Все права на текст принадлежат автору: Дэвид Балдаччи, Дэвид Бальдаччи.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
КоллекционерыДэвид Балдаччи
Дэвид Бальдаччи

Дэвид Бальдаччи КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ

С любовью и уважением

посвящается Арту и Нинетте,

а также памяти Джуэлл Инглиш



ГЛАВА 1

Роджер Сигрейвз вышел из Капитолия после весьма интересной встречи, которая, на удивление, имела мало общего с политикой. В тот вечер он, сидя в гостиной своего скромного пригородного дома, принял важное решение убить одну весьма значительную фигуру. И Сигрейвз рассматривал предстоящее дело не как сомнительное предложение, а как достойный вызов ему самому и его способностям.

На следующее утро Сигрейвз поехал в свой офис на севере штата Виргиния. Там, за столом в тесном и заваленном барахлом кабинете, который как две капли воды был похож на все остальные по обе стороны коридора, он обдумывал важнейшие детали стоящей перед ним задачи. В конечном итоге Сигрейвз пришел к выводу, что займется этим делом лично. Ему не хотелось доверяться третьей стороне. Он убивал и прежде, по правде сказать — много раз; единственное отличие предыдущих убийств от предстоящего заключалось в том, что сейчас это нужно не правительству, а ему самому.

Следующие два дня он посвятил тщательной и последовательной подготовке, успешно осуществляя ее параллельно со своими обычными занятиями. Во всех своих операциях он всегда придерживался трех непременных условий: а) обеспечивать максимальную простоту; б) быть готовым к любым неожиданностям и осложнениям; в) никогда не паниковать, даже если все пошло наперекосяк, как это иногда случалось. Помимо этого, было и дополнительное, четвертое условие, оно состояло в следующем: используй тот факт, что большинство людей — идиоты, когда дело доходит до вещей, которые действительно имеют значение, — например, их собственное спасение и выживание. Самого себя он к таковым не относил.

Роджеру Сигрейвзу исполнилось сорок два, он был одинок и бездетен. Жена и дети несомненно осложнили бы его не вполне ортодоксальный образ жизни. На протяжении своей карьеры на федеральной службе он постоянно менял маски и путешествовал по всему миру. К счастью, менять маски в компьютерный век поразительно легко. Несколько щелчков по клавиатуре, тихий шум сервера где-то в Индии, и из лазерного принтера уже выползают новые документы со всеми официальными прибамбасами и действующим кредитом.

Сигрейвз мог без труда купить все, что ему было необходимо, через некий сайт в Интернете, доступ к которому ему давал тщательно оберегаемый пароль. Сайт этот был своего рода универмагом «Мейси» для уголовников — преступная клиентура иногда называла его «Лавкой зла». Здесь можно было купить все, что угодно, от первоклассных документов и краденых номеров кредитных карт до услуг профессиональных киллеров или «чистого» оружия, если у вас имеется склонность осуществлять убийства лично. Обычно он приобретал все нужные ему материалы у дилера, имевшего у своих покупателей отличную репутацию и к тому же гарантировавшего в случае чего полный возврат уплаченных денег. Даже убийцы предпочитают высокое качество обслуживания.

Роджер Сигрейвз был высок, хорошо сложен и даже красив — с густыми светлыми вьющимися волосами, внешне он казался совершенно беззаботным и очень заразительно улыбался. Практически любая женщина, попавшая в поле его зрения, обязательно обращала на него внимание, равно как и некоторые завистливые мужчины. Он часто пользовался этим себе во благо. Когда человеку требуется кого-то убить или обмануть, он использует любые средства, имеющиеся в его распоряжении, причем с максимальной эффективностью. Государственная служба научила его этому. Хотя с чисто технической точки зрения он по-прежнему трудился на Соединенные Штаты, теперь он работал и на самого себя. Его «официальный» пенсионный план далеко не соответствовал потребностям достойного выхода в отставку и комфортабельной жизни после нее, чего он, по его собственному убеждению, был вполне достоин после стольких операций с риском для жизни во имя красно-сине-белого звездно-полосатого знамени. Для него, впрочем, почти всегда преобладал красный цвет.

На третий день после полудня, после весьма интересного визита в Капитолий, Сигрейвз слегка изменил свою внешность и напялил несколько слоев одежды. Когда стемнело, он поехал в дорогой район в северо-западной части округа Колумбия, где все посольства и частные особняки охранялись параноидально бдительными охранниками, постоянно патрулирующими вверенные им территории.

Он поставил машину в маленьком дворике позади здания, расположенного через улицу от весьма эксклюзивного клуба, размещавшегося во внушительном кирпичном доме в георгианском стиле, где обслуживали богатых и политически одержимых персон, которых в Вашингтоне было больше, чем в любом другом городе мира. Эти люди любили собраться вместе и за нехитрой выпивкой и закуской до посинения обсуждать выборы, политику и проблемы раздачи должностей.

На Сигрейвзе был синий рабочий комбинезон с надписью «Сервис» на спине. Изготовленный заранее ключ легко открыл простой замок на двери пустующего здания, ожидающего капитального ремонта. Держа в одной руке ящик с «инструментами», а в другой — фонарик, он, шагая через ступеньку, поднялся на верхний этаж и оказался в комнате с единственным окном, выходящим на улицу. В предыдущий визит сюда он оставил его открытым и хорошенько смазал петли.

Открыв ящик, Сигрейвз быстро собрал снайперскую винтовку. Потом навинтил на дуло глушитель и загнал в ствол единственный патрон — настолько был уверен в себе. Потом подошел к окну и открыл створку буквально на пару дюймов, чтобы только просунуть в щель глушитель. Посмотрел на часы, потом в оба конца улицы. Роджер ничуть не беспокоился, что его кто-то заметит, ведь здание было совершенно безлюдным. Кроме того, его винтовка была отделана по технологии «камофлекс», то есть меняла цвет в зависимости от окружающей обстановки, а оптика не давала бликов.

Подумать только — человеку подсказали это какие-то жалкие мотыльки!

Когда лимузин и машина охраны подкатили к дверям клуба, он навел лазерный прицел на одного из пассажиров длинной машины, но стрелять пока не стал. Еще не время. Человек вошел внутрь, сопровождаемый телохранителями с толстенными шеями, торчащими из накрахмаленных воротничков. Он смотрел, как отъезжают лимузин и машина охраны.

Сигрейвз еще раз взглянул на часы: ждать еще два часа. Он продолжал осматривать улицу внизу, а автобусы и такси все подвозили женщин с серьезным выражением на лицах, но одетых не в роскошные тряпки от Версаче и бриллианты от «Де Бирс», а в строгие деловые костюмы и со вкусом подобранную бижутерию, с правильно настроенными политическими антеннами. Сопровождавшие их мужчины с такими же серьезными лицами были одеты в костюмы в тонкую полоску, убогие галстуки и, кажется, пребывали в скверном настроении.

«А лучше и не будет, джентльмены, можете мне поверить».

Сто двадцать минут тянулись и тянулись, а Роджер неотрывно следил за кирпичным фасадом клуба. Сквозь огромные, хорошо освещенные окна он видел постоянное перемещение народа внутри — люди с бокалами в руках чинно беседовали тихими голосами — как настоящие конспираторы.

«О'кей, настало время действовать».

Он еще раз быстро осмотрел улицу: ни души. Сигрейвз терпеливо дождался, пока его жертва оказалась в перекрестье прицела, и тогда указательным пальцем нажал на спуск. Ему не нравилось, что приходится стрелять сквозь оконное стекло, хотя подобная преграда не могла повлиять на полет пули, которую он выпустил.

Бах! Сразу за этим последовали звон стекла и тяжелый удар — пухлый человек уже мертвым рухнул на до блеска натертый дубовый паркет. Достопочтенный Роберт Брэдли не почувствовал никакой боли — по правде говоря, не самый скверный способ покинуть сей мир.

Сигрейвз спокойно положил винтовку и стянул комбинезон, оставшись в форме полицейского округа Колумбия. Надел на голову соответствующую фуражку, которую принес с собой, и пошел вниз по лестнице к заднему выходу. Покинув здание, он услышал крики на другой стороне улицы. С момента выстрела прошло всего девятнадцать секунд. Он знал это точно, потому что отсчитывал время в уме. Потом он быстро пошел по улице, продолжая отслеживать время операции. И в следующий миг услышал рев мощного автомобильного мотора — тщательно разработанный сценарий продолжал осуществляться. Теперь он уже бежал во всю мочь, на ходу вытаскивая из кобуры револьвер. Ему требовалось пять секунд, чтобы успеть на место. Завернул за угол — как раз вовремя, чтобы оказаться почти сбитым машиной: седан на дикой скорости пронесся мимо. В последний момент Роджер отпрыгнул в сторону, упал, перекатился и вскочил на ноги уже посреди мостовой.

