Джеймс Бейли Орел или решка?

Посвящается бабуле и дедуле

Опубликовано по договоренности с Hardman and Swainson и The Van Lear Agency LLC.

Данное произведение является художественным вымыслом.

Любое сходство с реальными людьми, компаниями, событиями или местами случайно.

The Flip Side

Text copyright © 2020 by James Bailey

© Ольга Ивасенко, перевод, 2023

© ООО «Феникс», оформление, 2023

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com

Зима

Глава 1

На высоте ста тридцати пяти метров над Лондоном, любуясь потрясающим видом на город, кто мог бы ответить «нет»?

Теперь я знаю кто.

Джейд Тугуд.

Девушка, которую я называл своей половинкой в течение четырех лет. Женщина, с которой всего несколько мгновений назад я планировал провести остаток своей жизни. Человек, с которым я сейчас заперт в стеклянной кабинке на высоте 443 фута над землей.

Она могла сказать «нет».

Точнее, она сказала «нет».

Канун Нового года. Колесо обозрения «Лондонский глаз». Девушка моей мечты. Кольцо. Совместное будущее.

Разве что-то могло пойти не так?

Я тщательно все спланировал. Все должно было пройти идеально. Идеальный конец года, идеальное начало следующего. Несколько месяцев я штудировал веб-сайты и журналы, выбирая обручальное кольцо и мечтая о том, как сделаю ей предложение. Я ждал подходящего момента. И только когда Джейд обмолвилась, что хочет попасть на «Лондонский глаз», я понял: здесь все и случится. Именно эту историю мы будем потом рассказывать друзьям и родственникам, а также внукам, которые у нас появятся.

Глянцевая брошюра рекламировала пакетное предложение. Определенно, реклама попала в цель. Да, это стоило недешево, но что может быть романтичнее, чем аренда частной кабинки?

На страницах брошюры улыбались, смеялись, целовались жизнерадостные пары. Красивые люди проливали слезы счастья. Качественные фото, великолепные виды. Слово «волшебный» было выделено жирным шрифтом. «Специальное предложение, – гласила надпись. – Идеальная романтическая обстановка». В брошюре не было никаких упоминаний об отказе отответственности, если обстановка окажется неидеальной. Никаких примечаний мелким шрифтом о том, что девушка может сказать «нет». Никакой гарантии возврата денег, если вдруг она это сделает. Но, в конце концов, как гласил слоган, кто мог бы сказать «нет»?

Мы еще не достигли высоты, откуда открываются обещанные виды, а все уже пошло не так. Мы только что сели в кабинку. В нашу личную кабинку, которая в течение следующих тридцати минут зарезервирована только для нас двоих, с коробкой роскошных шоколадных трюфелей и бутылкой шампанского. Я не люблю шампанское, но на нервной почве опустошил первый бокал еще до того, как кабинка тронулись. Наверное, я слишком рано открыл бутылку и слишком рано задал свой вопрос…

Если где-то существует инструкция «Как сделать предложение девушке на колесе обозрения “Лондонский глаз”», там должно быть написано: «Опуститесь на одно колено в тот момент, когда вы достигнете самой верхней точки вращения колеса. Захватывающая панорама и возможность обзора на 360 градусов позволят вам добиться максимального эффекта».

Но я не стал ждать. Может, сделай я предложение на фоне чудесных видов Лондона, Биг-Бена, барочной архитектуры Кристофера Рена и небоскребов Сити, Джейд сказала бы «да». Но роковые слова «Ты выйдешь за меня?» я произнес в тот момент, когда перед нами проплывал интерактивный музей «Лондонская темница». И мой вопрос напугал ее больше, чем изображения окровавленных тел на его рекламных щитах.

– Нет, Джош, нет, – Джейд смотрит на меня так, словно перед ней незнакомец, а не мужчина, с которым она живет. Мужчина, которого она, предполагается, любит.

Мы познакомились, когда работали вместе в Бристоле – городе, где я вырос и где мы живем сейчас. Получив степень по истории в Королевском колледже Лондона, я устроился на временную, как тогда думал, работу в отеле – просто перебиться какое-то время, пока не пойму, чем хочу заниматься. Джейд появилась там несколько лет спустя, когда ее отец, владелец отеля, предложил ей работу портье. Не скажу, что мы полюбили друг друга с первого взгляда, но так же, как постепенно втягиваешься в работу, очень скоро мы втянулись в отношения.

Прошло четыре года; три из них мы встречались, причем последние два года жили вместе, – так неужели она не ожидала от меня такого вопроса?

– Брак, Джош? Ты серьезно? О чем ты? Я только сказала, что хочу прокатиться на колесе обозрения, и вовсе не для того, чтобы ты сделал мне предложение!

Странно, что это стало для нее таким сюрпризом. Она же не думает, что шампанское, шоколад и личная кабинка – это все за стандартный билет в 24 фунта?

– Ладно, извини. Очевидно, я выбрал неподходящее время. Но почему ты не хочешь даже подумать об этом? Почему так уверена, что мы не готовы? Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю, правда? Мы хотим провести нашу жизнь вместе. Разве это не логичный шаг?

– Ты уже можешь встать, – прямо говорит она, игнорируя мои вопросы. И я осознаю, что все еще стою на одном колене с кольцом в руке. Джейд отодвигается от меня как можно дальше… Обычно она проявляет куда больше эмпатии.

Я поднимаюсь с колен и выглядываю из окна кабинки. Просто не верится! идеальный момент внезапно превратился в катастрофу, и вместе с ним оказались испорчены все счастливые дни, часы, минуты, которые я провел в этом городе. Детские воспоминания о семейных поездках в столицу – тогда все казалось больше, ярче и в целом более впечатляющим. Студенческие времена, когда мы дни и ночи проводили в Британском институте кино и с умным видом перебирали книжки на лотках букинистов под мостом Ватерлоо. А однажды мне достался горящий билет со скидкой на спектакль в Национальном театре; я там ничего не понял, но притворился, что мне понравилось.

