Все права на текст принадлежат автору: Фред Хойл, Джон Эллиот.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
АндромедаФред Хойл
Джон Эллиот

Фред Хойл, Джон Эллиот Андромеда

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Предлагаемый советскому читателю научно-фантастический роман «Андромеда» Ф. Хойла и Дж. Эллиота, созданный на основе телесценария и вышедший в Англии в 1962 году, не совсем обычен: один из его авторов, Фред Хойл, — всемирно известный астрофизик-теоретик, автор многих выдающихся трудов в самых различных областях этой увлекательной науки. Особенно велики заслуги члена Королевского общества профессора Хойла в области космогонии — науки о происхождении и развитии планет, звезд, галактик.

Отличительной особенностью научного творчества Хойла является глубокое проникновение в физическую сущность проблем; кроме того, профессор Хойл виртуозно владеет математическим аппаратом современной астрофизики. Напряженно и плодотворно работая на переднем крае науки, профессор Хойл находит время для того, чтобы писать научно-фантастические романы. Его перу принадлежит очень интересный и своеобразный роман «Черное облако». Кипучая натура Хойла иногда находит выход в довольно неожиданных действиях: он написал… либретто современной оперы, которая была поставлена и даже имела успех! Стоит, пожалуй, задуматься над этой стороной деятельности выдающегося английского ученого. К сожалению, такого рода активность деятеля науки часто вызывает если и не откровенное порицание, то иронические усмешки, пожимание плечами, разговоры насчет «поисков дешевой популярности» и т. п. Пример Хойла наглядно демонстрирует ту истину, что научному авторитету и репутации не вредит литературная работа. Ученый, который берется за тяжелый и, увы, неблагодарный труд писателя-фантаста, неизбежно привносит в литературное произведение нечто такое, чего от писателя-профессионала ожидать не приходится. Зачастую это проявляется в мелочах, в отдельных ремарках, характеристиках. Здесь нет той досадной «клюквы», которая слишком часто «украшает» обычные научно-фантастические произведения, особенно когда описываются будни людей науки. В этом отношении роман «Андромеда» служит примером того, как можно объединить науку с фантастикой. С исключительным знанием дела и мастерством в подборе деталей в романе показано, как в современной капиталистической стране милитаризм душит науку, используя все ее достижения в своих интересах. С большим чувством юмора и тонким сарказмом изображены солдафонская тупость и наглость подлинного хозяина английского кабинета министров — заокеанского генерала Ванденберга. Очень типична фигура Джирса, бывшего ученого, который продал душу военщине и стал крупным администратором. Мастерски и вполне реалистически обрисованы сложные взаимоотношения героев, довольно искусно вылеплены их характеры. Ну, а что касается сюжета… Автор этого предисловия никогда не понимал, для чего в большинстве предисловий излагается «своими словами» содержание произведения. Ведь хорошо известно, что такие предисловия в лучшем случае читаются как послесловия, особенно когда сюжет достаточно остр и запутан. Не будем же следовать дурным примерам.

И. Шкловский

Глава 1. Часть 1

Блеклое небо уже начало меркнуть, когда они подъехали к Болдершоу-Фелл. Служебная машина, мягко свернув с шоссе, пересекала вересковую пустошь, и Джуди, сидевшая на заднем сиденье рядом с профессором, принялась с надеждой осматривать окрестности. Однако они смогли увидеть радиотелескоп, только когда достигли самого гребня холма. Внезапно он вырос прямо перед ними — три огромные опоры, соединенные вверху наподобие гигантского треножника, темные, четко рисующиеся на фоне заката. Внизу, между основаниями опор, зияла бетонная чаша размером с арену стадиона, а над ней, поддерживаемая треножником, висела опрокинутая чаша поменьше, нацеленная на длинное металлическое полотно. На первый взгляд это сооружение не казалось особенно большим и лишь как-то странно не вязалось с окружающим пейзажем. Но когда машина подъехала и остановилась возле одной из опор, Джуди вдруг осознала, какое оно огромное. Ничего подобного она еще не видела: гигантское сооружение было удивительно цельным и гармоничным, словно статуя. И все же, несмотря на необычность этой высокой, уходящей в небо конструкции, в ней не было ничего зловещего, ничего предвещавшего те необыкновенные и трагические события, которые должны были произойти. Выйдя из машины, Джуди и профессор остановились на минуту; теплый, ароматный воздух освежил им лицо и грудь. Запрокинув головы, они смотрели на три огромные опоры, на металлический отражатель, поблескивающий в вышине, на тусклое небо над ним. На голой вершине поросшего вереском холма, огороженного проволочной сеткой, было разбросано несколько приземистых зданий и небольших антенн. Не было слышно ни звука, только шелест ветра в стальных переплетениях опор да свист кроншнепов, и они почти почувствовали, как огромное ухо из металла и бетона, лежавшее у их ног, напрягается, прислушиваясь к звездам. Затем Джуди пошла за профессором к главному зданию — низкому, облицованному камнем строению с еще не законченным подъездом, к которому вела только что забетонированная дорога. Рабочие устанавливали столбы для ворот, указатели и красили их. Все казалось очень новым и ярким на сумеречном фоне темного холма.

— Там у нас вспомогательные службы, — сказал профессор, изящно поведя рукой. — А здесь находится главный пункт управления. Профессору было за шестьдесят. Маленького роста, тщательно одетый и какой-то уютный, он походил на домашнего доктора.

