опять я слышу те же слова: «Ты — женщина, твой удел — дом». А когда воины с честью гибнут в битве, тебя оставляют гореть вместе с домом, потому что мужчинам он больше не нужен. Я из дома Йорла, и я не служанка, а вот должна сидеть у очага, хотя не боюсь ни ран, ни смерти. Я с детства езжу верхом и владею оружием не хуже любого другого.

Арагорн внимательно посмотрел на нее и осторожно спросил:

— Но что же тогда страшит тебя?

— Клетка! — порывисто ответила она. — Не хочу сидеть в клетке всю жизнь, пока старость не отнимет у меня всякую надежду совершить подвиг!

— Ты рвешься к подвигам, а меня отговариваешь от них, — с шутливым упреком заметил Следопыт.

— Я не отговариваю, — горько ответила Йовин, — я хочу, чтобы твой меч принес победу и славу, и не только тебе. Доблесть нужна, но…

— Я тоже так думаю, — прервал ее Арагорн. — Оставайся здесь. Тебе нечего делать на юге.

— Как и твоим спутникам, — сказала она. — Они идут только потому, что не хотят расставаться с тобой, потому что тоже любят тебя! — С этими словами Йовин повернулась и исчезла в темноте.

На рассвете, еще до восхода солнца, Серый Отряд был готов выступить. Арагорн уже вдел ногу в стремя, но в этот момент к ним подошла Йовин. На ней была одежда Всадника, на поясе — меч, в руках — кубок. По обычаю она отпила глоток, желая им удачи в пути, и передала кубок Арагорну. Он тоже отпил и пожелал счастья ей и ее народу.

Леголас и Гимли, знавшие Йовин гордой и холодной наместницей короля, с удивлением увидели слезы на ее прекрасном лице. Она смотрела только на Арагорна.

— Ты не выполнишь мою просьбу? Не возьмешь меня с собой?

— Нет, — покачал головой Следопыт. — Без согласия Правителя и твоего брата — нет. Они придут только завтра, а мне дорог каждый час. Прощай, Йовин!

Тогда неожиданно она упала на колени.

— Прошу тебя!

— Нет, — еще раз ответил он, бережно поднимая ее и целуя ей руку. Потом он вскочил в седло и не оглядывался больше. Те, кто знал его близко, видели, как тяжело у него на сердце.

Отряд скрылся. Йовин долго стояла неподвижно, глядя ему вслед, а потом, нетвердо ступая, вернулась в свой шатер. В лагере никто не видел этого прощания, все еще спали, а когда проснулись и узнали, что пришельцы уехали, с облегчением говорили друг другу:

— Вот и хорошо! Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без того времена смутные.

Отряд скакал в серых сумерках, потому что солнце скрывалось за гребнями Обжитой Горы, вздымавшейся впереди. Первые волны страха захлестнули их уже в тени древних скал, на подходах к Димхольту. Там, где уступы поросли деревьями с густой черной хвоей, перед ними открылась расселина; вход в нее запирал могучий одинокий утес, вздымавшийся словно перст судьбы.

— Кровь стынет в жилах, — пробормотал Гимли. В полной тишине голос его прозвучал мертво, как шорох хвои, покрывавшей здесь всю землю. Кони упирались и храпели. Пришлось спешиться и вести их в поводу мимо мрачного утеса. Миновав его, они оказались в узкой долине, противоположный край которой перегораживала отвесная скальная стена. Посреди нее, словно разверстая пасть, зияла Темная дверь. Широкую арку венчали смутно видимые, глубоко высеченные в скале знаки. От них на путников волнами накатывал ужас. Отряд остановился, с трепетом взирая на страшную преграду. Один только эльф был спокоен. Призрачный мир людских страхов не пугал его.

— Это дверь зла, — промолвил Хальбарад. — Я чую за ней свою смерть. И все-таки я войду. Но лошади не пойдут, я в этом уверен.

— Мы войдем все, и лошади пойдут с нами, — твердо произнес Арагорн. — Если мы преодолеем тьму за этими воротами, нам еще скакать и скакать. Каждый потерянный час приближает победу врага. За мной!