Южный берег Темзы всегда был моим любимым местом в Лондоне. Мощеная улица, извивающаяся вдоль реки, – там множество достопримечательностей и всегда масса народу. Туристы со своими чемоданами на колесиках, мамы с детскими колясками, бегуны, группки школьников, скейтбордисты, лавирующие среди голубей, пары, которые гуляют, держась за руки. Я хорошо знаю этот район. Я мог бы поведать вам о том, что под крышей Национального театра обитают около 60 000 пчел или что на заднем фасаде здания «Шелл-Мекс» расположены самые большие часы в Великобритании. Я мог бы рассказать вам обо всем этом и о многом другом… но не сейчас. Сейчас я могу думать только об одном: моя девушка не любит меня так, как люблю ее я, и она сказала мне «нет». Не желаю больше видеть этот город. Вообще-то, я хочу убраться отсюда прямо сейчас. Но это невозможно. По крайней мере, в ближайшие двадцать восемь минут.

Я прохаживаюсь по кабинке. Прозрачная капсула, обычно вмещающая более двадцати человек, сейчас кажется слишком маленькой для нас двоих. Я чувствую приступ клаустрофобии. Запах ее духов «Диор», напоминающий о счастливых временах, заполняет кабинку, и мне становится нечем дышать. Разве нельзя просто выпустить нас отсюда? Или повернуть колесо в обратную сторону? Неужели здесь нигде нет тревожной кнопки? Должен же быть способ покинуть кабинку в чрезвычайной ситуации! А у меня действительно чрезвычайная ситуация.

Ее слова эхом повторяются в моей голове, и разносятся по кабинке, и звучат все громче и громче, отражаясь от стеклянных стен.

Нет. Нет. Нет.

Что вообще означает «нет»? Это «нет» на данный момент? Или «нет» навсегда?

Я смотрю на часы. Осталось двадцать семь минут. Что не так с этим колесом? Оно сломалось?

Джейд молчит. Проводит по волосам наманикюренными пальцами. Сколько я ее знаю, Джейд всегда была блондинкой, но темные глаза выдают натуральный цвет ее волос. Она раздраженно смотрит на меня: вижу, хочет что-то сказать. Такое выражение лица у нее было, когда она призналась, что разбила мою любимую кружку.

– Я не хотела тебе этого говорить. Не сейчас. Толь-ко не в новогоднюю ночь. Мне очень жаль, Джош. Я, вообще-то, хотела сказать тебе… Ну… Я просто собиралась признаться: я действительно думаю, что нам следует… расстаться.

Что?

– Я встретила, я имею в виду… Я встречаюсь кое с кем еще.

Мне будто нож в спину воткнули. Едва могу дышать. Не может быть. Это что, такой прикол? Тщательно продуманная шутка? Должно быть, это одно из тех телешоу со скрытыми камерами.

Я оглядываюсь, пытаясь обнаружить спрятанные камеры. Их нет.

– Что значит «встречаюсь с кем-то еще»? – Я нервно отпиваю глоток из своего бокала, но во рту все равно сухо.

– Мне казалось очевидным, что в последнее время у нас не все так гладко. Это не оправдывает того, что я кое с кем встречаюсь, но…

– Кто он? – с трудом выговариваю я.

– Его зовут… Джордж, – нерешительно отвечает она.

Кто такой, черт возьми, Джордж? Джордж Буш? Джордж Клуни? Вот единственные Джорджи, о которых я знаю, и, насколько мне известно, она никогда не встречалась ни с кем из них, не говоря уже о романе. Как Джейд могла знать больше Джорджей, чем я? Мы работаем вместе. Мы живем вместе. У нас один круг общения. Какой еще Джордж?

– Кто он такой? – повторяю я, желая узнать подробности, к которым совершенно не готов. – Я его знаю?

Я удивлен, что мой голос не срывается, когда я задаю вопрос.

– Эмм… – Она делает паузу, прежде чем нанести смертельный удар. – Да, вы виделись с ним раньше, но на самом деле ты его не знаешь. Он остановился в отеле… Это мистер Хенли.

О боже! Джордж Хенли… Это наш постоянный клиент: один из тех бизнесменов, которые останавливаются здесь каждую неделю. Один и тот же график, одна и та же комната. Элегантный, всегда в костюме. Я почему-то думал, что он женат. Выходит, он приезжал сюда не по делам? Неудивительно, что Джейд получает такие хорошие отзывы на TripAdvisor^[1]. Недавно опубликованные комментарии вихрем проносятся у меня в голове, и слова дружелюбная, любезная и внимательная внезапно обретают новый смысл.

– Послушай, мне действительно очень жаль, Джош. Разумеется, я не хотела причинить тебе боль. – Она трет лицо руками, прикасается к губам, теребит ожерелье, которое я купил ей в прошлом году.

Интересно, снимает ли она его, когда идет на свидание с Джорджем? Интересно, он тоже купил ей ожерелье?

Пытаюсь выбросить эти мысли из головы.

– Я просто хочу быть честной.

– Сейчас уже немного поздно для этого.

Как же я сам не догадался? И почему она не сказала мне об этом раньше – до того, как мы провели Рождество вместе, обнимаясь под елкой, целуясь под омелой, обмениваясь подарками?

Вот дерьмо!

Джереми. Я подарил ей кролика на Рождество. Это должно было стать символом нашей новой семьи. Вполне в духе времени: домашнее животное, помолвка, брак, дети. Таков был план.

– А как же Джереми? Как ты могла так с ним поступить? – возмущенно спрашиваю я, как будто кролик, который прожил у нас неделю, – это наш семилетний сын.

– Думаю, нам придется с этим разобраться. И с квартирой. – Она смотрит в пол, не желая встречаться со мной взглядом.

– Что мне делать с работой? Я не могу работать с тобой сейчас. Особенно когда он останавливается в отеле каждую неделю.

– Я поговорю с папой и посмотрю, что можно сделать, – извиняющимся тоном произносит она. – Уверена, что он выплатит тебе выходное пособие, – добавляет Джейд, как будто уже все обдумала.