— Ваш телескоп совсем крошка, — сказала Джуди.

— Крошка? Ну, в таком случае это самая большая крошка из всех, кому я прихожусь отцом. Десять лет работы! Он улыбнулся ей, и его черные ботиночки легко застучали по ступенькам крыльца. Вестибюль был еще не закончен, но казался очень знакомым: обычные перфорированные панели на потолке, обычный паркетный пол, крашеные кирпичные стены и люминесцентное освещение. Настенный телефон и фонтанчик для питья, две небольшие двери в боковых стенах, двустворчатая дверь прямо напротив входа — и все. Из-за двери доносилось слабое шипение. Профессор приоткрыл ее, и звук стал громче. Он напоминал треск помех в радиоприемнике. Когда они уже собирались войти, в дверях появился человек в коричневой спецовке лаборанта. Его глаза на мгновение встретились с глазами Джуди, но, едва она открыла рот, он отвернулся.

— Добрый вечер, Харрис, — сказал профессор. Комната, в которую они вошли, была пунктом управления — центром обсерватории. В дальнем конце ее находилось смотровое окно, за которым виднелся гигантский радиотелескоп, а перед окном помещался массивный металлический пульт, напоминавший кафедру органа, всю усеянную рядами клавиш, сигнальных лампочек и переключателей. У пульта работали несколько молодых людей; время от времени они подходили к двум вычислительным машинам, расположенным в высоких металлических шкафах по обе стороны от пульта. Одна стена комнаты была увешана большими фотографиями звезд и туманностей, полученными с помощью оптических телескопов. Две трети другой стены занимала стеклянная перегородка; сквозь нее были видны другие молодые люди, которые хлопотали у каких-то приборов во внутренней комнате.

— Церемония открытия будет здесь, — сказал профессор Рейнхарт.

— А где тут министр разобьет бутылку с шампанским или перережет ленточку, ну, словом, сделает то, что полагается в подобных случаях?

— У пульта. Он нажмет кнопку, чтобы включить пульт.

— А телескоп еще не работает?

— Нет. Мы сейчас проводим проверочные испытания. Джуди стояла у двери, изучая открывшуюся ей картину. Она принадлежала к той категории привлекательных молодых женщин, которых называют скорее красивыми, чем просто хорошенькими. У нее было свежее, живое и умное лицо, немного крупные руки и синие глаза, очень уверенная, но несколько угловатая манера держаться. Джуди можно было бы принять за медицинскую сестру, или за офицера женского вспомогательного корпуса, или просто за выпускницу школы с хорошими спортивными традициями. Под мышкой она держала пачку научных статей и брошюр, которые теперь принялась просматривать, как будто они могли объяснить ей то, что она видит.

— Это самый большой в мире радиотелескоп. — Профессор со счастливой улыбкой обвел взглядом комнату. — Он, разумеется, не так велик, как некоторые интерферометры, но зато им можно управлять. Изменяя положение фокуса главного зеркала, с помощью вспомогательного отражателя наверху вы можете следить за движением источника по небу.

— Я здесь прочла, — Джуди похлопала по своим брошюрам, — что и другие радиотелескопы работают таким же образом.

— Да. Такие радиотелескопы были уже в 1960-м, когда мы начали строить этот, то есть несколько лет назад. Но наш чувствительнее.

— Потому что он больше?

— Не только. Еще и потому, что у нас приемная аппаратура получше. Она должна обеспечить большее отношение сигнала к шуму. Все это размещается вон там. И профессор показал изящным пальчиком на стеклянную перегородку.

— Видите ли, все, что вы получаете от большинства источников космического радиоизлучениям — это лишь очень слабый электромагнитный сигнал, к тому же смешанный со всевозможными шумами от атмосферы, от межзвездного газа, и одному небу известно, от чего еще. Он говорил тенорком, точно и сдержанно излагая факты; так мог бы говорить врач, обсуждающий причины простуды. Чувство гордости за сделанное, богатство воображения — все было тщательно замаскировано.

— И вы можете услышать такие слабые источники, каких никто не слышит? — спросила Джуди.

— Надеюсь, что да. Во всяком случае, для этого он и построен. Но не спрашивайте меня о подробностях: здесь есть люди, которые непосредственно разрабатывали аппаратуру. — Он скромно потупил взор, рассматривая свои ботиночки. — Доктор Флеминг и доктор Бриджер.

— Бриджер? — Джуди бросила на него быстрый взгляд.

— Ну, настоящая голова — это Флеминг, Джон Флеминг. — И он вежливо позвал, обращаясь к кому-то в комнате: — Джо-он!

Один из молодых людей от пульта управления направился к ним.

— Привет! — сказал он, обращаясь к профессору и не удостоив Джуди даже взглядом.

— Оторвитесь-ка на минутку, Джон. Познакомьтесь: доктор Флеминг — мисс Адамсон. Молодой человек мельком взглянул на Джуди, а затем крикнул в сторону пульта:

— Эй, приверните этот проклятый треск!

— А что это такое? — спросила Джуди. Разряды перешли в слабое шипение. Молодой человек пожал плечами.

— В основном космический шум. Вселенная полна электрически заряженной материей. Мы улавливаем электромагнитное излучение этих зарядов, которое воспринимается как шум.