Люди, столпившиеся на улице, что-то кричали ему, указывая вслед машине. Он повернулся, ухватился за рукоять револьвера обеими руками и стал стрелять по стремительно уносящемуся седану. Звук от выстрелов холостыми патронами был просто прекрасный, прямо как от настоящих. Он выстрелил пять раз, а затем помчался вперед по асфальтовой мостовой, пробежал с полквартала и ввалился в припаркованную там машину — на первый взгляд обычный полицейский патрульный автомобиль. Машина рванула за седаном, мигая проблесковыми маячками и ревя сиреной.

Седан, который они «преследовали», на следующем перекрестке свернул влево, потом вправо, проехал немного по переулку и остановился. Водитель выскочил из машины, подбежал к желто-зеленому «фольсксвагену-жуку», стоявшему чуть впереди, плюхнулся в него и умчался прочь.

Полицейская машина, отъехав подальше, выключила сирену и маячки, развернулась и поехала в противоположном направлении. Человек, сидевший за рулем, даже не взглянул на Сигрейвза, когда тот ввалился на заднее сиденье, снимая полицейский мундир. Под формой оказался облегающий спортивный костюм для пробежек; черные кроссовки уже были у него на ногах. На полу машины лежал шестимесячный черный Лабрадор в наморднике. Машина пронеслась по узкой боковой улочке, свернула налево и остановилась напротив парка, безлюдного в этот поздний час. Задняя дверь распахнулась, Сигрейвз вылез, и машина умчалась в темноту.

Сигрейвз взял поводок, и они с его «домашним любимцем» начали свою «ежевечернюю пробежку». Когда они повернули направо, мимо них пронеслись четыре полицейские патрульные машины. И никто не обратил на него внимания.

Минуту спустя совсем в другом районе города в небо рванул огненный шар — над взятым в аренду и, к счастью, пустым в тот момент домом уже мертвого человека. Сначала все решат, что это утечка газа с последующим возгоранием. Но потом, состыковав пожар с убийством Брэдли, федеральные власти начнут искать иные причины — правда, сделать это будет очень нелегко.

Пробежав три квартала, Сигрейвз бросил своего «любимца», забрался в поджидавшую его машину и менее чем через час уже был дома. А между тем правительству Соединенных Штатов уже требовалось срочно найти нового спикера Палаты представителей вместо скончавшегося Роберта Брэдли. Ну, это будет совсем нетрудно, думал Сигрейвз, добираясь следующим утром на службу, после того как прочел в утренней газете о вчерашнем убийстве Брэдли. В конце концов, этот проклятый город просто кишит битыми-перебитыми политиками. Битые политики? Очень подходящий термин! Он подогнал машину к охраняемым воротам, предъявил удостоверение вооруженному охраннику, который его прекрасно знал.

Он прошел через парадный вход широко раскинувшегося здания в Лэнгли, штат Виргиния, миновал все дополнительные посты охраны и затем направился в свой захламленный кабинет размером восемь на десять футов, очень напоминающий спичечный коробок. Сейчас он всего лишь обычный бюрократ среднего звена, основная работа которого заключается в поддержании связей между его агентством и этими некомпетентными недоумками с Капитолийского холма, которых каким-то непонятным образом избрали на занимаемые ими высокие должности. Теперешняя его работа отнюдь не такая напряженная, как его прежняя служба в этой конторе. В сущности, это кость, которую ему швырнули за его достойные наград заслуги. В нынешние времена ЦРУ, в отличие от того, что было пару десятков лет назад, разрешало своим агентам «вернуться с холода», когда они достигали того возраста, когда рефлексы уже притупились, а энтузиазм в отношении работы уменьшился.

Просматривая накопившиеся бумаги, Сигрейвз вдруг осознал, как ему не хватает ставших привычными убийств. Скорее всего людям, которые хоть раз убивали за деньги, уже очень трудно остановиться. Прошлая ночь дала ему возможность окунуться в прежнюю жизнь.

Проблема решена, но вместо нее, весьма вероятно, вскоре возникнет другая — все же Роджер Сигрейвз очень творческий сотрудник и отличный специалист по улаживанию проблем. Такова уж была его природа.

ГЛАВА 2

Огромные клубы черного дыма — вероятно, насыщенные таким количеством канцерогенов, что оно могло бы уничтожить целое поколение людей, — поднимались из древних кирпичных заводских труб в небо, и без того темное от дождевых туч. В узком переулке промышленного городка, постепенно вымирающего в результате мизерных зарплат, какие платят разве что только в гораздо более промышленно загрязненных городах Китая, вокруг одного человека собралась небольшая толпа. Тут не произошло преступления, не было трупов, даже не выступал местный уличный «Шекспир» или бродячий проповедник с чрезмерно развитыми легкими, разглагольствующий об Иисусе и раскаянии в надежде на скромные пожертвования. Человек этот был известен в своих кругах как крутой катала, и сейчас он старался изо всех сил облегчить кошельки собравшихся для азартной игры под названием «три листика».

Подходные, помогающие катале, работали вполне профессионально — время от времени делали ставки и выигрывали, поддерживая среди простаков надежду, что Фортуна может повернуться лицом и к ним. Стоявший на стреме разводящий, который должен предупреждать об опасности, был несколько апатичным и сонным. По крайней мере таким он показался женщине, наблюдавшей за всем этим с противоположной стороны улицы, — вялые телодвижения, безразличный взгляд. Она не знала, кто в этой команде мошенников выступает в роли качка или вышибалы и обеспечивает силовую защиту, однако и этот не выглядел слишком уж крутым: просто мощный флегматичный малый. Двое подходных, задача которых состояла в «разогреве лохов», то есть завлекании публики, были молоды и энергичны и, как им и положено по «должности», обеспечивали стабильный приток обывателей, выразивших желание сыграть в карточную игру, в которой им никогда не выиграть.

Она подошла ближе, продолжая наблюдать за возбужденной толпой, разражавшейся то аплодисментами, то стонами разочарования, по мере того как очередной игрок срывал кон или проигрывал. Когда-то она сама начинала свою карьеру в качестве подходного в команде одного из лучших в стране катал. Такой шулер мог крутить свои делишки практически в любом городе и через час после начала уйти по меньшей мере с двумя «кусками» в кармане, причем лохи оставались бы в уверенности, что им просто не повезло. Этот катала работал отлично, и по вполне понятной причине: его готовил тот же самый специалист, который в свое время тренировал и ее. Опытным взглядом она сразу же определила, что он пользуется хорошо известной ей техникой передергивания, подкладывая одну карту под другую и закрывая необходимую ему для выигрыша даму другой картой в самый критический момент раздачи, — в этом и заключалась основная идея этого шулерского приема.

Главная задача в игре в «три листика», как и в игре в наперстки, на которой она основана, — найти и вытащить даму из трех лежащих на столе карт после того, как катала перемешал их с умопомрачительной быстротой. Проделать это было невозможно, поскольку дамы уже не было на столе в момент, когда лох пытался догадаться, какую карту открыть. А затем, за секунду до того, как выяснялось «истинное» местоположение дамы, катала незаметно подменял одну из карт на столе дамой из рукава и демонстрировал всем, где она якобы находилась все это время. Этот простой трюк позволял кидать любых лохов, от маркизов до моряков, во все времена, с тех пор как люди стали играть в карты.

Женщина встала позади мусорного бака, встретилась глазами с кем-то в толпе и надела большие солнцезащитные очки. Минуту спустя внимание стоявшего на стреме разводящего было полностью поглощено симпатичной девицей в мини-юбке. Она наклонилась прямо напротив него, собирая с тротуара рассыпанную мелочь и демонстрируя при этом свою аппетитную попку и красные трусики, которые нисколько не прикрывали ее ягодицы. Разводящий, несомненно, решил, что ему здорово повезло. Однако, как и в случае с лохами-прохожими, везением тут и не пахло. Женщина заранее заплатила девице в мини-юбке, чтобы та начала собирать специально рассыпанную мелочь, когда она подаст ей сигнал, надев очки. Эта примитивная техника отвлечения внимания срабатывала на мужчинах с тех пор, как женщины стали носить одежду.

Четыре быстрых шага вперед — и женщина оказалась в самом центре толпы, энергично и небрежно раздвигая собравшихся, а пораженному качку оставалось лишь наблюдать за ней.