Жить в квартире, принадлежащей отцу вашей девушки, и работать в отеле, которым он владеет, – это сплошное развлечение и удовольствие, пока ваша девушка не начнет развлекаться с кем-то другим.

Я хочу разозлиться. Мне хочется плакать. Но я не могу сделать ни того ни другого. Я просто в шоке. Меня трясет. Я не могу смотреть на Джейд и старательно рассматриваю Лондон, который с этой высоты кажется игрушечным. Игрушечные лодочки плывут по реке, игрушечные поезда проносятся по мосту Хангерфорд. Черные такси и красные автобусы играют в пятнашки на улицах. Супружеские пары прогуливаются среди павильонов рождественской ярмарки, прихлебывают глинтвейн и смеются. Влюбленные парочки обнимаются и целуются. Терри и Джули^[2] переходят мост Ватерлоо. Почему это не мы?

Словно из уважения к нашим испорченным отношениям, Лондон на мгновение замолкает; слышна только музыка, несущаяся из динамиков где-то внизу, на земле. «Вот это я называю Рождеством!» С сентября в фойе отеля постоянно звучали песни из этого сборника – неудивительно, что за это время я выучил их наизусть. С первых нот узнаю долетевшую сюда песню: Lonely This Christmas^[3].

Жую конфеты (не пропадать же добру) и не могу удержаться от смеха: диджей словно нарочно запустил саундтрек, который должен сопровождать меня всю жизнь. Джейд, похоже, не находит это забавным. Она начинает плакать.

Почему она плачет? Это я должен плакать. Она не имеет права.

– Приготовьтесь позировать для своей официальной фотографии в «Лондонском глазе», – с дьявольской точностью выбрав время, объявляет громкоговоритель. – Улыбочку!

Крайне маловероятно, что наша фотография подойдет для рекламы «Лондонского глаза»: мы стоим на противоположных концах кабинки, Джейд в слезах, я маниакально смеюсь и набиваю рот шоколадными конфетами.

В других кабинках шутят и хохочут счастливые пары и семьи, а мы молчим до конца поездки. О чем тут говорить? Конечно, есть еще вопросы, которые я мог бы задать, и ответы, которые хочу получить, но что это изменит? Я знаю, что все кончено.

Высадившись из колеса обозрения, вручаю Джейд пластиковую карточку:

– Вот, возьми.

– Что это?

– Ключ от нашего номера в отеле Sea Containers^[4]. Это должно было стать частью сюрприза. Предполагалось, что мы встретим Новый год, наблюдая за праздничным салютом из нашего гостиничного номера как помолвленная пара. Но, по-видимому, это не то, чего ты хочешь.

Я зарегистрировался там накануне, пока она ходила по магазинам, но сейчас не хочу сидеть в номере в одиночестве.

Она молчит и смотрит на меня так, будто собирается сказать что-то важное.

– Джош, я не могу. Я не могу остаться там одна, – вот и все, что за этим следует.

– Ну, ты можешь пригласить Джорджа.

Я прекрасно знаю, что Джордж Хенли сейчас не в Лондоне, тем не менее сказал именно это. По прошествии трех лет это мои прощальные слова женщине, на которой я хотел жениться.

Джейд берет ключ и поворачивает налево. Идет мимо уличных музыкантов и прохожих, мимо старинной карусели с веселыми детьми. Вдыхая букет ароматов рождественской ярмарки, проходит мимо переоборудованного двухэтажного автобуса, торгующего замороженным йогуртом, – направляется к отелю и нашему номеру, который был предназначен для нас двоих. Теперь там будет спать только один человек.

Я смотрю ей вслед, пока она не исчезает из виду. Постояв так немного с конфетами в руках, я поворачиваю направо.

Перехожу Вестминстерский мост, не обращая внимания на освещенные достопримечательности, которые попадают в поле моего периферийного зрения. Я не хочу смотреть вверх. Такое чувство, что все наблюдают за мной, осуждают меня. Как будто все знают, что произошло. Кажется, что на меня смотрят даже скульптуры рыб, обвитые вокруг фонарных столбов. Я абсолютно одинок в одном из самых оживленных городов мира. Здесь живет девять миллионов человек, а у меня никого нет.

Я иду, глядя под ноги, и замечаю монету в пятьдесят пенсов, поблескивающую в сгущающейся темноте. Мне нужны деньги, чтобы компенсировать сегодняшние траты, поэтому я наклоняюсь и поднимаю ее. Как там всегда говорила мама? «Если пенни подберешь, то удачу обретешь».

Означает ли это, что я получу в пятьдесят раз больше удачи?

Я не склонен к суевериям, но сейчас перемена в судьбе нужна мне, как никогда раньше… Кладу монету в карман, и она звенит, ударившись о коробку с кольцом.

Какого черта я сделал гравировку на кольце? Куда теперь его девать?

Продираюсь сквозь толпы тусовщиков, идущих мне навстречу с бутылками в руках; они пытаются занять лучшие места для обзора сегодняшнего праздника. Стрелки часов движутся к полуночи и к Новому году, и взоры людей со всего мира устремляются на колесо обозрения «Лондонский глаз». По всей планете будут транслироваться кадры фейерверков, взрывающихся там, откуда мы только что ушли. Это будет сцена ликования и торжества. На набережной Темзы сотни тысяч гуляющих будут весело петь и танцевать. Миллионы людей уютно устроятся дома перед телевизорами. И все они будут вести обратный отсчет. Обратный отсчет перед тем, как поцеловать своего любимого человека, радуясь наступившему году. Десять, девять, восемь…

На их месте должен был быть я. Я должен был напевать под нос Auld Lang Syne^[5] и целовать свою невесту, наблюдая за всем этим из нашего идеально расположенного номера. Вместо этого последние несколько часов этого года я провожу в автобусе, прижатый к довольно крупному мужчине, поедающему готовый ланч из супермаркета «Сэйнсбёрис». Я возвращаюсь в Бристоль – в пустую квартиру, откуда должен съехать, и к работе, с которой вскоре придется уволиться.