— Так сказать, музыкальное сопровождение Вселенной, — добавил Рейнхарт.

— Приберегите это для Джэко и его газетчиков, профессор, — дружелюбно-презрительным тоном сказал молодой человек.

— Джэко не вернется сюда. Флеминг, казалось, слегка удивился, а Джуди нахмурилась, словно что-то упустила.

— Кто-кто? — спросила она профессора.

— Джексон, ваш предшественник, — он повернулся к Флемингу. — Мисс Адамсон — наш новый уполномоченный по связи с прессой. Флеминг посмотрел на нее без всякой симпатии.

— Ну что ж, не один, так другой… Значит, теперь вам достанутся сферы Джэко?

— А что это такое?

— Скоро сами узнаете, милая барышня.

— Я хочу, чтобы мисс Адамсон познакомилась с обстановкой к четвергу, к церемонии открытиям — сказал профессор. — Ей же придется взять на себя прессу. Лицо у Флеминга было умное, угрюмое, скорее озабоченное, чем мрачное; выглядел он усталым и злым. Он проворчал:

— Ну да, церемония открытия! Загорятся разноцветные индикаторные лампочки! Звезды в небесах будут распевать «Правь, Британия…» А я уйду в пивную.

— Надеюсь, вы все же будете здесь, Джон, — в голосе профессора послышалось легкое раздражение. — А пока не покажете ли вы мисс Адамсон наше хозяйство?

— Но, может быть, вы занятые — неприязненно сказала Джуди. Флеминг впервые взглянул на нее с некоторым интересом.

— А вы вообще что-нибудь знаете об этом?

— Пока очень мало, — она похлопала по своим брошюрам. — Я полагаюсь на них. Флеминг со скучающим видом повернулся и широким жестом обвел помещение.

— Леди и джентльмены, это самый большой и самый новый радиотелескоп в мире; чтобы не сказать — самый дорогой. Он дает в пятнадцать-двадцать раз большее угловое разрешение, чем любой из существующих инструментов этого типа, и является, конечно, чудеснейшим достижением британской науки. Чтобы не сказать — техники. Отражатель, — он указал на окно, сделан подвижным, чтобы можно было следить за небесным телом при его суточном движении. Ну как, теперь вы уже можете ответить на любой их вопрос, правда?

— Благодарю вас, — холодно ответила Джуди и взглянула на профессора, но тот и бровью не повел.

— Извините, что мы оторвали вас, Джон, — сказал он. Профессор вновь обратился к Джуди заботливым и доброжелательным тоном лечащего врача:

— Я сам покажу вам все.

— Значит, вы хотите, чтобы в четверг он заработал? — спросил Флеминг. — Для его министерского сиятельства?

— Да, Джон. Так все будет в порядке?

— С виду-то будет. Этот надутый дурак все равно не поймет, работает он или нет. Да и газетчики тоже.

— Мне бы хотелось, чтобы все работало.

— Ну, ладно. Флеминг повернулся и пошел к пульту. Джуди ожидала, что профессор вспылит или по крайней мере возмутится, но он лишь кивнул головой, словно подтверждал поставленный диагноз.

— Таких молодых людей, как Джон, нельзя торопить и дергать. Вы можете ждать от них хорошей идеи многие месяцы. Даже годы. Но это оправдано, если идея хороша, а у Флеминга обычно так и получается. — Профессор задумчиво смотрел на удаляющегося Флеминга, неряшливо и неопрятно одетого, с взлохмаченной шевелюрой.

— Мы зависим от этого молодца. Джон сконструировал всю низкотемпературную аппаратуру, основную часть приемников. Он и Бриджер. Но это не моя специальность. Где-то там у вас есть краткие сведения, — и он рассеянно указал на пачку бумаг в руках Джуди. — Боюсь только, что мы его немного заездили. Рейнхарт вздохнул и повел Джуди осматривать здание. Он показывал ей развешанные по стенам фотографии ночного неба и называл сильные источники радиоизлучения — эти основные инструменты в оркестре Вселенной. Он рассказывал ей, с какими оптическими объектами они отождествляются. — Вот это, — объяснил он, указывая на фотографию, — отнюдь не звезда, а целых две взаимодействующие галактики. А там — звезда в процессе взрыва.

— А это?

— Это большая туманность в созвездии Андромеды. Мы называем ее М-31, совсем как автотрассу.

— Она расположена прямо в созвездии Андромеды?

— О нет, несравненно дальше. Это же целая галактика! Ведь все очень просто, не правда ли? Джуди посмотрела на белую спираль из звезд и кивнула.

— Вы принимаете ее радиоизлучение?

— Да, как шипение, вроде того, что вы слышали. У стены стояла сфера из оргстекла, в центре которой находился небольшой черный шар, окруженный множеством белых шариков, похожих на электроны в физической модели атома.

— Сферы Джэко! — профессор усмехнулся. — Или «погремушка Джэко», как это здесь называют. Все то, что сейчас вращается на околоземных орбитах. Эти белые шарики — спутники, баллистические ракеты и тому подобное. Одним словом, железный лом. А в середине — Земля. Профессор изящно махнул рукой.