— Так! — рявкнула она, доставая удостоверение. — Предъявите документы! — И ткнула длинным пальцем в грудь катале, низенькому и толстенькому мужчине средних лет, с небольшой черной бородкой, яркими зелеными глазками и довольно проворными ручонками. Он не отрываясь смотрел на нее из-под козырька своей бейсболки, пока медленно доставал бумажник из кармана пиджака. — Ну, ребята, игра окончена, — объявила женщина, распахивая свою куртку, чтобы всем был виден серебряный жетон, прицепленный к поясному ремню. Многие из собравшихся тут же начали сдавать назад. Нарушившей спокойствие женщине было на вид лет тридцать пять. Высокая, широкоплечая и узкобедрая, с длинными рыжими волосами, она была одета в черные джинсы, зеленый свитер с высоким воротом и короткую кожаную куртку. Когда она говорила, у нее на шее напрягалась тонкая жилка. Небольшой и почти незаметный красный шрам, по форме напоминающий рыболовный крючок, красовался под ее правым глазом, но сейчас был спрятан под темными очками. — Я сказала, игра закончена! Забирайте свои ставки и исчезайте! — Голос ее стал на октаву ниже.

Она уже успела заметить, что ставки исчезли со стола в тот момент, когда она только начала говорить. И прекрасно знала, куда они делись. Катала и впрямь был настоящим профессионалом — он среагировал на изменение ситуации мгновенно и тут же взял под контроль то, что только и имело сейчас какое-то значение: деньги. Толпа отхлынула, даже не озаботившись своими пропавшими ставками.

Качок-вышибала нерешительно шагнул вперед, к нарушительнице спокойствия, но тут же замер на месте, словно пригвожденный ее взглядом.

— Даже и не думай, — сказала она. — Таких жирных просто обожают в федеральных тюрягах. — Она смерила его похотливым взглядом. — На сей раз они заполучат и впрямь аппетитную «телку».

Нижняя губа качка начала подрагивать, и он отступил назад, как будто пытаясь раствориться в стене. Она приблизилась к нему:

— Вот-вот, мальчик. Когда я говорю — исчезни, я именно это и имею в виду!

Вышибала бросил нервный взгляд на напарника.

— Проваливай, — сказал тот. — Я потом тебя найду.

Когда качок смылся, женщина проверила документы каталы и ухмыльнулась, возвращая их, а потом поставила его к стене и обшарила. Взяла со стола карту, повернула ее, чтобы он мог видеть даму пик.

— Кажется, я выиграла.

Катала пораженно смотрел на карту.

— С каких это пор федералы занимаются азартными играми? У нас тут никакого надувательства, это ж просто игра случая…

Она положила карту обратно на стол.

— Хорошо еще, что эти лохи не подозревают обо всех «случаях» вашей игры. Может, мне следует пойти и просветить кое-кого из них — тех, что поздоровее, и им, возможно, захочется вернуться и свернуть тебе шею.

Он посмотрел на даму пик.

— Ладно, ты выиграла. Давай говори, сколько с меня причитается. — И он вытащил из заднего кармана брюк пачку купюр.

В ответ она достала свое удостоверение, сняла с пояса жетон и бросила все это на стол. Он всмотрелся в них повнимательнее.

— Давай, давай, — подбодрила она. — У меня нет от тебя секретов.

Он поднял брошенные вещи. «Удостоверение» отнюдь не удостоверяло ее принадлежность к правоохранительным органам. Под пластиковой обложкой была членская карточка клуба «Костко». Жетон был жестяным и оказался значком с рекламой немецкого пива.

Его глаза расширились, когда она сняла с себя темные очки, — он сразу узнал ее.

— Аннабель?!

— Лео, какого черта ты тут делаешь? — спросила Аннабель Конрой. — Крутишь «три листика» в этом сраном подобии города, да еще с компанией тупых неудачников?

Лео Рихтер пожал плечами и широко улыбнулся:

— Времена нынче тяжелые. А ребята вполне приличные; немного, конечно, зеленые, но быстро учатся. А «три листика» никогда нас не подводили, ведь так? — Он помахал пачкой денег, прежде чем сунуть их обратно в задний карман. Потом недовольно нахмурился: — Это рискованная затея — выдавать себя за копа.

— Я вовсе и не заявляла, что я коп. Это они сами доперли. Вот поэтому-то мы и остаемся на плаву, Лео. Если у тебя хватает нахальства, люди сами додумывают все, что нам нужно. Кстати, с чего это ты решился дать взятку копу?

— Потому что знаю по собственному скромному опыту, что это достаточно часто помогает, — ответил Лео, выуживая сигарету из пачки, которую достал из нагрудного кармана рубашки, и предлагая ей тоже закурить.

Она отказалась и деловито осведомилась:

— И сколько ты сшибаешь с этого представления?

Лео глянул на нее подозрительно, прикуривая «Винстон», затем затянулся и выпустил дым через ноздри двумя струйками, немного напоминавшими ядовитые выбросы из заводских труб, поднимающиеся у них над головами.

— Это все еще надо поделить. У меня ведь сотрудники имеются, следует и о них заботиться.

— Сотрудники! Скажи еще, что ты им и пособие по безработице выплачиваешь! — И прежде чем он успел ответить, добавила: — Я теперь такой мелочевкой не занимаюсь, Лео. Так сколько? У меня есть причина этим интересоваться, хорошая причина. — Она скрестила руки на груди и прислонилась спиной к стене, ожидая ответа.

Он пожал плечами.

— Обычно мы обрабатываем по пять городишек за один заезд, работаем по шесть часов в день. В приличном месте имеем чистыми три-четыре штуки. Тут полно всяких членов профсоюза — они прилично зарабатывают, и у них вечно чешутся руки от желания спустить свои денежки. Но отсюда мы скоро сматываемся. Тут у них готовятся большие увольнения, а нам вовсе не нужно, чтобы слишком многие нас помнили в лицо. Да что мне тебе все это объяснять, сама ведь знаешь. Мне остается шестьдесят процентов от чистого дохода, но расходы нынче тоже немалые. У меня отложено около тридцати «кусков». До зимы надо удвоить эту сумму. Это поможет продержаться некоторое время.

— Только некоторое, насколько я тебя знаю. — Аннабель Конрой взяла со стола свой пивной значок и карточку «Костко». — А тебя не интересуют настоящие деньги?

— В последний раз, когда ты задала мне такой вопрос, в меня стреляли.

— В нас стреляли. Потому что ты оказался слишком жадным. Теперь уже они не улыбались.

— И что ты предлагаешь? — спросил Лео.

— Расскажу, когда провернем пару мелких дел. Надо немного потренироваться, перед тем как браться за крупное.

— Крупное дело! Да кто теперь за такие берется?

Она склонила голову набок и уставилась на него сверху вниз — высокие сапоги на шпильках увеличили ее рост до пяти футов одиннадцати дюймов.

— Я берусь. А по правде сказать, никогда от них и не отказывалась.

Тут он заметил ее длинные рыжие волосы.

— В последний раз, когда я тебя видел, ты, кажется, была брюнеткой, а?

— Я меняю внешность по собственному усмотрению.

По его лицу скользнула улыбка:

— Ты все та же, прежняя Аннабель.

Ее взгляд потяжелел.

— Не та, прежняя. Лучше. Так ты в деле?

— А риск высокий?

— Высокий, но и выигрыш тоже.

Невдалеке вдруг разрывающими уши децибелами заорала автомобильная сигнализация. Ни Лео, ни Аннабель и бровью не повели. Мошенники такого уровня, если теряют контроль над собой в подобных обстоятельствах, находят пристанище либо в пенитенциарных заведениях, либо в могиле.

Лео наконец моргнул.

— О'кей, я в деле. Что теперь?

— Теперь надо подобрать еще парочку людей.

— Набираем сплошных звезд? — Глаза его заблестели.

— Крупное дело стоит того, чтобы набрать самых лучших. — Она взяла со стола даму пик. — За то, что я вытащила даму из твоей «чудесной» колоды, ты оплатишь наш сегодняшний ужин.

— Боюсь, тут поблизости нет приличных ресторанов.

— Не здесь. Мы летим в Лос-Анджелес. Через три часа.

— Через три часа! Я еще и вещи не собирал! И билета у меня нет.

— Он в левом кармане твоего пиджака. Я его туда сунула, когда тебя обыскивала. — Она изучающе осмотрела среднюю часть его туловища, чуть подняв бровь: — А ты поднабрал вес, Лео.

Она повернулась и пошла прочь. А Лео проверил содержимое своего кармана и обнаружил там билет на самолет. Потом собрал карты и побежал за ней.

«Три листика» пока что отправились на каникулы. Впереди — крупное дело.

ГЛАВА 3

За ужином в тот же вечер в Лос-Анджелесе Аннабель выложила Лео все подробности своего плана, включая роли двух помощников, которых предстояло привлечь.

— Звучит неплохо, но разве это действительно крупное дело? Об этом ты ничего не говорила.

— Всему свое время, — ответила она, вертя в руках бокал и скользя взглядом по шикарному залу, автоматически выискивая потенциальных лохов.

Расслабься и выбери себе болвана. Она отбросила с лица прядь выкрашенных в рыжий цвет волос и на миг встретилась глазами с парнем, сидевшим через три столика от них. Этот тип весь последний час бросал страстные взгляды в сторону Аннабель в маленьком черном платье и вообще подавал ей всяческие сигналы, в то время как его подружка, униженная и обиженная, молча исходила злобой. Вот и сейчас он медленно провел языком по губам и подмигнул ей.