Внезапно осознаю, что за один вечер я потерял девушку, дом и работу.

Вот уж действительно, с Новым годом.

Глава 2

– Ну, Джош, по крайней мере, ты понял: если что-то звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой…^[6]

Мне было интересно, как скоро кто-нибудь додумается до этой остроумнейшей шутки. Что ж, с начала вечеринки прошло восемь минут и тридцать семь секунд – додумались даже быстрее, чем я предполагал. Приз достается дяде Питеру, который еще не успел переступить порог дома. Выглядит он так, будто прибыл не на «Мерседесе 4×4», а на машине времени прямо из лета 1976 года. Он похож на участника музыкального дуэта Hall & Oates, того, что с жуликоватыми усами. Его рубашка, расстегнутая до середины груди, открывает яркую золотую цепочку и поросль седых волос.

Войдя через парадную дверь, он официально пожимает мне руку, крепко стискивая ее, как будто мы на какой-нибудь конференции, а не на вечеринке. Двадцать лет работы в Сити обеспечили ему не только высокую пенсию, раннюю отставку и шикарную машину, но и привычку пожимать руку всем, кто подвернется: билетерам, кассирам супермаркетов, уборщицам.

– Извини, не успели поменять купленный для тебя подарок, – предупреждает дядя и, не проявляя ни малейших признаков сожаления или смущения, вручает мне пакет. Он жестом указывает на моих кузенов – Петулу, Пенелопу и Персиваля, которые не отрываются от своих новых айфонов.

Ненавижу открывать подарки на глазах у дарителей: как только ты их распаковал, приходится делать вид, что ужасно рад. Сегодня я не хочу улыбаться и притворяться, но у меня нет ни сил, ни желания спорить, когда дядя Питер, стоящий в дверном проеме, призывает меня открыть подарок. Разрываю обертку (похоже, дядя использовал бумагу, в которую уже что-то заворачивали) и обнаруживаю книгу под названием «Как спланировать идеальную свадьбу».

Спереди все еще красуется ценник: £1,99. Даже не знаю, что из этого кажется более оскорбительным^[7].

– Уверен, что когда-нибудь это тебе пригодится!

Он хихикает и похлопывает меня по спине, а потом отправляется пожимать руки всем остальным собравшимся в комнате. Вечеринка уже в самом разгаре. Играет музыка – Фрэнк Синатра и Дин Мартин, не какой-нибудь драм-н-бейc. Папа не любит современную музыку, а современным он считает все созданное после 1960-х годов.

Засовываю оберточную бумагу в карман. На мне та же одежда, что была вчера вечером в Лондоне. Я решил, что не хочу возвращаться в нашу с Джейд квартиру и сидеть там в одиночестве. Только не после всего, что произошло. Хорошо, что мои родители живут недалеко от Бристоля. И в такое время нет места лучше дома. По крайней мере, я так думал.

Кузены принимают эстафету от своего отца: каждый из них приветствует меня остроумными соболезнованиями, как будто они не радио во время поездки слушали, а придумывали шутки.

– Джейд Тугуд? Больше похоже на Джейд, которая ни на что не годится^[8].

– Очевидно, предложение было не слишком хорошей идеей.

– Вероятно, она была слишком хороша для тебя.

Я изо всех сил стараюсь не реагировать.

Когда я сказал маме, что планирую сделать предложение, она разволновалась и решила собрать семью, соседей и еще целую толпу незнакомых мне людей на вечеринку по случаю моей помолвки. Что может быть хуже, чем провести день, празднуя помолвку в компании едва знакомых людей? Теперь я знаю что: провести с ними день, оплакивая свою несостоявшуюся помолвку, куда труднее.

Когда вчера я попросил все отменить, мама возразила, что приглашения уже разлетелись, и посмотрела на меня так, словно все неделями ждали этого события, разбив палаточный лагерь под открытым небом, поэтому никак нельзя просто обзвонить их и сказать, что вечеринка не состоится.

Баннер «Счастливой помолвки!», висевший на фасаде нашего кирпичного дома 1960-х годов постройки, был перерисован и теперь гласит «Добро пожаловать домой!». Большинство людей просто купили бы новый баннер… Даже нет: большинство людей просто отменили бы вечеринку. Но мои родители – не большинство людей.

Мама целую вечность ждала шанса покрасоваться перед соседями. Предыдущую вечеринку она устроила, когда я первым в нашей семье поступил в университет. Всем говорила, что я отказался от предложений из Оксфорда и Батского университета, хотя на самом деле это был университет Брукса. В нашей деревне главное развлечение – выпендриваться друг перед другом, больше в Кэдбери почти нечем заняться. В соседнем поселке Уэстон-сьюпер-Мэр есть хотя бы пирс и ослы, на которых можно кататься по пляжу, а у нас – только магазин «Рыба и чипсы», аптека, где проходят неофициальные встречи группы «Весонаблюдатели», и «Национальный паб года» (так написано на вывеске. И лишь мелким шрифтом уточняется, что эта награда была присуждена в 1987 году; с тех пор у заведения сменилось пять владельцев).

До меня в нашей деревне никто и никогда не оканчивал университетов. Я хотел вырваться отсюда, увидеть мир, изучать искусство и литературу, влюбиться – но из-за нескольких неудачных решений меня принесло обратно. Похвастаться мне нечем: ни девушки, ни карьеры. Ничего.

Я отхожу от входной двери и заглядываю в гостиную. Папа, как и всегда, когда собирается компания, пользуется случаем заработать. Тщательно оберегая последние сохранившиеся пряди волос, он стоит в углу в клетчатой рубашке, принимая ставки на то, кто из жителей деревни умрет следующим. Если угадаете, кто первым отбросит коньки, – заберете домой котенка (очевидно, после того, как папа получит за него значительный процент). Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как он нажился на моем выпускном, купив туда дополнительные билеты и перепродавая их по грабительским ценам за пределами Барбикана.