— Собственно говоря, эта штука устроена для отвода глаз. Джэко считал, что она может заинтересовать наших высокопоставленных посетителей. Нам, конечно, приходится следить за тем, что происходит около Земли, но для этого не стоило создавать подобную машину. Видите ли, таково требование военного ведомства, а мы не можем получить необходимые нам деньги, если не пристроимся к оборонному бюджету. — Последнее он сказал тоном озорного мальчишки, гордящегося своей шалостью. Блеснув наманикюренными ногтями, он обвел рукой комнату и указал на огромное сооружение за окном:

— Это обошлось в двадцать пять миллионов или даже больше.

— Значит, в этом заинтересованы и военные?

— Да, но подчинено все это мне, вернее, министерству науки, а не вашему ведомству.

— Но я же сейчас в вашем штате.

— Не по моему приглашению. — Тон профессора стал сдержанным. Он не был так сдержан, даже когда Флеминг ему нагрубил. Но ведь Флеминг-то был свой.

— Кому-нибудь еще известно, зачем я здесь? — спросила Джуди.

— Я никому не говорил. Рейнхарт поспешил переменить тему разговора и увел Джуди в другую комнату, где начал объяснять устройство приемной аппаратуры и вспомогательного оборудования.

— Мы только звено в цепи обсерваторий, опоясывающих земной шар, хотя отнюдь не самое слабое звено. — Он с явным удовольствием обвел взглядом распределительные щиты, переплетения кабелей и проводов, стойки с аппаратурой. — Я не чувствовал себя старым, когда мы принимались за все это, а вот теперь чувствую. Представьте, что у вас возникает некая научная идея и вы думаете: «Вот чем следует заняться», и это вам кажется просто следующим шагом. Даже, может быть, я шагом-то незначительным. Но вот начинается: проектирование, изыскания, комитеты, строительство, политика… Час нашей жизни здесь — и месяц там. Что ж, будем надеяться, что все это заработает. А, вот и Уэлен! Он тут во всем разбирается. Джуди была представлена бледному молодому человеку с австралийским выговором, он вцепился в ее руку, как в нечто потерянное и обретенное вновь.

— По-моему, мы с вами где-то встречались.

— Боюсь, что нет. — Ее синие глаза были сама искренность. Но Уэлен стоял на своем.

— Ну конечно, встречались! Она заколебалась и растерянно оглянулась. В другом конце комнаты стоял Харрис, лаборант, и, когда их взгляды встретились, он чуть заметно покачал головой. Она снова повернулась к Уэлену:

— Боюсь, что вы все-таки ошибаетесь.

— Может быть, в Бумера… Но тут профессор увел ее к пульту управления.

— Как его фамилия? — спросила Джуди.

— Уэлен. Она сделала пометку в записной книжке. Группа у пульта успела разойтись. Остался лишь один молодой человек; он сидел в кресле дежурного инженера и проверял работу отдельных секций пульта. Профессор подвел Джуди к нему.

— Здравствуйте, Харви! Молодой человек поднял голову и привстал.

— Добрый вечер, профессор Рейнхарт! — Ну, этот по крайней мере был вежлив. Джуди посмотрела в окно на огромную конструкцию, на пустынное поле и темно-лиловое мрачное небо.

— Вы знаете, по какому принципу работает эта штука? — спросил ее Харви. — Радиоизлучение от неба попадает в большую чашу, затем отражается на антенну, поступает в приемник и регистрируется специальными устройствами вон там, — он показал на стеклянную перегородку. Джуди не стала оборачиваться из опасения встретить взгляд Уэлена, но Харви, ревностно и бесстрастно выполнявший обязанности экскурсовода, уже говорил о другом. — Эта счетная машина вырабатывает азимут и угол места источника, на который нужно навести телескоп, и обеспечивает слежение за ним. Вот блоки сервопривода… В конце концов Джуди удалось выскользнуть в холл и на минуту оказаться с Харрисом наедине.

— Уэлена надо убрать отсюда, — сказала она. Когда, оставив вещи в гостинице, Джуди поехала в обсерваторию, она очень слабо представляла себе, что ее здесь ожидает. В качестве офицера службы безопасности ей приходилось и раньше бывать и работать на многих особых объектах от Филингдейлса до острова Рождества. Она прекрасно знала, что Уэлен видел ее на ракетном полигоне в Австралии. А с Харрисом она работала во время командировки в Молверн. Она никогда не представляла себя в роли шпиона, и мысль о слежке за собственными коллегами была ей крайне неприятна. Но министерство внутренних дел затребовало ее, или, вернее, кого-то, для перевода из армейской службы безопасности в министерство науки. Ну, а назначение есть назначение. Прежде люди, с которыми она работала, всегда знали, кто она, а она видела свой долг в том, чтобы охранять их. На этот раз были на подозрении именно те, с кем ей предстояло работать; ее приставили шпионить за ними под видом уполномоченного по связи с прессой, который может всюду совать свой нос и задавать вопросы, не вызывая подозрений. Рейнхарт все это знал и не одобрял. Да ей и самой было противно. Но задание есть задание, а это к тому же, как ей сказали, было очень важным.


Джуди легко было сыграть свою роль: она выглядела такой искренней, такой бесхитростной и компанейской. Ей достаточно было только тихо сидеть, слушать и мотать на ус. Но вот люди, с которыми она познакомилась здесь, неожиданно привели ее в смущение. У них был собственный мир, собственные моральные нормы. Кто она такая, чтобы судить их или даже быть причастной к суду над ними? И, когда Харрис кивнул и с безразличным видом отправился выполнять ее поручение, она вдруг почувствовала презрение и к нему, и к себе.