Ну что, умница, пороху не хватает?

Лео прервал ее мысли:

— Слушай. Аннабель, я ведь не проболтаюсь. Черт побери, я ж притащился сюда за тобой!

— Точно, но за мой счет.

— Так мы ж партнеры. Можешь мне все рассказать.

Ее взгляд скользнул ему за спину, и она допила свой бокал каберне.

— Лео, не волнуйся. Даже ты не самый ловкий лжец.

К ним подошел официант и передал ей визитную карточку.

— Это вон от того джентльмена, — сказал он, показывая на парня, строившего ей глазки.

Аннабель взяла карточку. На ней было написано, что этот человек — продюсер. На обороте было указано, какую именно сексуальную фантазию он хотел бы воплотить в жизнь вместе с ней.

Отлично, мистер продюсер! Ты сам на это напросился.

На пути к выходу она задержалась у стола, за которым сидели пятеро жирных типов в костюмах в полоску. Сказала им что-то, и они все засмеялись. Она погладила одного по голове, а другого, человека лет сорока с седыми висками и жирными плечами, чуть ущипнула за щеку. Они снова засмеялись, когда Аннабель сказала им еще что-то. Потом она села за их стол и минут пять поболтала. Лео с любопытством наблюдал за ней, а Аннабель уже встала из-за стола и проследовала мимо него к выходу.

Когда она проходила мимо стола продюсера, тот заулыбался:

— Эй, бэби, обязательно позвони мне. Да-да, я буду ждать. Ты такая аппетитная, я весь горю!

Аннабель подхватила стакан воды с подноса пробегавшего мимо официанта и сказала:

— Ну, раз ты горишь, надо тебя остудить, жеребчик!

И выплеснула воду ему на низ живота. Он вскочил.

— Черт тебя побери! Ты мне за это заплатишь, сука!

Его подружка прикрыла рот ладошкой, сдерживая смех.

Прежде чем продюсер дотянулся до нее, Аннабель резко выбросила вперед руку и цапнула его за запястье.

— Видишь тех ребят, вон там? — спросила она, кивком указывая на пять «костюмов в полоску», которые бросали в их сторону враждебные взгляды. Один из них сжал кулаки. Другой сунул руку под пиджак, но пока ничего оттуда не достал.

Аннабель сохраняла полное спокойствие.

— Уверена, что ты видел, как я с ними разговаривала, раз уж ты весь вечер на меня пялишься. Они из семьи Москарелли. А тот, что сидит сбоку, это мой бывший, Джоуи-младший. И хотя я теперь вроде как уже не член семьи, с этим кланом Москарелли никогда не знаешь, чего от них ждать.

— Москарелли? — дерзко переспросил мужчина. — Да кто это такие, черт их дери?!

— Они были третьей по значимости семьей в организованном криминальном бизнесе в Лас-Вегасе, пока ФБР не выперло их оттуда вместе со всеми остальными. И теперь они вернулись к тому, что умеют делать лучше всего: контролируют профсоюзы мусорщиков в Нью-Йорке и Ньюарке. — Она сжала его руку. — Так что если у тебя проблемы с мокрыми штанами, думаю, Джоуи мог бы тебе помочь.

— И ты думаешь, я в это дерьмо поверю? — не сдавался продюсер.

— Ну, если не веришь мне, сходи к этим парням и побеседуй с ними.

Мужчина бросил еще один взгляд на столик «полосатых». Джоуи-младший сжимал в мясистой руке нож для бифштексов, а один из его приятелей пытался удержать его на месте.

Аннабель еще крепче вцепилась в руку продюсера.

— Или хочешь, чтоб я позвала Джоуи сюда вместе с его приятелями? Не беспокойся: он сейчас условно-досрочно освобожденный, так что особенно сильно бить не будет, а то федералы… сам понимаешь.

— Нет-нет! — воскликнул испуганный мужчина, с трудом отрывая взгляд от явно рассерженного Джоуи-младшего и его ножа для бифштексов. И тихо добавил: — Не стоит того, подумаешь, какое дело! Чуть-чуть водички… — Он откинулся на спинку стула и стал промокать залитую водой промежность салфеткой.

Аннабель повернулась к его подружке, которая безуспешно пыталась подавить приступ смеха.

— Ты полагаешь, что это смешно, милочка? И не видишь, что мы тут все смеемся над тобой, а не вместе с тобой. И почему бы тебе не попробовать отыскать в себе хоть немного самоуважения? Ведь в противном случае тебе придется каждое утро просыпаться рядом с таким вот дерьмецом или ему подобными слизняками, пока ты не станешь старухой и никому уже на хрен не будешь нужна. Даже самой себе.

Подружке стало не до смеха.

Выходя из ресторана, Лео сказал:

— Ну вот, а я-то тратил время на чтение Дейла Карнеги! А все, что мне было нужно, — это всего лишь торчать рядом с тобой.

— Да ладно тебе, Лео.

— О'кей, о'кей. А откуда взялась семья Москарелли? Кто были эти типы на самом деле?

— Бухгалтеры из Цинциннати, кажется, настроенные подклеить каких-нибудь телок.

— Тебе повезло: на вид они крутые ребята.

— Везение тут ни при чем. Я им сказала, что вместе с приятелем репетирую на публике сцену из фильма. И еще сказала им, что в Лос-Анджелесе такое случается сплошь и рядом. И попросила помочь — притвориться, что они гангстеры; ну понимаешь, создать соответствующую атмосферу. И добавила, что если они все сделают правильно, то могут даже остаться в кадрах фильма. Это, видимо, самое большое развлечение, какое они видели в жизни.

— Ага, но откуда ты знала, что этот хмырь вцепится в тебя, когда ты будешь выходить?

— Ну, не знаю, Лео. Наверное, все дело в том, что торчало у него из брюк. Или ты думаешь, что я ему воду туда просто так вылила?

На следующий день Аннабель и Лео ехали по бульвару Уилшир в Беверли-Хиллз во взятом напрокат темно-синем «линкольне». Лео внимательно изучал магазины, мимо которых они проезжали.

— Как тебе удалось выйти на его след?

— Обычные источники информации. Он молод, опыта у него маловато, но его специальность — вот, что меня сюда привело.

Аннабель свернула на парковку и ткнула пальцем в вывеску впереди:

— Вот где этот технический гений дурит несчастного розничного покупателя!

— И что он собой представляет?

— Настоящий метросексуал.

Лео уставился на нее, пораженный.

— Метросексуал?! Это еще что за хренотень? Новый вид геев?

— Ох, Лео, тебе следует побольше общаться с народом и почаще залезать в Интернет.

Через минуту Аннабель завела Лео в роскошный бутик модной одежды. Их приветствовал худощавый и симпатичный молодой человек, со вкусом одетый во все черное, с зализанными назад светлыми волосами и модной нынче суточной щетиной на лице.

— Вы сегодня в полном одиночестве? — спросила Аннабель, оглядываясь по сторонам и присматриваясь к остальным, явно денежным, посетителям магазина. Они все должны быть богатенькими, это она знала точно, поскольку минимальная цена на обувь была тысяча баксов за пару, предоставляющую ее счастливому обладателю реальную возможность порвать себе ахиллесово сухожилие, подвернув ногу на первой же лунке ближайшего гольф-клуба.

Тот кивнул в ответ:

— А мне это нравится. Я рад услужить клиенту.

— Не сомневаюсь, — тихонько заметила Аннабель.

Дождавшись, когда остальные покупатели покинут магазин, Аннабель повесила на входную дверь табличку «Закрыто». Лео принес к кассе женскую блузку, пока Аннабель бродила по всему пространству бутика. Лео передал продавцу свою кредитную карточку, но она выскользнула у того из руки и он нагнулся ее поднять. А когда выпрямился, обнаружил, что Аннабель стоит прямо позади него.

— Ух, какая туту вас отличная игрушка имеется, — сказала она, разглядывая небольшой аппарат, где продавец только что просканировал карточку Лео.

— Мадам, вход за прилавок клиентам воспрещен, — нахмурился продавец.

Аннабель проигнорировала его замечание.

— Вы сами эту штуку сделали?

— Это аппарат против мошенников, — твердо ответил продавец. — Он проверяет подлинность кредитной карточки, считывает шифрованные коды. Было уже много случаев, когда нам предъявляли краденые карточки, поэтому владелец установил эту штуку и велел ею пользоваться. Я всегда стараюсь это проделать как можно незаметнее, чтобы покупатель не обижался. Ну, вы понимаете…

— Конечно, я все понимаю! — Аннабель протянула руку и вытащила аппарат. — Что эта штука делает, Тони, так это считывает имя и номер счета владельца и переносит код подтверждения на магнитный носитель, чтобы ты потом мог изготовить поддельную карточку.