Он двинулся вперед, и такова была в этот час его сила, что и дунаданы, и их кони последовали за ним. Только Эрод, конь из Рохана, отказался идти и стоял, дрожа от невыносимого ужаса. Тогда Леголас закрыл ему глаза руками и спел на ухо несколько слов, мягко и мелодично прозвучавших в мрачной тишине. Конь перестал дрожать и медленно пошел вперед.

Позади остался только Гимли. Колени гнома мелко тряслись, и ноги не шли.

— Неслыханно! — воскликнул он в гневе на себя. — Когда это было, чтобы эльф шел в подземелье, а гном не осмеливался! — С этими словами он бросился вперед, как в омут.

С первым шагом на Гимли, сына Глоина, бестрепетно бродившего во многих глубинах мира, обрушилась, словно обвал, кромешная пещерная тьма.

Арагорн с зажженным факелом шагал впереди; последним, тоже с факелом в руке, шел Элладан. Гимли отстал и теперь старался нагнать отряд. Он видел перед собой только тусклый свет факелов, а когда путники останавливались, со всех сторон наползал невнятный беспрерывный гул, как будто странные нездешние голоса нашептывали слова, звуки которых не походили ни на один известный гному язык.

Никто не спешил нападать на них, ничто не преграждало путь, однако страх гнома все возрастал. Он отчетливо понимал, что обратного пути нет. Он чувствовал, как позади, на дороге, возникают незримые толпы, следующие за ними во тьме.

Гном не знал, сколько времени прошло, прежде чем однообразие пути было нарушено. Широкая дорога вдруг еще больше расширилась, стены отступили, но на Гимли навалился такой ужас, что он с трудом переставлял ноги. В это время в свете факела Арагорна слева что-то тускло блеснуло. Арагорн остановился, а потом решительно свернул с дороги.

— И как это он не боится? — пробормотал гном. — Будь это любая другая пещера, Гимли первым бы посмотрел, что это там за штука с таким золотым блеском. Но только не здесь! Пусть себе лежит, где лежит, что бы оно там ни было!

Тем не менее он подошел и увидел, что Арагорн стоит на коленях, а рядом Элладан держит оба факела. Перед ними лежали останки могучего человека. Его кольчуга и доспехи были в полной сохранности: воздух подземелья был сух, а металл вооружения вызолочен. Кольчугу охватывал золотой, отделанный гранатами пояс, богатый шлем прикрывал голову фигуры, лежащей лицом вниз. Гимли огляделся и увидел, что воин упал возле стены пещеры; прямо перед ним была запертая каменная дверь. Тут же лежал сломанный меч. Клинок был весь в зазубринах, словно им в отчаянии рубили скалу.

Арагорн долго смотрел на останки, словно силился по ним прочесть драму, разыгравшуюся здесь когда-то. Потом он встал. Те, кто стоял рядом, услышали, как он непонятно молвил про себя:

— Никогда до конца времен не придут сюда цветы симбелина. Девять и семь курганов покрылись ныне зеленой травой, а он все эти долгие годы лежит у запертой двери. Куда ведет она? К чему он стремился? Никто никогда не узнает. — Арагорн тряхнул головой, повернулся к шепчущей позади тишине и крикнул: — Я не затем пришел сюда! Храните и дальше ваши сокровища, упрятанные в Ненавистные Годы! Мне нужна только быстрота. Освободите путь и следуйте за мной! Я созываю вас к Камню Эреха!