Глава 1. Часть 2

Профессор вскоре уехал и поручил ее заботам Джона Флеминга.

— Может быть, вы подвезете ее до «Льва», Джон, когда поедете в Болдершоу? Она остановилась там, — пояснил Рейнхарт. Они вышли на крыльцо проводить его.

— Он очень милый, — сказала Джуди. Флеминг хмыкнул.

— Мягко стелет… Он извлек из заднего кармана флягу и отхлебнул из нее. Затем протянул Джуди. Когда она отказалась, он приложился еще раз. Джуди смотрела, как он стоит под фонарем, запрокинув голову, и его кадык двигается в такт глоткам. В нем чувствовалась отчаянная напряженность; может быть, как сказал Рейнхарт, его действительно заездили? Но было и другое — в нем как будто непрерывно работала динамомашина, заряжая его внутренней энергией.

— В кегли играете? — Флеминг, казалось, позабыл о своем прежнем безразличии. Может быть, на него подействовало содержимое фляги. — В Болдершоу есть приличная площадка. Не хотите ли присоединиться к нашим забавам? Она колебалась.

— Да ну же, соглашайтесь! Я не собираюсь оставлять вас на растерзание этим полоумным астрономам!

— А разве вы сами не астроном?

— Ну что вы! Криоген, счетные машины — вот моя настоящая специальность, а не эти сказочки про звездочки. Они направились к маленькому бетонному пятачку, где стояла машина Флеминга. На верхушке радиотелескопа горел красный сигнальный огонь, из темном небе за ним уже загорались звезды. Некоторые из них просвечивали сквозь переплетения опор, как будто человек уже поймал их в сеть. Когда Флеминг с Джуди подошли к машине, он обернулся и посмотрел вверх.

— Знаете, я вот все думаю, — сказал он спокойно и совсем мирно, без следа былой агрессивности. Я думаю, что мы находимся на грани решающего скачка в физике. Он начал снимать брезентовый тент своего маленького спортивного автомобиля. Джуди зашла с другой стороны.

— Давайте я помогу вам, — предложила она, но Флеминг, казалось, не слышал ее слов.

— В один прекрасный момент мы где-то прорвем границы наших знаний и — ж-жах! — выскочим наружу. Прямо в новые пределы. И это может произойти здесь благодаря вон той штуке, — он запихнул брезент за сиденье. — «Философия начертана на страницах огромной книги, которая всегда открыта нашим взорам. Я говорю о Вселенной». Кто сказал это?

— Черчилль?

— Черчилль! — он расхохотался. — Галилей! «И написана она на языке математики» — вот что сказал Галилей. Не пригодится ли вам для репортеров? Джуди смотрела на него, не зная, как к этому отнестись. Он распахнул дверцу.

— Поехали!


С холма, где была расположена обсерватория, дорога спускалась в одну сторону к Лаи-Каширу, а в другую — к Йоркширу. Они свернули в сторону Йоркшира, поехали по долине, где через каждые несколько миль темнели над речкой высокие старые кирпичные фабрики, и наконец добрались до Болдершоу. Флеминг ехал быстрее, чем следовало бы, и ворчал:

— Они у меня вот где сидят… Да пропади она пропадом, эта церемония открытия, с министром вместе!.. Наш старик потеет над списком почетных гостей, а министерство тем временем собирает все, к чему можно было бы придраться и прицепиться. А ведь на самом деле это обыкновенный инструмент для научных исследований. Но только потому, что он большой и стоит бешеных денег, он становится общественной собственностью! Я не виню старика. Он влип в это дело, надавал обещаний, и теперь ему придется выдавать результаты.

— Ну, а разве их не будет?

— А черт их знает.

— А я думала, что это ваша аппаратура.

— Моя и Денниса Бриджера.

— А где доктор Бриджер?

— Там, на площадке. Надеюсь, он уже занял дорожку. И ждет нас с флягой.

— Но ведь у вас уже есть одна фляга.