— Или, что гораздо более вероятно, продать номера профессиональным мошенникам, которые это сами проделают, — добавил Лео. — Таким образом тебе и удается сохранять в чистоте собственные метросексуальные ручонки.

Тони ошарашенно посмотрел на них:

— Откуда вы знаете, как меня зовут? Вы копы?

— Ну что ты, мы гораздо лучше, — ответила Аннабель, обнимая его за тощие плечи. — Мы такие же, как ты.

Два часа спустя Аннабель и Лео шагали по набережной в Санта-Монике. День был яркий и безоблачный, свежий бриз с океана нес на берег волны теплого воздуха. Лео вытер платком лоб, снял пиджак и перебросил его через руку.

— Черт побери, я уж и забыл, как здесь здорово!

— Прекрасная погода и самые лучшие в мире лохи, — согласилась с ним Аннабель. — Поэтому мы здесь. Ибо туда, где лучшие лохи…

— …едут лучшие кидалы и каталы, — закончил за нее Лео.

Она кивнула:

— О'кей, вот он. Фредди Дрискол, король контрафакта. Лео посмотрел вперед, щурясь на солнце, и прочитал надпись на небольшой вывеске над киоском.

— «Рай дизайнера»?

— Именно. Делай все как я сказала.

— Можно подумать, есть другой способ, кроме того, что ты предложила, — проворчал Лео.

Они приблизились к витрине киоска, где были аккуратно развешаны джинсы, сумки от именитых дизайнеров, часы и прочие аксессуары. Пожилой человек, стоявший за прилавком, вежливо их поприветствовал. Он был маленького роста, толстый, с приятным выражением лица. Из-под надвинутой на глаза соломенной шляпы клоками выбивались седые волосы.

— Ух ты, какие тут цены! — прокомментировал увиденное на витрине Лео.

Продавец расцвел гордой улыбкой:

— У меня нет роскошной крыши над головой, как в модных магазинах; только солнце, песок и океан.

Они внимательно осмотрели витрину, выбрали себе несколько вещей, и Аннабель вручила продавцу стодолларовую купюру.

Он взял у нее деньги, нацепил очки с толстыми стеклами, поднял купюру, держа ее под определенным углом, и быстро вернул ее Аннабель.

— Извините, мадам, боюсь, это подделка.

— Вы правы, так оно и есть, — спокойно ответила она. — Но я подумала, что это будет справедливо — заплатить поддельными деньгами за поддельный товар.

Мужчина и глазом не моргнул — лишь улыбнулся. Аннабель посмотрела на купюру точно таким же образом, как это только что проделал хозяин киоска, и сказала:

— Проблема в том, что даже самый лучший фальшивомонетчик не в состоянии точно скопировать голографический портрет Бенни Франклина — это очевидно, когда смотришь на банкноту под таким вот углом. Для этого нужно печатное оборудование, которое стоит пару сотен миллионов долларов. Такое имеется только в одном месте во всех Штатах, и ни один мошенник не имеет к нему доступа.

Тут в разговор вступил Лео:

— Стало быть, вы просто берете косметический карандаш и ловко рисуете портретик старика Бенни. И любой клиент, у которого хватает ума проверить эту бумажку, думает, что это голограмма, которой на самом деле и в помине нет.

— Но вы-то знаете, в чем разница, — вновь включилась Аннабель. — Потому что сами делаете фальшивку. — Она взяла в руки джинсы. — Однако же я бы все-таки посоветовала вашему поставщику не экономить и ставить штамп с названием бренда и на «молнии», как это делают настоящие производители. — Она положила джинсы на место и взяла сумочку. — И двойной шов на ремешке. Это ведь тоже явная подделка!

А Лео уже держал в руке часы с витрины.

— У настоящего «Ролекса» стрелка двигается плавно, и они не тикают.

— Я просто в шоке! — заявил продавец. — Видимо, я стал жертвой поставщика подделок! Я тут полицейского видел всего пару минут назад, вон там, дальше по причалу. Сейчас пойду и приведу его. Пожалуйста, не уходите: ему наверняка потребуются ваши показания.

Аннабель сжала его руку своими длинными тонкими пальцами.

— Не надо нам пудрить мозги всякими россказнями. Давайте лучше побеседуем.

— О чем? — устало выдохнул Фредди.

— О паре мелких дел и одном крупном, — ответил Лео, и в глазах пожилого продавца появился блеск.

ГЛАВА 4

Роджер Сигрейвз посмотрел через стол для заседаний на напоминающего мышь человечка с жалкой прической типа «внутренний заем», состоявшей из нескольких прядей сальных черных волос, которыми тот тщетно пытался прикрыть лысину. Человечек был тощий, узкий в плечах, стойкими ножками, но с животиком и выдающейся задницей. Хотя ему не было еще и пятидесяти, он наверняка свалился бы замертво, пробежав лишь пару десятков ярдов. Поднять сумку с продуктами было, несомненно, пределом его физических возможностей. В таком виде он вполне мог бы выступать главным персонажем в клипах, посвященных физической деградации всего мужского населения в двадцать первом веке. Роджера это раздражало, потому что физическая подготовка и фитнес всегда играли важнейшую роль в его жизни.

Он пробегал пять миль каждый день, заканчивая пробежку еще до того, как солнце полностью поднимется над горизонтом. Он все еще мог одной рукой поднять двойной собственный вес и выжать лежа столько же. Он мог четыре минуты задерживать дыхание под водой и иногда тренировался в составе футбольной команды средней школы, расположенной возле его дома в западной части округа Фэрфакс. После сорока никто не в состоянии тягаться с семнадцатилетними, однако он пока еще от них не отставал. Жизнь научила его тому, что все эти умения отлично служат одной цели: помогают оставаться в живых.

Внимание Сигрейвза вновь обратилось к человеку, сидевшему через стол от него. Всякий раз, когда он видел это создание, он жаждал всадить ему пулю меж глаз, чтобы прервать его никчемное существование. Но ведь ни один нормальный человек не станет резать курицу, несущую золотые яйца, или, как в данном случае, истреблять мышку, таскающую в норку золото. Сигрейвз, возможно, и считал своего партнера физически недоразвитым, но этот человек был ему нужен, несмотря ни на что.

Человека звали Альберт Трент. Под его жалкой внешностью таился незаурядный ум, это Сигрейвз вынужден был признать. Важный элемент их плана — наверное, наиважнейшая его деталь — был, по сути дела, идеей Трента. И именно по этой причине Сигрейвз согласился во всем этом участвовать.

Двое мужчин некоторое время беседовали о предстоящих слушаниях в постоянной комиссии Палаты представителей по разведке, влиятельным членом которой и являлся Альберт Трент, где должны были выступать руководители ЦРУ. Потом они обсудили ключевые моменты совещания по проблемам разведки, проводившегося представителями из Лэнгли и других агентств, входивших в обширный шпионский арсенал американского правительства. Эти ребята следят за тобой и из космоса, и через твой телефон, факс, электронную почту, а иной раз прямо из-за спины.

Покончив с этим, они уселись поудобнее и допили уже остывший кофе. Сигрейвз никогда в жизни не встречал бюрократа, способного угостить приличным кофе. Может, все дело в воде…

— Ветер, кажется, и впрямь усиливается, — заметил Трент, не отрывая глаз от лежащего перед ним блокнота с записями. Он поправил красный галстук, разгладив его на противном брюшке, и почесал нос.

Сигрейвз глянул в окно. Ну конечно, кодовое слово на случай, если кто-то их прослушивает. В нынешние времена нигде не спрятаться от подслушки, и уж тем более — на Капитолийском холме.

— Погодный фронт подходит, я видел в программе новостей. Может, потом и дождик пойдет, а может, и нет.

— Я слышал, возможна даже гроза.

Сигрейвз зацепился за это слово. Упоминание о грозе всегда привлекало его внимание. Спикер палаты Роберт Брэдли тоже был «грозой». А теперь он лежит в сырой земле в своем родном Канзасе, заваленный кучей увядших и заплесневелых цветов.

Сигрейвз хмыкнул:

— Вы же знаете, что всегда говорят по поводу погоды. Все об этом говорят, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы хоть что-то исправить.

Трент засмеялся:

— Здесь все в порядке. Мы высоко ценим готовность Центрального разведывательного управления к сотрудничеству. Как всегда.

— А вы разве не знаете, что буква «С» в названии нашего управления[1] означает также «сотрудничество»?

— Мы по-прежнему рассчитываем услышать отчет зама в пятницу? — спросил Трент, имея в виду заместителя директора ЦРУ — начальника оперативного управления.

— Ага. И за закрытыми дверями мы можем говорить вполне откровенно.

Трент кивнул.