Мама тем временем в своей стихии: подносит гостям канапе, как хозяйка светского приема в Нью-Йорке 1920-х годов. Недавно она бросила работу риелтора и теперь ест слишком много шоколада, чтобы с полным правом ходить на встречи группы «Весонаблюдатели», где можно пообщаться и посплетничать. В остальном ее светская жизнь ограничена еженедельными визитами к Грэму, ее психотерапевту; он утверждает, что способен видеть будущее, однако о моем разрыве с Джейд не предупреждал.

Бабуля с каждым моим приездом, кажется, становится все ниже и ниже. Сейчас она танцует и поет посреди комнаты. Спектакль «Волшебник страны Оз» в театре одного актера – для всех, кто готов смотреть и слушать. Она жизнь и душа любого мероприятия.

Хотя вечеринка устроена в мою честь, я не знаю большинство людей, собравшихся в нашей гостиной. Да я и саму гостиную узнаю́ с трудом: мама уставила ее новой мебелью и украсила безделушками, которые папа завтра вернет в магазины. Кажется, что мы попалив журнал «Домашний очаг», но только на один день. Новый диван. Пледы, подушки и пуфы. Маленькие таблички с вдохновляющими цитатами: «Все случайности неслучайны», «Сохраняй спокойствие и двигайся вперед!», «То, что вас не убивает, делает вас сильнее». Даже подставки для напитков говорят мне: «Живи, люби, смейся».

Над камином висит гирлянда моих школьных фотографий; на каждой красуется знак копирайта, прямо на моем лице. Папа уверен, что заключил выгодную сделку и «взломал» систему: распечатал фото с сайта, вместо того чтобы платить «этим грабителям» в фотостудии.

Из тех, кого я знаю, здесь Мадлен – самопровозглашенный мэр деревни; обычно именно она организовывает подобные мероприятия. Без сомнения, позже она оценит нашу вечеринку – по косточкам разложит. Мадлен пришла со своим мужем Джеффом, у которого тревожное расстройство: он ненавидит любые неловкие ситуации. Еще у Джеффа фобия: он боится есть на публике. Желая избежать неловкости, он не отказывается от канапе, которыми его угощают, и к концу дня его карманы будут набиты сливочным сыром и копченым лососем.

Я оборачиваюсь и замечаю нашего соседа Десмонда, который пристает к женщинам вдвое моложе его и рассказывает ужасные шутки, которые никогда не доходят до кульминации. Скоро он будет храпеть и давиться во сне своей вставной челюстью. Его жена Берил, сидя в инвалидном кресле, говорит всем, кто готов ее слушать, что не хочет рассказывать о своем здоровье, – а потом подробно излагает историю всех своих многочисленных болезней. Удивительное дело: какая бы медицинская проблема ни возникла у любого из соседей, вскорости у Берил появится такая же. Это как если бы деменцией можно было заразиться воздушно-капельным путем, а потом вылечиться за месяц.

Снова раздается звонок в дверь, и я возвращаюсь к своим обязанностям.

– О, мне правда очень жаль, Джоши, – говорит Карен, моя бывшая няня, войдя в дом.

Мама действительно пригласила всех. Карен, по-видимому, не понимает, что прошло два десятилетия с тех пор, как она укладывала меня в кровать и любую беду могло поправить ласковое слово. Она протягивает мне коробку со сладостями, которую я кладу поверх быстро растущей горы других коробок, банок и контейнеров с подаренными шоколадными конфетами. Не исключено, что это те самые коробки, которые мы дарили сегодняшним гостям на прошлой неделе, и сейчас они просто возвращают их с оставшимися там батончиками «Баунти» и «Милки Уэй».

– Не волнуйся, я уверена, что ты скоро встретишь кого-нибудь другого.

– Спасибо, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Проходите туда, – указываю в сторону гостиной, где Джефф уже начал сильно потеть.

Даже не знаю, что хуже – шутки или сочувствие. Я еще не готов ни к тому ни к другому. Хочу свернуться где-нибудь клубочком, выплакаться и набить рот всем этим шоколадом. Прошло всего двадцать четыре часа. Я не думаю о том, что рано или поздно встречу кого-то другого. Я не хочу, чтобы эта красивая, соблазнительная, пока еще неведомая вторая половинка, которую мне все время обещают, ждала меня где-то в большом мире. Я хочу быть с Джейд, хочу того будущего, которое мы планировали, и чтобы моя жизнь вернулась на круги своя. Но как будто мало того, что я переехал в родительский дом, – кажется, теперь я должен делить свое горе со всей деревней.

Я собираюсь поприветствовать очередного незнакомца из прошлого, но тут из гостиной доносится крик. Спешу посмотреть, что случилось, и обнаруживаю дрожащего Джеффа, который не может дышать: у него паническая атака. Чья это была идея – пригласить самого тревожного человека в мире на самую неловкую вечеринку на свете? Джеффа усаживают на диван – и запасы канапе взрываются в его задних карманах; сливочный сыр разлетается во все стороны и размазывается по комнате. Мама хватает мокрое кухонное полотенце и мечется вокруг, жалуясь, что не может оттереть пятно с обивки дивана. У папы вытягивается лицо: он понимает, что теперь не сможет вернуть диван в магазин; деньги, полученные от тотализатора, не покроют расходы на вечеринку.

Тем временем Мадлен не только не беспокоится о муже, но и выглядит подозрительно счастливой (похоже, наша вечеринка не смогла затмить ее летний прием). Бабуля настаивает на том, что шоу должно продолжаться. Берил берет пример с Джеффа и тоже симулирует приступ паники. А Десмонд каким-то образом все проспал. Все остальные толпятся вокруг Джеффа. Я ничем не могу ему помочь, поэтому пользуюсь всеобщей суматохой и проскальзываю в свою спальню, успев увидеть, как дядя Питер старательно пожимает руки прибывшим врачам скорой помощи.