— Подумаешь — одна! Здешние места засушливы. Пока машина петляла по темной, извилистой дороге, он рассказывал ей о Бриджере и о себе. Оба они учились в Бирмингемском университете, а затем работали в кавендишских лабораториях. Флеминг был теоретик, а Бриджер — практик, отличный математик и инженер. Бриджер стремился сделать научную карьеру; он собирался выжать из своей темы все что возможно. Флемингу, чистой воды исследователю, было наплевать на все, кроме фактов. Но оба они презирали ту академическую систему, которая их взрастила, и держались вместе. Несколько лет назад Рейнхарт переманил их на строительство нового радиотелескопа. А так как он был, пожалуй, наиболее выдающимся и признанным астрофизиком Запада и, кроме того, прирожденным организатором и собирателем талантов, они пошли к нему без колебаний. Он же всячески поддерживал и ободрял их и по-отечески опекал на длинном и ухабистом пути научного становления. Несмотря на грубоватую манеру рассказа, нетрудно было понять, что Флеминга и старого ученого связывает взаимное доверие и симпатия. Что же касается Бриджера, тот скучал и томился. Он уже сделал здесь свое дело. Ведь они выдали старику, как без ложной скромности, но и без хвастовства сказал Флеминг, лучшую в мире аппаратуру. Флеминг ни о чем не расспрашивал Джуди, а она помалкивала. В баре гостиницы он ждал, пока она сбегает в свой номер, и к тому времени, когда они добрались до площадки, успел изрядно нагрузиться. Кегельбан находился в помещении кинотеатра, залитом неоновым светом и сияющем каскадами огней среди старого и темного фабричного городка. Да и посетители, казалось, собрались сюда из какого-то иного мира, а не с этих мощенных булыжником улиц. В основном это была молодежь. Мелькали джинсы, курточки, коротко остриженные головы и расписанные лозунгами рубашки. Трудно было представить себе этих ребят в кругу семьи — в старых домах на склонах прокопченных йоркширских долин. Их местный выговор заглушался раскатами музыки, грохотом катящихся по деревянным лоткам шаров и стуком падающих кеглей. Лотков было с полдюжины: на одном конце десяток кеглей, на другом — корзинка с шарами, столик для записи очков, скамейка и четверо игроков. Когда пущенный шар попадал в цель, автоматически действующая сетка подымала кегля и возвращала шар к верхнему концу дорожки. В перерывах между бросками, требовавшими определенного внимания и усилий, играющие, казалось, совсем не интересовались происходящим на лотках: они слонялись по залу, болтали и потягивали кока-колу из бутылочек. Все это выглядело куда более по-американски, чем прежде, когда здесь был кинотеатр: казалось, американский образ жизни вырвался с экрана и завладел залом. Впрочем, как сказал Флеминг, все это было «чертовски типично» для нынешнего времени. Они разыскали Бриджера, долговязого, узкоплечего человека примерно одних лет с Флемингом, игравшего с довольно пышной девицей в алой блузке и ярко-желтых брючках в обтяжку. Волосы и бюст девицы были подтянуты кверху, насколько возможно, физиономия раскрашена, как у балерины, а двигалась она, словно голливудская хористка. Но едва девица открыла рот, как уже нельзя было усомниться, что она родилась и выросла в йоркшире. Пустив шар с немалой силой и ловкостью, она подбежала к Бриджеру и повисла на его руке, сунув в рот палец.

— Ой, я палец ободрала…

— Знакомьтесь, это Грейс, — сказал Бриджер, который, казалось, немного ее стыдился. У него было нервное лицо, изрезанное ранними морщинами; одет он был скромно, в темный спортивный костюм, и походил на почтового служащего в субботнее утро. Бриджер вяло пожал Джуди руку; когда же она сказала: «Я о вас слышала», он бросил на нее быстрый, настороженный взгляд.

— Мисс Адамсон, — сказал Флеминг, налив виски в кока-колу Бриджеру, — наш новый трудолюбивый бобер, вернее трудолюбивая бобриха, — уполномоченная по связи с прессой.

— Как тебя зовут, дорогуша? — осведомилась девица.

— Джуди.

— А у тебя не найдется пластыря?

— Да пойди попроси у администратора! — нетерпеливо сказал Бриджер.

— Она из вашей группы? — спросила Джуди Флеминга.

— Да нет, местное дарование. Находка Денниса. У меня нет на это времени.

— Ах, как жалко, — сказала Джуди. Но Флеминг, казалось, не расслышал. Приложившись к фляжке еще раз, он нетвердой походкой направился к лотку. Бриджер повернулся к Джуди и доверительно спросил ее:

— Так что же вы слышали обо мне?

— Только то, что вы работаете с доктором Флемингом.

— Знаете, это дело не для меня. — Бриджер выглядел разочарованным, и кончик носа у него дернулся, как у кролика. — В промышленности я мог бы получать в пять раз больше.

— А вас интересует именно это?

— Как только эта махина на холме заработает, я отсюда сбегу, — он заговорщически поглядел в сторону Флеминга и снова повернулся к Джуди. — А старина Джон останется. Будет ждать золотого века. И, пока чего-нибудь дождется, успеет состариться. Будет старым и уважаемым. И бедным, как церковная крыса.

— И, вероятно, счастливым.

— Ну-у, Джон никогда не будет счастливым. Для этого он слишком много размышляет.

— Кто слишком много потребляет? — Флеминг, пошатываясь, подошел к ним и записал очки.

— Да ты.

— Ну и правильно, я пью слишком много. Нужно же человеку за что-то держаться.

— А почему не за перила? — спросил Бриджер, и кончик его носа дернулся.

— Послушай! — И Флеминг плюхнулся на скамейку рядом с ними. — Представь, что ты идешь вдоль этих твоих перил. Потом делаешь шаг, а их и нету. Кончились! Вот мы говорили о Галелее, а почему? Потому что он был Возрождение. Он, и Коперник, к Леонардо да Винчи. Это они тогда — ж-жах! — опрокинули все перила и оказались на собственных ногах посреди огромной неизведанной Вселенной! Флеминг неуклюже поднялся со скамьи и взял из корзинки тяжелый шар. Его голос перекрыл музыку, стук шаров и падающих кеглей:

— Потом люди поставили новые заборы, уже подальше. Но грядет новое Возрождение! И однажды, когда никто этого не заметит, когда все будут трепаться о политике, о футболе и деньгах, — он наклонился над Бриджером, — тогда — то вдруг все эти перегородки опять полетят к чертям — ж-жах! Вот так! Он широко взмахнул рукой с шаром и опрокинул стоявшие на столике бутылки кока-колы.