Тишина, ответившая ему, была еще ужаснее прежнего шепота. Потом налетел порыв холодного ветра; факелы затрепетали и погасли, зажечь их снова не удалось. Дальнейший путь Гимли почти не запомнил. Проходили часы или дни — он не знал. Только ужас сжимал его сердце все сильнее и сильнее. Раз он споткнулся и дальше полз на четвереньках, как зверь, ощущая, что все меньше и меньше остается в нем от Гимли, сына Глоина, и пробуждается что-то дремучее, с чем уже невозможно совладать. Он чувствовал, что еще немного, и он бросится назад, во тьму, в страх, идущий по пятам…

И вдруг впереди забрезжил свет. Журчанье ручья встретило путников, миновавших еще одни широкие ворота. Вокруг высоко в небо вонзались островерхие изломанные утесы, а прямо перед ними по уступам спускалась дорога. Они находились в ущелье, таком глубоком и узком, что, несмотря на дневное время, в темно-фиолетовом небе светились маленькие колючие звезды. Потом Гимли узнал, что до заката того же самого дня, когда они вышли из Дунхарга, оставалось еще два часа; для него же это были сумерки, может быть, прошлого года, а может быть, и другого мира.

Здесь отряд снова сел на коней. Гимли со слезами облегчения занял место позади Леголаса. Они скакали до самого вечера, но, даже когда на землю спустились синие сумерки, страх все еще не отпустил их.

Леголас обернулся на скаку, всматриваясь во что-то позади.

— Мертвые следуют за нами, — спокойно промолвил он. — Я вижу силуэты людей на конях, бледные стяги, как клочья тумана, и лес призрачных копий. Мертвые следуют за нами.

— Да, Мертвые скачут позади, — подтвердил Элладан. — Они вняли призыву.

Вдруг ущелье кончилось, и перед ними раскинулась долина. Ручей, долгое время сопровождавший их, сбегал вниз, холодно звеня среди камней.

— Что это за земли? — спросил Гимли, и Элладан ответил:

— Перед нами Мортонд, большая, холодная река, впадающая в Море неподалеку от Дол Амрота. Люди зовут ее Черный Корень.

Ступенчатые склоны долины Мортонда заросли травой, но в послезакатный час все вокруг казалось серым. Далеко внизу светились огни в домах людей. Плодородной и густонаселенной была эта долина.

Арагорн привстал на стременах, и его голос раскатился над долиной Мортонда.

— Друзья! Забудьте усталость! Вперед! Нам нужно попасть к Камню Эреха до ночи, а путь еще долог.

Отряд промчался по горным лугам, проскакал через мост над стремниной и начал спускаться в долину. По мере их приближения паника охватывала селение. Двери домов захлопывались, люди бросали работу и, крича от страха, разбегались, как лани от охотников. Раздался крик, который сразу же подхватило множество голосов: «Король Мертвых! Король Мертвых идет!»

Заполошно звонили колокола, все живое бежало перед отрядом Арагорна. Но всадники стремительно пронеслись мимо и еще до полуночи, во мраке, который был непроглядней подгорного, достигли Холма Эреха.

Ужас, рожденный призрачным воинством, словно саван, накрыл все вокруг. На вершине холма чернел большой камень, круглый, в человеческий рост высотой, наполовину вросший в землю. Странным и нездешним выглядел он. Многие верили, что когда-то он упал с неба, но те, кто не забыл предания Заокраинного Запада, говорили, что его принес и установил здесь славный Исилдур. Родиной камня был Нуменор. Как бы там ни было, но к камню подходить боялись. Люди верили, что здесь встречаются тени мертвых. Тогда над холмом можно слышать странный неумолчный шепот.

Отряд остановился на вершине холма. Элрохир передал Арагорну тяжелый, отделанный серебром рог. Арагорн громко протрубил в него и прислушался. Следопытам показалось, что где-то далеко прозвучали ответные рога, а может, это было только эхо. Хотя над холмами нависла тягостная тишина, все были уверены, что вокруг собралось огромное незримое воинство. Холодный ветер, словно дыхание призраков, подул с гор.

Арагорн спешился и, встав возле камня, вскричал:

— Клятвопреступники! Зачем вы пришли?

И в ночи послышался одинокий глухой голос, ответивший словно издалека:

— Исполнить клятву и обрести покой.

Тогда Арагорн молвил:

— Час настал. Мой путь лежит к Пеларгиру на Андуине. Когда во всех этих землях не останется ни следа слуг Саурона, я сочту старую клятву исполненной и отпущу вас с миром. Я — Элессар, наследник Исилдура и Король Гондора, повелеваю — следуйте за мной! ...