Я жил здесь десять лет назад, и сейчас эта комната самым наглядным образом показывает, что моя жизнь сделала круг. Все здесь, на удивление, осталось по-прежнему. Плакаты с Дэвидом Бекхэмом и Майклом Оуэном все еще украшают бежевые стены, на полке стоит лавовая лампа, а на шкафу лежат мягкие игрушки «Бани», которые я собирал в детстве. Я был практически уверен, что папа сдает мою комнату через Airbnb^[9], но никаких постояльцев здесь нет – только дедуля, который сидит на моей кровати и смотрит по телевизору фильм «Эта замечательная жизнь», не обращая внимания на панику, царящую внизу.

– Прости, Джош. Надеюсь, ты не возражаешь. Для меня там немного шумно.

Мама определенно унаследовала свою коммуникабельность не по отцовской линии. В отличие от бабули, которая любит быть в центре внимания, дедушка старается избегать шумных сборищ. Его редко можно увидеть на публике. Единственный повод выйти в свет – это еженедельные уроки танцев с бабушкой, и то он стремится уйти сразу после занятий, тогда как бабуля обычно задерживается и слоняется без дела, со всеми болтая. Дед любит проводить время в одиночестве: играет на органе, который стоит у них в коттедже, или смотрит телевизор. И все же, несмотря на различия, они женаты уже почти шестьдесят лет и всегда выглядят влюбленными.

– Что ты обо всем этом думаешь? – дедушка всегда задает этот вопрос, и я никогда не понимаю, что конкретно он имеет в виду.

– О вечеринке? Скажем так: сидя здесь, ты ничего не теряешь.

– Тогда составь мне компанию и посмотри со мной фильм, – он жестом приглашает меня сесть рядом с ним на кровать.

Я смотрел этот фильм почти каждое Рождество, сколько себя помню. Это единственный фильм, который всегда заставляет меня плакать.

Мы сидим в тишине и смотрим телевизор. В отличие от всех остальных, дед знает, что я не хочу говорить о Джейд. Когда Джордж Бейли и Мэри вот-вот воссоединятся на экране, дедуля понимает, что смотреть на это мне тоже не стоит.

– Мы все знаем, чем он закончится. Хочешь посмотреть что-нибудь другое? – предлагает он, протягивая мне пульт от телевизора.

– На твоем месте я бы не доверял моему выбору: в данный момент я ничего не могу сделать правильно, – говорю я.

Сначала даже не понял, услышал ли он меня: дед молчал добрых тридцать секунд.

– По-моему, ты слишком суров к себе. Эта девушка в Лондоне… Это она приняла неправильное решение, а не ты, – в конце концов отвечает он.

– Спасибо, дедуля, но серьезно: посмотри на все решения, которые я принял, и на то, куда они меня привели. Я взялся не за ту работу. Я неправильно выбрал девушку и неправильно выбрал время, чтобы сделать ей предложение. Чаще всего я сам не знаю, чего хочу, а если все же делаю выбор, он оказывается неправильным… – Я смотрю на него. – Извини, что не сдержался и выплеснул все это на тебя: просто уже сутки все мысли только об этом.

Он кладет руку мне на колени.

– Когда я был молод, у нас не было такого большого выбора, как у тебя, мы просто жили как жили. Я бросил школу в тринадцать лет и начал работать. Хотел ли я быть строителем? Я никогда не знал ничего другого. С удовольствием стал бы пианистом, но жизнь сложилась именно так. А еще прежде, до меня, мужчины в нашем роду поголовно шли работать в шахту и женились на соседках.

– Может, так было бы лучше, – бормочу я и тут же вспоминаю, что у меня клаустрофобия, а моей ближайшей соседке восемьдесят четыре и она страдает ипохондрией.

– Я не говорю, что сейчас лучше или было лучше тогда, но я смотрю на ваше поколение и думаю: как вам повезло, что у вас так много возможностей! Вы можете делать со своей жизнью что угодно. Тебе просто нужно решить, чего ты хочешь, и идти к этому.

– Но откуда мне знать, чего я хочу?

– Когда ты найдешь это, то тут же поймешь, ты же умный парень, – дедушка подмигивает и треплет меня по голове. – У тебя гораздо больше времени, чем у меня, чтобы разобраться с этим.

– Я хотел Джейд.

– Знаю. Что бы я тебе ни сказал, это ничего не изменит… и все-таки послушай. До знакомства с твоей бабушкой мне нравилась одна девушка. Когда она отказала мне и стала встречаться с моим другом, я был опустошен… А потом оказалось: ее отказ – лучшее, что когда-либо со мной случалось. Через несколько недель я впервые увидел твою бабушку. Только подумай: тебя бы сегодня здесь не было, если бы все сложилось иначе.

Я видел черно-белые фотографии дедули в молодости и с трудом верю, что какая-нибудь девушка могла ему отказать. Сейчас у него все тот же пробор сбоку, вот только волосы седые, а не каштановые.

Он медленно переключается с канала на канал, чтобы посмотреть, что там еще идет, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выхватить у него пульт.

– Похоже, вот-вот начнутся «Гринч» и «Один дома», – наконец объявляет он.

– Мне все равно, что смотреть.

– Почему бы не подбросить монетку? У тебя есть? – он проверяет свои карманы, забыв, что его пальто с бумажником осталось внизу.

Я роюсь в карманах и вытаскиваю оттуда все содержимое. Смотрю на пятидесятипенсовую монету, которую подобрал вчера вечером, и на коробочку с кольцом. Дедушка делает вид, что не замечает никакой коробочки.

– Давай поторопимся и подбросим уже эту монету.

Подбрасываю монету и смотрю, как она взлетает, вращаясь в воздухе, – и в этот момент мне в голову приходит идея. И это просто фантастика…

Глава 3

Во всяком случае, мне эта идея показалась фантастической.

– Да ты с ума сошел!