— Ой, да осторожнее, ты, дубина! — Бриджер вскочил и принялся поднимать бутылки и вытирать стол носовым платком. — Извините, мисс Адамсон. Флеминг откинул голову и захохотал.

— Джуди! Ее зовут Джу-уди! Бриджер, опустившись на колени, усиленно стирал пятно с юбки Джуди.

— Боюсь, что на вас немножко попало…

— Неважно, — Джуди не обращала на него внимания. Она присматривалась к Флемингу с недоумением и глубоким интересом. Тут радио объявило:

— Доктора Флеминга просят к телефону. Через минуту Флеминг вернулся, мотая головой, чтобы привести в порядок мысли. Он потянул Бриджера со скамейки.

— Пошли, Деннис, мой мальчик, мы понадобились. Харви в одиночестве сидел за пультом. Время от времени он подправлял настройку приемника. Окно перед пультом было как черная школьная доска, и в комнате стояла тишина, только негромкое потрескивание все время неслось из репродуктора. Снаружи не доносилось ни звука. Но вот послышался шум подъехавшего автомобиля. Флеминг и Бриджер толкнули вращающиеся двери и остановились, щурясь от света. Флеминг уставился на Харви затуманенным взглядом.

— Что случилось?

— Слушайте! — и Харви поднял руки. Они застыли, вслушиваясь. Среди треска, свиста и шипения в репродукторе слышался слабый повторяющийся звук. Он замирал, прерывался, но неизменно снова возникал.

— Морзянка, — сказал Бриджер.

— Знаки не группируются. Они снова прислушались.

— Длинные и короткие — вот что это такое, — сказал Бриджер.

— Откуда это приходит? — спросил Флеминг.

— Откуда-то из созвездия Андромеды. Как раз сейчас она в диаграмме направленности.

— Сколько это продолжается?

— Около часа. Максимум сигнала уже прошел.

— Можно двигать отражатель?

— Думаю, что да.

— У нас же нет разрешения на это, — возразил Бриджер. — Нам еще не позволили приступить к испытаниям системы слежения. Флеминг не обратил на него внимания.

— У сервомеханизмов есть кто-нибудь?

— Да.

— Тогда попробуйте последить за источником.

— Нет, послушай, Джон… — Бриджер тщетно тянул Флеминга за рукав.

— Может, какой-нибудь спутник — предположил Харви.

— Разве что-то еще запустили? — спросил Флеминг, высвобождая рукав.

— Насколько известно — нет.

— Может быть, кто-то забросил на орбиту… — начал Бриджер, но Флеминг прервал его:

— Деннис, — он пытался мыслить четче. — Будь другом, пойди включи самописец, ладно? И печатающую приставку тоже.

— Может, лучше сначала проверим?

— Потом, потом проверим. Стараясь ступать твердо, Флеминг вышел в вестибюль и, наклонившись над фонтанчиком для питья, подставил лицо под струю. Когда он вернулся, освеженный, сияющий и заметно протрезвевший, Бриджер уже возился с аппаратурой в соседней комнате, а Харви звонил дежурному инженеру. Когда включили электродвигатели, мигнул свет. Высоко вверху — неслышной незаметно для глаз — двинулся металлический отражатель, компенсируя вращение Земли. Звук в репродукторе стал чуть громче.

— Это все, на что вы способны?

— Но ведь и сигнал-то не очень сильный.

— Гм, — Флеминг выдвинул ящик и извлек оттуда каталог. — А за это время изменились ли хоть немного его галактические координаты?

— Трудно сказать. Я не следил. Во всяком случае, если и изменились, то очень немного.

— Так, значит, он не на орбите?

— Пожалуй, что нет, — Харви взволнованно наклонился над ручками аттенюаторов. — А может быть, это любительская морзянка, отраженная от Луны?

— На настоящую морзянку не похоже. К тому же и Луна еще не взошла.

— А может быть, от Марса или от Венеры? Во всяком случае, надеюсь, все-таки я не зря вытащил вас сюда?

— Андромеда, говорите? Харви кивнул. Флеминг перелистывал страницы каталога, читал и слушал. Он снова стал спокойным и тихим, каким был в машине с Джуди, и был сейчас похож на прилежного школьника.

— Вы его удерживаете в диаграмме направленности?

— Да, доктор Флеминг. Флеминг перешел к другому концу пульта и включил внутреннюю связь.

— Записывается, Деннис?

— Да, — голос Бриджера сопровождался металлическим отзвуком. — Но никакого смысла уловить не могу.

— К утру, может, что-нибудь прояснится. Я подумаю насчет расстояния до источника. Флеминг отпустил клавишу и с книгой в руке перешел к астрономическим картам на задней стене. Так все они работали некоторое время; только звук из пространства слышался в комнате. Флеминг пробовал отождествить источник, а Харви удерживал его в диаграмме направленности огромного телескопа.

— Что вы об этом думаете? — не выдержал наконец Харви.

— Я думаю, что сигнал приходит очень издалека. После этого они только работали и слушали. А сигнал все звучал, звучал и звучал. И не было ему конца.