— Новый председатель комиссии знает, как играть по правилам. Они там уже провели поименное голосование, чтобы отменить эти слушания.

— Мы находимся в состоянии войны с террористами, так что игра теперь пошла совсем другая. Враги нашей страны повсюду. И нам следует действовать соответственно. Расправляться с ними, пока они не добрались до нас.

— Совершенно верно, — согласно кивнул Трент. — Настала новая эпоха, и воевать приходится совсем иначе. Но совершенно легально.

— Ну, это и так понятно. — Сигрейвз подавил зевок. Если кто-то их прослушивает, есть надежда, что их порадует вся эта патриотическая чушь. Он уже давно перестал думать о своей стране — или о любой другой стране, если уж на то пошло. Теперь его занимали заботы только о самом себе: о Независимом Государстве по имени Роджер Сигрейвз. И у него были опыт и умение, хладнокровие и доступ к средствам, невообразимо ценным для достижения его целей. — О'кей, если у вас больше ничего для меня нет, я, пожалуй, тронусь. На дорогах в это время дня пробки.

— А когда их нет? — Говоря это, Трент постучал пальцем по блокноту.

Сигрейвз взглянул на блокнот, который сам подал Тренту, когда тот толкнул в его сторону по столу папку с очередным делом. В папке содержались подробные запросы на дополнительную информацию и пояснения насчет практики ведения наблюдения силами ЦРУ. В толстом блокноте, который он оставлял Тренту, не было ничего особо интересного. Это был обычный, скучный как тундра и перегруженный подробностями анализ, который ЦРУ регулярно скармливало наблюдавшей за его деятельностью комиссии. Это был шедевр с точки зрения не сообщить абсолютно ничего, причем самым запутанным из всех возможных способов и весьма многословно.

Однако если читать между строк — а Трент, насколько Сигрейвзу было известно, прекрасно умел это делать, — страницы блокнота могли представить читателю кое-что еще: имена четверых весьма активных нелегальных американских агентов и их нынешнее местопребывание за рубежом. Все это — в закодированном виде. Право использования этих имен и адресов уже было продано хорошо финансируемой террористической организации, боевики которой очень скоро постучатся в двери этих людей в трех странах Ближнего Востока и снесут им всем головы. По два миллиона американских долларов за каждую такую голову уже было перечислено телеграфом на счет, который ни один из американских законов о банковской деятельности никогда не предпишет проверять. Теперь дело за Трентом — передать украденные имена дальше по «пищевой цепочке».

Бизнес Сигрейвза переживал настоящий бум. По мере того как продолжало расти число глобальных противников Америки, он продавал все больше секретных сведений мусульманским государствам, коммунистам в Южной Америке, диктаторам в Азии и даже членам Европейского союза.

— Желаю увлекательного чтения, — сказал Трент, имея в виду папку, которую только что ему передал. Именно в этой папке Сигрейвз должен был найти зашифрованное имя «грозы» вместе со всеми «почему» и «с какой целью».

Позже вечером, уже у себя дома, Сигрейвз уставился на это имя и начал планировать операцию — как обычно, весьма тщательно. Только на этот раз придется действовать гораздо осторожнее и тише, без винтовки с оптическим прицелом. Но тут Трент сделал ему настоящий ценный подарок в смысле данных о предполагаемой жертве, и это здорово упрощало задачу. Сигрейвз уже знал, кому следует позвонить.

ГЛАВА 5

Точно в шесть тридцать в прохладное и чистое утро, встававшее над Вашингтоном, округ Колумбия, передняя дверь трехэтажного особняка Джонатана де Хейвна открылась, и он вышел на улицу, одетый в серый твидовый пиджак, черные брюки и бледно-синий галстук. Высокий поджарый мужчина чуть за пятьдесят, седые волосы тщательно причесаны — де Хейвн глубоко вдохнул прохладный воздух и несколько минут любовался рядом великолепных зданий, выстроившихся вдоль улицы.

Де Хейвн был далеко не самым богатым в этом районе, где средняя цена высокого кирпичного строения облегчала кошелек покупателя сразу на несколько миллионов долларов. К счастью, он унаследовал дом от родителей, проявивших в свое время достаточную смекалку, чтобы войти в число первых инвесторов в самую престижную недвижимость. Хотя большая часть состояния покойных де Хейвнов пошла на благотворительность, единственному их наследнику досталась очень приличная сумма, которая неплохо дополняла его жалованье государственного служащего и позволяла удовлетворять некоторые капризы.

Эта свалившаяся с неба сумма помогла де Хейвну вести благополучную жизнь, не беспокоясь о завтрашнем дне. Другие обитатели Гуд-Феллоу-стрит зарабатывали на жизнь как могли: один из его соседей, например, был продавцом смерти, хотя, как считал сам де Хейвн, «политически корректно» его следовало бы называть поставщиком вооружений.

Этот человек — его звали Корнелиус Бин, и он любил, чтобы его называли Си-Би, — проживал в похожем на дворец сооружении, которое объединяло два жилых дома в чудовищный монстр общей площадью пятнадцать тысяч квадратных футов. До де Хейвна доходили слухи, что он добился разрешения на такое нарушение правил в строго охраняемом историческом районе, своевременно дав кому надо взятки. Этот огромный конгломерат мог похвастаться не только лифтом на четверых, но также и отдельными квартирами для прислуги.

Бин, кроме всего прочего, славился тем, что привозил в свою обитель великое множество красивейших женщин всех цветов кожи, причем в любое время, хотя у него хватало ума соблюдать приличия и делать это, когда жены не было в городе, чаще всего, когда она отправлялась в очередной шопинг по Европе. Де Хейвн полагал, что обманутая женщина и сама пускалась во всякие сомнительные приключения, пребывая по ту сторону Атлантики. И перед его мысленным взором тут же возникал образ привлекательной леди, совершенно голой и распростертой на столе в стиле Людовика XVI, с забравшимся на нее юным французом-любовником — и все это под аккомпанемент «Болеро» Равеля. «Браво, моя милая, так и надо», — думал в таких случаях де Хейвн.

Он отбросил в сторону посторонние мысли о странных выходках своих соседей и настроился на деловые размышления, легко и быстро шагая по улице. Джонатан де Хейвн чрезвычайно гордился своим статусом заведующего отделом редких книг и коллекций библиотеки конгресса, по сути дела, шефа самой лучшей коллекции редчайших книг в мире. Конечно, французы, итальянцы и бритты могли оспорить подобное утверждение, но настроенный явно предвзято де Хейвн был уверен, что американское собрание — лучшее в мире.

Он прошел примерно четверть мили по разбитым тротуарам, мощенным кирпичом, четкой и размеренной походкой, которой научился от матери, всю свою долгую жизнь тщательнейшим образом выверявшей каждый шаг. За день до ее смерти де Хейвн все еще не был полностью уверен, что его властная и деспотичная мамочка не удерет с собственных похорон и не зашагает прямиком на небеса, где потребует, чтобы ее немедленно впустили, дабы она тут же начала наводить там порядок. Потом он вошел в переполненный столичный автобус, где сел рядом с молодым человеком, перепачканным побелкой, с зажатой между ног потрепанной сумкой-холодильником. Двадцать пять минут спустя автобус исторг де Хейвна на забитом людьми и транспортом перекрестке.

Он перешел улицу и направился к небольшому кафе, где обычно выпивал по утрам чашку чая и съедал круассан, просматривая «Нью-Йорк таймс». Заголовки, как обычно, вызывали тоску. Войны, ураганы, возможность эпидемии гриппа, терроризм — всего этого было вполне достаточно, чтобы уползти в свою нору и наглухо заколотить входную дверь. В одной из статей рассказывалось о попытке выявить причины некоторых несуразностей в сфере контрактов на поставку вооружений. Были там и ничем не подтвержденные обвинения во взяточничестве и коррупции среди политиков и производителей оружия. Подумаешь, шокирующее открытие! Скандал, связанный с взятками в обмен на покровительство, уже спровоцировал отставку бывшего спикера палаты представителей. А потом его преемник, Роберт Брэдли, был застрелен у клуба «Федералист». Преступление пока еще не было раскрыто, хотя одна из местных террористических групп, до той поры никому не известная и именующая себя «Американцы против 1984» — аллюзия на блестящий роман Джорджа Оруэлла о тоталитаризме и фашизме, — уже взяла на себя ответственность за него. Расследование полиции шло не слишком успешно — по крайней мере, так считали средства массовой информации.