М-да… Не такой реакции я ожидал, рассказав друзьям о своем новом методе. Точнее, пока я вообще не собирался говорить об этом – знал, что они подумают. Я планировал начала опробовать идею, а потом уж представить на их суд, перечислив все плюсы и выгоды, – тогда бы они ее сразу оценили по достоинству. Но если у бара человек подбрасывает монетку, чтобы решить, какой коктейль выбрать, – такому человеку приходится во всем признаться друзьям.

– Итак, позволь мне уточнить. Ты, что ли, собираешься бросать монетку всякий раз, когда нужно принять решение? И будешь так делать до конца года? Я правильно тебя понял? – спрашивает долговязый Джейк, озадаченно глядя, как мы расплачиваемся за выпивку. Он смотрит на меня сверху вниз через очки в роговой оправе, автоматически приглаживая свои взъерошенные волосы светло-клубничного цвета.

Стоящий за стойкой Большой Ди, шестидесятилетний хозяин бара с ирокезом (привет из 1980-х!), тоже удивлен. Обычно у него есть мнение по любому поводу и он высказывает его, завладевая разговором, но сейчас Ди явно сбит с толку.

– Да, Джейк, ты все правильно понял, – мой ответ звучит так, будто я отчитываюсь перед ними. Или извиняюсь. Или даю показания в суде.

– Это типа новогоднего обещания самому себе? – уточняет Большой Ди.

– Да, вроде того.

Не успев отхлебнуть из своей кружки, я понимаю, что совершил ошибку, проболтавшись им. Я ведь не собирался ничего рассказывать!

Мы идем от барной стойки к столику в углу зала, где сидит Джесси. Хозяева заведения просто переоборудовали вестибюль бывшего банка, и место получилось не хуже, чем все эти модные гастропабы, в которых подают еду как в забегаловке по ценам ресторанов со звездой Мишлен и есть крафтовое пиво на розлив.

Интерьер в темных тонах, но без души. Тут не хватает липких полов, деревянных круглых столов, мишени для игры в дартс и еще кучи всего. Стены выглядят так, будто попали сюда по ошибке. Многовековая история этого здания в Клифтоне ограничена трехстрочной рецензией, украденной из Википедии и напечатанной в меню.

– Ты ведь знаешь, что обычно люди обещают себе на Новый год похудеть, бросить пить или курить, верно? Джесси, какое у тебя обещание в этом году? – спрашивает Джейк, когда мы садимся рядом с девушкой. Ее темные волосы распущены и достают почти до талии, хотя Джесси высокая – такого же роста, как и я. Она одета в мягкую оранжевую флуоресцентную куртку, как будто только что вернулась из Санкт-Морица и не успела переодеться. Она всегда мерзнет и никогда не заморачивается при выборе одежды. В то время как Джейк отчаянно пытается быть хипстером, Джесси, сама того не осознавая, справляется с этим лучше него.

– Мое новогоднее обещание? Я собираюсь пробежать лондонский марафон, – говорит она слишком решительно для человека, который и в самом деле питает вкус к таким изощренным пыткам.

– Что ж, это немного безумно, но гораздо лучше, чем подбрасывать монетку при каждом своем решении, – отвечает он.

– Что еще за история с монеткой?

Теперь и Джесси об этом знает. Прекрасно.

– Разве ты еще не слышала об этой бредовой идее Джоша? Он весь год будет подбрасывать монетку перед тем, как принять какое-то решение.

– Нет, не слышала. Ты что, с ума сошел, Джош?

Похоже, это такая стандартная реакция.

– Не могу поверить! Мы не виделись всего несколько недель, и за это время ты умудрился сделать предложение, расстаться, потерять работу, вернуться домой… и доверить свою жизнь монете. Именно это происходит, когда я не даю тебе советов по всем вопросам? – Джейк театрально закатывает глаза. Во время его речи я понимаю, что со стороны похож на героя сериала «Жители Ист-Энда»^[10].

– У компании «Хьюлетт-Паккард» эта затея сработала. Вы знали, что они подбросили монетку, чтобы узнать, в каком порядке расположить свои фамилии в названии? – парирую я.

– Это правда, – подтверждает Джесси. – «Паккард-Хьюлетт» больше напоминает престижную юридическую фирму, чем технологическую компанию. Но это было всего лишь одно из решений. Одно-единственное, понимаешь? Они же не подбрасывали монету постоянно, чтобы понять, как проектировать свои компьютеры…

– Так ты собираешься подбрасывать ее буквально для каждого решения: какие носки надеть, какой бутерброд съесть? – смеется Джейк.

– Да, – отвечаю я, хотя и понимаю, что не все продумал досконально. – Наверное, я просто чувствую, что до сих пор принимал не самые лучшие решения, так почему бы не позволить судьбе немного направить меня? Может быть, монета действительно поможет мне найти себя и любовь. Что мне терять?

– Твое достоинство, – хихикает Джесси себе под нос.

– Нет-нет, Джесси, не насмехайся над ним. Теперь, когда он все объяснил, это выглядит очень разумно! – Джейк, как всегда, саркастичен.

– Вчера вечером я прочитал, что среднестатистический человек принимает примерно 35 000 решений в день, то есть более миллиона в месяц, или двенадцать миллионов в год. Подумайте, как долго я обдумываю каждое из них, сколько времени трачу впустую и в конечном счете сколько раз ошибаюсь.

Мои друзья вежливо потягивают свои напитки и слушают, как я разглагольствую. Мы ждем начала еженедельной викторины в пабе «Крикетерс Армз»; она возобновляется после праздничного перерыва. Мы трое познакомились друг с другом, когда одновременно поступили на работу в отель, и с тех пор встречаемся еженедельно.

Джейк уволился несколько месяцев назад и теперь управляет другим отелем в Бристоле. Звучит неплохо, если не знать, что его отель занимает тридцать пятое место из тридцати шести в городском рейтинге TripAdvisor. Джесси ушла пару лет назад и сменила сферу деятельности: теперь она учительница начальных классов. По-видимому, даже шестилетки меньше раздражают ее, чем гости отеля. Они оба на год моложе меня и никогда не дают мне забыть об этом.