Глава 2. Часть 1

В конце шестидесятых годов, когда происходили эти события, министерство науки переехало в новое — все из стекла — здание вблизи Уайтхолла. И мебель, и штат здесь были первоклассные, словно для доказательства того, что современная техника действительно сродни искусству, а постоянный заместитель министра Майкл Осборн — самый прогрессивный из всех чиновников, населявших здание. Хотя он являлся на службу в костюме из твида, но твид был самый гладкий, а покрой — самый официальный. Осборн редко сиживал за своим необъятным столом, предпочитая низенькие покойные кресла у низенького кофейного столика с мраморной доской. Утром, когда в Болдершоу-Фелл впервые приняли таинственные сигналы, он, небрежно развалясь в одном из своих любимых кресел, беседовал с Чарльзом Ванденбергом, генералом американских военно-воздушных сил. На его костюм четкими, ровными полосками легли тени от жалюзи. Англию к этому времени можно было бы сравнить с форпостом осажденной крепости — Западной Европы и Северной Америки. Под давлением с Востока, из Азии и из Африки западная цивилизация была оттеснена в эту область земного шара. Ее центром оказался американский континент к северу от Панамы. Западной Европе выпала незавидная роль обороняющегося арьергарда. Официально никто ни с кем не воевал. Однако экономические санкции и жонглирование бомбами и ракетами привели к тому, что страны старого мира чувствовали себя словно в осаде. Жизненно важные линии связи, проходящие через Атлантику, сохранились в основном благодаря усилиям американцев, и американские гарнизоны в Англии, Франции и Западной Германии держались с отчаянным упорством — как римские легионы в третьем и четвертом веках нашей эры. Официально Англия и ее соседи продолжали оставаться суверенными государствами, но на деле инициатива все более ускользала из их рук. Хотя генерал Ванденберг скромно именовался представителем Координационного комитета обороны, в действительности он был командующим военно-воздушными силами хотя и дружественной, но неизмеримо более мощной оккупационной державы, для которой Англия была лишь одним из квадратиков на гигантской шахматной доске. В прошлом пилот бомбардировочной авиации, Ванденберг с его бычьей шеей и квадратной головой и в зрелые годы выглядел моложавым и крепким. Однако в его манерах не было ничего развязного или грубого. Уроженец Новой Англии, он был человеком просвещенным и имел обыкновение высказываться столь авторитетно, будто знал об этом мире несравненно больше прочих смертных. Они говорили об Уэлене. Осборн небрежно держал в руке записку, где шла речь о нем.

— Я сейчас ничего не могу сделать.

— Но есть дела особой важности… Осборн с трудом поднялся и, подойдя к столу, вызвал секретаршу.

— У Координационного комитета низкая точка кипения, — заметил Ванденберг.

— Вы можете сообщить туда, что мы все уладим. — Осборн отдал бумагу вошедшей секретарше.

— Пожалуйста, проследите, чтобы этим занялись. Секретарша взяла бумагу и положила на стол пухлую папку. Она была молода, недурна собой и одета, как на званый вечер: даже министерства подвластны прогрессу.

— Это материалы по Болдершоу.

— Спасибо. А что, моя машина здесь?

— Да, мистер Осборн. Он раскрыл папку и прочитал вслух:

— Министр прибывает в Болдершоу-Фелл в 15 часов 15 минут; его встречает профессор Рейнхарт.

— Значит, завтра, — заметил Ванденберг. — А вы едете?

— Я отправляюсь сейчас, чтобы заранее поговорить с Рейнхартом. — Он сунул папку в портфель. — Если хотите, могу подбросить вас наверх, в Уайтхолл.

— О, это было бы актом милосердия. Они держались друг с другом настороженно, но вежливо, почти старомодно вежливо. Поднявшись, Ванденберг, как бы между прочим, спросил:

— Ну, так когда же все это начнет работать?

— Еще не известно.

— Это становится серьезным.

— Звезды могут подождать. Они уже давно ждут.

— Так же как и комитет. Осборн презрительно пожал плечами, как человек, вынужденный объяснять очевидные вещи; он походил сейчас на грека, убеждающего римлянина.

— Рейнхарт займется военной программой тогда и только тогда, когда сможет это сделать. Так ведь было условлено?

— Но если случится что-нибудь непредвиденное?

— Так уж и случится?!

— Вы читаете газеты?

— Последнее время — только отдел беллетристики.

— А вы почитайте отдел новостей. Если случится что-нибудь непредвиденное, там понадобятся все уши, которыми мы успеем обзавестись по эту сторону Атлантического океана. — Ванденберг кивком головы показал на изображение радиотелескопа, висевшее на стене. — Для нас это не игрушка!

— Так ведь для них тоже, — парировал Осборн. Они вышли. Вскоре из Болдершоу-Фелл позвонил Флеминг, но никого не застал. Джуди приехала в обсерваторию незадолго до Осборна и Рейнхарта и успела поговорить с Харрисом в вестибюле.

— О Бриджере что-нибудь известно? Харрис старательно делал вид, что полирует дверную ручку.

— Два-три раза заходил к букмекеру в Бредфорде. Но больше ничего.

— За ним надо следить.

— Я все время слежу. Приехавшие Осборн и Рейнхарт пригласили Джуди на пункт управления. Там было тихо и пусто. Один Харви возился у стола среди разбросанных бумаг, окурков я грязных чашек. При виде этой картины Рейнхарт всполошился, словно испуганная курица: ...




Все права на текст принадлежат автору: Фред Хойл, Джон Эллиот.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
АндромедаФред Хойл
Джон Эллиот