Де Хейвн изредка бросал взгляд сквозь окно кафе на правительственных чиновников, торопливо и весьма целеустремленно шагавших по улице, готовых взять на себя все проблемы мира или по крайней мере парочку тупоумных сенаторов. Да, это весьма необычное место, думал он. Здесь можно встретить сущих эпических героев, этаких подвижников-крестоносцев, а рядом будут сновать скользкие спекулянты вместе с толпой разнообразных идиотов и интеллектуалов, причем первые, к несчастью, как обычно, занимают во властных структурах высшие посты. Это единственный город в Соединенных Штатах, который может объявить войну, повысить ставку федеральных налогов или сократить выплаты по твоей карточке социального страхования. Решения, принимаемые на площади всего в несколько квадратных миль со всеми местными монументами и издевательскими пародиями на службу нации, приводили миллионы людей либо в бешенство, либо в состояние эйфории, и эти люди частенько менялись местами в зависимости от того, кто в данный момент контролирует правительство. А уж схватки, перебежки и заговоры, состряпанные, а затем и осуществленные с целью удержать или перехватить власть, поглощали всю энергию, которую чрезвычайно яркие и талантливые люди могли в эту власть вложить. Все время меняющаяся мозаика состояла из слишком большого количества хаотически движущихся деталей, чтобы посторонний мог хотя бы чуть-чуть приблизиться к пониманию того, что здесь происходит на самом деле. Все это напоминало увлекательную, но смертельно опасную детскую забаву.

Через несколько минут де Хейвн уже торопливо поднимался по широким ступеням увенчанного массивным куполом здания Джефферсон-билдинг, в котором размещалась библиотека конгресса. Расписавшись в получении от полицейской охраны ключей от оснащенной системой сигнализации двери, он направился на второй этаж, в комнату LJ239. Здесь располагался читальный зал отдела редких книг и похожие на пчелиные соты хранилища, в которых размещались многие из бумажных сокровищ его страны. Этот Клондайк библиофила включал в себя первый печатный экземпляр Декларации независимости, которую отцы-основатели выработали в Филадельфии в стремлении добиться свободы от Англии. Интересно, что бы они сейчас сказали об этом городе?

Он открыл тяжелую массивную первую дверь читального зала и толкнул ее в проем стены. Потом выполнил сложную операцию с набором кода на замке, чтобы попасть за вторую дверь. Де Хейвн всегда самым первым приходил сюда каждое утро. Хотя он вовсе не обязан был посещать читальный зал, у него сложилась своего рода символическая связь с этими старинными книгами, которую невозможно объяснить постороннему, но которая понятна любому библиофилу.

По уик-эндам читальный зал был закрыт, и де Хейвн совершал велосипедные прогулки, выискивая редкие книги для собственной коллекции, и играл на фортепьяно. Этому искусству он учился под бдительным руководством отца, который в свое время мечтал стать пианистом-концертмейстером, но был недостаточно одаренным для этого. К сожалению, точно таким же оказался и его сын. И тем не менее даже после смерти отца де Хейвн продолжал наслаждаться игрой на фортепьяно. Несмотря на то что в юности он нередко восставал против строгих правил поведения, навязываемых ему родителями, в целом он всегда им подчинялся.

По правде сказать, он лишь однажды поступил им наперекор, однако это было весьма серьезное преступление. Он женился на женщине почти на двадцать лет моложе, совершенно из другого круга — во всяком случае, так говорила ему мать, раз за разом внушая одно и то же, пока не вынудила его расторгнуть этот брак год спустя. Однако матерям не следует заставлять своих сыновей расставаться с женщинами, которых те действительно любят, угрожая урезать им финансовое содержание. Его же мать дошла даже до такой низости, что пригрозила продать все свои редкие книги, которые раньше обещала оставить ему в наследство. И все же ему надо было бы устоять, заявить ей, чтобы отстала ко всем чертям. Но это теперь он так думал, когда было уже слишком поздно. Эх, если бы у него хватило пороху тогда, много лет назад…

Де Хейвн тоскливо вздохнул, расстегивая пиджак и поправляя галстук. Это, вероятно, были самые счастливые двенадцать месяцев в его жизни. Он никогда раньше не встречал таких женщин, и был уверен, что не встретит уже никогда. И все же позволил ей уйти, потому что мать заставила. Потом он много лет писал этой женщине, моля о прощении, посылал ей деньги, драгоценности, всякие экзотические безделушки, собранные по время поездок по всему миру, но никогда не просил вернуться назад. Нет, никогда. Она ему ответила несколько раз, но потом его письма и посылки стали приходить назад нераспечатанными. После смерти матери он хотел отыскать ее, но в итоге решил, что уже слишком поздно. Говоря по правде, он теперь был ее недостоин.

Де Хейвн глубоко вздохнул, сунул в карман ключи и осмотрел читальный зал. Оформленное в том же роскошном георгианском стиле, что и Зал независимости, это помещение действовало успокаивающе на всякого пришедшего сюда. Де Хейвну особенно нравились лампы с медными сферическими абажурами, установленные на каждом столе. Он с любовью провел по одной из них ладонью, и ощущение горечи от потери единственной женщины, которая когда-либо дарила ему всю полноту счастья, начало понемногу исчезать.

Де Хейвн прошел через зал и достал свою пластиковую карточку-ключ. Провел ею перед управляемым компьютером электронным замком, кивнул в камеру наблюдения, прикрепленную к стене над дверью, и вошел в хранилище. Это было ежедневным ритуалом — заглянуть сюда; помогало ему «подзарядить батареи», подкрепить собственную убежденность в том, что в его жизни книги теперь были всем.

Он провел некоторое время в священных пределах Зала Джефферсона, листая том Тацита, этого древнего римлянина, которого так обожал третий президент США. Потом снова воспользовался электронным ключом, чтобы пройти в хранилище фонда Лессинга Розенвальда, где на металлических полках рядом стояли инкунабулы и древние кодексы, подаренные библиотеке Розенвальдом, некогда главой фирмы «Сиэрс-Роубак». Температура и влажность в помещении контролировались автоматически двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, и это стоило немалых денег. И хотя библиотека существовала и работала в жестких рамках скудного бюджета, постоянная температура шестьдесят градусов по Фаренгейту при шестидесяти восьми процентах влажности могла позволить сохранить редкие книги по крайней мере еще на несколько столетий.

По мнению де Хейвна, это стоило дополнительных расходов из федерального бюджета, который всегда выбрасывал больше денег на войну, нежели на мирные цели. За ничтожную часть стоимости одной ракеты он мог приобрести на легальном рынке любое издание, какое было нужно библиотеке, чтобы дополнить собрание редких книг. А вот политики считают, что только ракеты способны обеспечить нашу безопасность, хотя на самом деле ее сохраняют и поддерживают именно книги — по одной простой причине: невежество ведет к войнам, а люди, которые много читают, редко остаются невеждами. Конечно, это, вероятно, слишком упрощенная философия, но де Хейвн придерживался именно таких взглядов.

Осматривая книги на полках, де Хейвн размышлял о собственной коллекции редких изданий, спрятанной в специальное хранилище в подвале дома. Коллекция была не слишком большая, но весьма впечатляющая. Каждый человек должен что-то коллекционировать, считал де Хейвн; это помогает чувствовать себя более уверенным и энергичным и ощущать свою связь с остальным миром.

Проверив пару книг, только что вернувшихся от реставраторов, он поднялся по лестнице в хранилища, располагавшиеся над читальным залом. Именно здесь располагалась коллекция первых американских книг по медицине. А еще выше, в мезонине, было собрано огромное множество детских книг. Он подошел ближе к полкам и любовно погладил небольшой бюст человека, стоявший на столике в углу так давно, что никто и не помнил, когда он здесь появился.

А еще мгновение спустя де Хейвн упал в кресло и стал умирать. Это была отнюдь не быстрая и безболезненная смерть, если судить по конвульсиям и беззвучным вскрикам, сопровождавшим истечение жизни из его тела. Когда все кончилось — всего через тридцать секунд, — он лежал, распростершись на полу, в добрых двадцати футах от того места, где это началось. Казалось, он пристально всматривается в коллекцию книг, на обложках которых красовались девушки в легких платьях и соломенных шляпках.

Он умер, даже не подозревая о том, что его убило. Это не тело предало его: у него было отличное здоровье. Никто не наносил ему никаких ранений, его губ не касался яд; он был здесь совершенно один.

И тем не менее де Хейвн был мертв.

Примерно в двадцати пяти милях от него, в доме Роджера Сигрейвза, зазвонил телефон. Это было сообщение о погоде: солнечно, небо ясное на весь обозримый период. Сигрейвз покончил с завтраком, взял свой портфель и отправился на службу. Он любил, когда день начинался на позитивной ноте.

ГЛАВА 6

Калеб Шоу вошел в читальный зал отдела редких книг и направился к своему столу, стоявшему у стены вдаль-нем конце помещения. Там он положил рюкзачок и велосипедный шлем. Секунда — и он отстегнул ремешок, крепивший на лодыжке брючину, чтобы она не попадала в велосипедную цепь и не пачкалась в смазке. Потом он опустился на стул. Этим утром ему предстояло много поработать. Накануне один видный американский ученый затребовал более шестисот книг для подготовки обширного библиографического справочника, и обязанностью Калеба как специалиста-исследователя было подготовить для него эту подборку. Он уже нашел все нужное в каталоге библиотеки, теперь предстояла трудоемкая операция по отысканию этих книг на полках.