– Это из-за Джейд? – Джесси спокойно помешивала соломинкой в своем бокале, а тут внезапно уставилась на меня, как будто только что разгадала великую тайну.

Почему все должно превратиться в сеанс психотерапии? Нет, это не из-за Джейд. Вообще не имеет к ней никакого отношения! Просто я хочу что-то изменить. Сделать свою жизнь лучше.

– Дело не в Джейд, – твердо отвечаю я.

Конечно, они мне не верят.

– Простите, а кто такая Джейд? – спрашивает новая девушка Джейка, подсаживаясь за наш столик.

Это наша первая встреча с ней. Она невысокого роста, со светло-русыми волосами; работает в сфере маркетинга в социальных сетях.

Мой разрыв с Джейд отразился не только на мне: мы потеряли четвертого члена команды для викторины. Джош, Джейд, Джесси и Джейк. Мы были «ДЖедаями».

Ей остается квартира, а мне – команда «ДЖедаев». Здорово!

Заменить ее в команде оказалось гораздо проще и быстрее, чем в моей жизни: сегодня Джейк пообещал привести человека, чье имя начинается на «Дж». И привел. Это Джеки, его новая девушка.

Теперь многое прояснилось. Раньше я думал, что он начал говорить о себе в третьем лице: «Что ты делал в выходные?» – «У Джей сегодня спектакль, так что я пойду на него» или «Джей нужно работать». Помню, что передразнивал его в ответ: «О, это хреново, потому что Джош интересуется, не хотел бы Джей с ним встретиться». А у него, оказывается, просто была дурная привычка называть девушку сокращенно: Джей^[11]. Когда он представил нам Джеки, до меня наконец дошло.

– Значит, из-за того, что ты якобы принял неправильное решение с Джейд, теперь собираешься подбрасывать монетку каждый раз, когда нужно принять решение? – спрашивает Джеки.

Нет, нет, нет. Дело не в Джейд.

Не нравится мне эта Джеки. Не понимаю, почему ей и остальным так сложно переварить то, что я сказал. Вроде все просто: я буду подбрасывать монетку перед каждым решением, которое приму в жизни. Что в этом странного?

– С возвращением, ребята. Вы сегодня в деле? – спрашивает Малыш Ди, переходя от стола к столу и собирая вступительные взносы. Малыш Ди – сын Большого Ди и ведущий викторины. По иронии судьбы он на два фута выше своего отца и полностью лысый.

– Вот, держи, – говорю я, передавая наши монеты.

– Изменили состав команды? – замечает он.

– Да, что-то в этом роде.

Я что, должен всем рассказывать про свой разрыв?

Малыш Ди протягивает бланк, а мимо нас, ухмыляясь, проходят трое парней в очках, лет по двадцать с небольшим.

– Я так надеялась, что они еще не вернулись с каникул, – вздыхает Джесси, провожая их взглядом.

– Они всегда здесь. За последние три года ни разу не пропустили викторину, – отвечаю я, а парни, как обычно, усаживаются за столик у бара.

– Кто это? – с любопытством спрашивает Джеки.

– Наши главные соперники. «Квизламистские экстремисты». Три аспиранта факультета астрофизики Бристольского университета, которые выигрывают каждую викторину. За те три года, что мы соревнуемся, нам удалось добраться лишь до второго места, – объясняет Джейк.

Наших общих знаний о диснеевских мультиках (Джесси до сих пор не повзрослела) и Бейонсе (Джейк ходит в студию и танцует под песни Бейонсе каждый четверг), а также моей коронной темы – история футбольного клуба «Бристоль Сити» с 2001 года по сегодняшний день – явно недостаточно, чтобы одолеть этих «Квизламистских экстремистов».

– Это что, ожесточенное соперничество? Во что вы меня втянули?

– Нет, они почти не замечают нас. Это как раз самое худшее. Очевидно, они даже не считают нас соперниками.

– А вы, ребята, хороши? – продолжает допытываться Джеки.

– Мы-то хороши, но дело не в этом. А в том, что они непобедимы, – снова вздыхает Джесси.

– Если бы мы пошли в любое другое место, то, вероятно, выиграли бы, – заявляет Джейк.

– Определенно, – соглашаюсь я.

Игра началась. Я смотрю, как соперники торопливо записывают ответы на бланке с картинками, в то время как мы изо всех сил пытаемся придумать хоть один.

– По-моему, это их основной источник дохода. Они просто каждый вечер ходят по разным викторинам в пабах и загребают выигрыши.

– Это несправедливо по отношению ко всем остальным, – возмущается Джесси.

– Ничего страшного. Скоро они окончат университет и переедут куда-нибудь, – обнадеживает Джейк. – Не пойму, почему Джоша каждый раз раздражает, что мы не выигрываем.

– Джейк, ты слышал историю о том, как Джоша выгнали с детского праздника, потому что он неудачник? – Джесси любит рассказывать эту историю всем подряд.

Она забывает упомянуть, что я был всего лишь ребенком, а не взрослым человеком, который все еще посещает детские праздники по случаю дня рождения. Это несколько тонкое, но чрезвычайно важное различие, которое я должен каждый раз упоминать.

– Ладно, ребята, мы начнем. Все готовы? Вопрос первый… – Малыш Ди останавливает Джесси, и она не успевает усугубить мое смущение.

– Итак, в обратном порядке: «Большая охота за фактами» – сорок семь очков, «Повсюду ущербные» – пятьдесят два очка, «Тривия Ньютон Джон» – пятьдесят четыре очка…

Неужели он забыл упомянуть о нас? Конечно, мы потеряли много очков в музыкальном раунде. Малыш Ди исполнял песни на казу^[12], и мы не могли определить, играл ли он Джима Моррисона или Ван Моррисона.

– И у нас два претендента на первое место!

Мы лидируем? Не может быть.

– «ДЖедаи» и «Квизламистские экстремисты» набрали по пятьдесят девять очков.

Должно быть, он обсчитался!

«Квизламистские экстремисты» смотрят на нас с большим беспокойством. ...