Он пригладил взъерошенные седые волосы и чуть ослабил брючный ремень. Калеб был довольно худощавый, хрупкой конституции, но в последнее время ощущал определенное неудобство от набора веса в области живота. Он надеялся, что езда на работу на велосипеде поможет решить эту проблему. Он не заклинивался на здоровой пище, предпочитая наслаждаться вином и деликатесами. Калеб также гордился тем, что его никогда не видели в спортивном зале, после того как он окончил среднюю школу.

Он приблизился ко входу в хранилище, приложил свою карточку к электронному замку и потянул за ручку, открывая дверь. Его не очень удивило, что он не встретил Джонатана де Хейвна, когда пришел на работу. Тот всегда приходил раньше всех остальных, да и дверь в читальный зал была уже отперта. И Калеб решил, что заведующий либо у себя в кабинете, либо в хранилище.

— Джонатан! — позвал он, но ответа не получил. Сверился со списком, который держал в руке. Подбор книг, видимо, займет весь день, если не больше. Он снял со стены каталог нужных изданий и принялся за работу, методично обследуя одно хранилище за другим в поисках нужных книг. Через полчаса он вышел из хранилища, чтобы взять следующий список, и тут в читальный зал вошла одна из сотрудниц отдела.

Они обменялись обычными приветствиями, и он ушел обратно в хранилище. Внутри было весьма прохладно, и он припомнил, что вчера оставил свой свитер на четвертом этаже. Он уже хотел было подняться наверх на лифте, но тут глянул вниз, на свой выдающийся животик, и решил идти по лестнице.

Быстро взбежав по ступеням, миновав собрание книг по медицине, он поднялся в мезонин и прошел по главному коридору к тому месту, где оставил свитер.

Когда Калеб увидел тело Джонатана де Хейвна, распростертое на полу, он охнул, поперхнулся и упал в обморок.

Высокий жилистый человек покинул невзрачный коттедж и прошел на маленькое кладбище, где служил смотрителем, поддерживая последние прибежища мертвых в надлежащем состоянии. По иронии судьбы сам он официально пребывал в могиле на Арлингтонском национальном кладбище, а большинство его бывших коллег по государственной службе были бы весьма удивлены, если бы узнали, что он жив. По правде говоря, его и самого немало удивлял сей факт. Управление, в котором он служил, приложило все усилия, чтобы его уничтожить, не имея на то иных причин, кроме нежелания человека и дальше убивать по приказу государства.

Краем глаза он следил за движениями мерзкой твари, осматриваясь при этом, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает из ближайшего многоквартирного дома. Затем одним быстрым движением он выхватил из ножен на поясе нож и обернулся. Чуть пригнувшись, человек прицелился и метнул оружие. И понаблюдал за тем, как дрожит латунная головка рукояти, когда клинок пригвоздил голову змеи к земле. За последнюю неделю эта проклятая тварь дважды пыталась его цапнуть и почти преуспела, выскочив из высокой травы. Убедившись, что змея сдохла, человек выдернул нож, вытер лезвие и забросил дохлую тварь в мусорный бак.

Он нечасто пользовался своими былыми навыками, но иной раз они оказывались очень даже кстати. К счастью, время, когда он лежал в засаде, дожидаясь, пока намеченная жертва окажется в зоне поражения, давно в прошлом, хотя его нынешняя жизнь все равно оставалась под влиянием этого прошлого — взять хотя бы его сегодняшнее имя и фамилию.

Он не пользовался своим настоящим именем, Джон Карр, уже более тридцати лет. Последние два десятка лет он был Оливером Стоуном. Он сменил имя, чтобы пресечь любые попытки агентства выследить его, и таким образом бросил вызов государству, которое, по убеждению Джона Карра, более чем нечестно вело себя по отношению к своим гражданам. Много лет его палатка стояла в парке Лафайет, прямо напротив Белого дома, где он стал одним из «вечно протестующих». Неподалеку от его палатки стоял транспарант с надписью «Я хочу знать правду!». Добиваясь этой цели, он возглавил маленькую неформальную организацию — «Верблюжий клуб», которая поставила своей задачей заставить американское правительство отчитываться перед народом. И еще он был известен тем, что время от времени выдавал очередную теорию заговора.

Другие члены его клуба — Милтон Фарб, Робин Родос и Калеб Шоу — не занимали никаких постов во властных структурах и не имели никакого влияния, однако всегда держали глаза и уши открытыми. Удивительно, сколь многого можно добиться, если ты наблюдателен и действуешь с учетом своих наблюдений, причем смело и изобретательно.

Он посмотрел на небо, обещавшее скорый дождь. Ветер, вызванный приближающимся погодным фронтом, растрепал его коротко подстриженные, почти белые волосы, которые когда-то были до самых плеч, взъерошил густую бороду, раньше закрывавшую ему грудь. Теперь он допускал максимум двухдневную щетину. И от длинных волос, и от бороды пришлось избавиться, чтобы остаться в живых во время последнего авантюрного предприятия, затеянного «Верблюжьим клубом».

Стоун сгреб в кучу собранную траву и опавшую листву, а затем потратил некоторое время на укрепление подпорками старого могильного камня над местом последнего успокоения некоего выдающегося афро-американского проповедника, положившего жизнь в борьбе за свободу. Странно, думал Стоун, что в самой свободной стране на свете кому-то приходится бороться за свободу. Оглядывая кладбище «Гора Сион», где когда-то располагалась станция «подземной железной дороги», тайной тропы, по которой бывшие рабы из рабовладельческих штатов бежали к свободе, на Север, он мысленно восхищался теми замечательными людьми, которые были здесь похоронены.

Работая, он слушал программу новостей по портативному радиоприемнику, который поставил на землю рядом. Диктор вещал о гибели четырех американцев из групп связи Государственного департамента в Ираке, Индии и Пакистане. Все они погибли в различных происшествиях.

Группы связи Госдепа? Стоун прекрасно знал, что это такое. Стало быть, там были разоблачены и убиты сотрудники американской разведки. Официальная словесная шелуха скроет этот факт от широкой публики — так было всегда. А Стоун гордился своим умением всегда быть в курсе последних событий в сфере геополитики. В качестве частичной оплаты нанимавшая его церковь снабжала Стоуна тремя ежедневными газетами. Да, он умел отделять зерна от плевел.

Звонок мобильного телефона прервал его размышления. Он ответил, выслушал короткое сообщение и не задал ни единого вопроса. И бросился бежать. Его друг и член «Верблюжьего клуба» оказался в больнице, а еще один, служащий библиотеки конгресса, — мертв. В спешке выбежав из ворот кладбища, Стоун не запер их за собой.

Мертвые, несомненно, его поймут — прежде надо позаботиться о живых.

ГЛАВА 7

Калеб Шоу лежал на больничной койке и медленно покачивал головой. Вокруг него собрались остальные члены «Верблюжьего клуба». Робину Родосу было около шестидесяти; рост более шести футов, телосложение — как у нападающего в американском футболе. Вьющиеся черные волосы касались плеч, а грустные, задумчивые глаза и неопрятная борода делали его похожим на сумасшедшего, что иногда было весьма близко к истинному положению дел. Милтон Фарб был ростом пять футов одиннадцать дюймов, с поредевшими длинными волосами и розовым лицом без морщин, отчего выглядел гораздо моложе своих сорока девяти лет.

Робин был ветераном вьетнамской войны и имел за нее множество наград. Раньше он служил в военной разведке, а теперь, после того как выпивка, разные пилюли и яростное презрение по отношению к этой войне, которое он не стеснялся выказывать, пустили под откос его военную карьеру, работал грузчиком на железнодорожной станции. Он сумел завязать со спиртным с помощью Оливера Стоуна, который однажды набрел на него на Арлингтонском кладбище, обнаружив бесцеремонно развалившимся под кленом и в стельку пьяным.

Милтон рос ребенком-вундеркиндом и обладал поистине исключительными интеллектуальными способностями. Его родители работали в передвижном парке аттракционов, где умственные способности их ребенка нещадно эксплуатировались в атмосфере убогих представлений и шоу. Несмотря на это, он сумел поступить в колледж, а затем устроиться на работу в Национальный институт здравоохранения. Но при этом продолжал страдать маниакально-депрессивными психозами, и в итоге его мир однажды рухнул и развалился. Он превратился в бездомного бродягу и впал в такое умственное расстройство, что суд направил его на принудительное лечение в психушку.

Тут на помощь ему пришел Оливер Стоун. Он работал санитаром в том психиатрическом заведении, куда поместили Милтона. Поняв, что перед ним человек с выдающимися способностями, которые включали в себя совершенную фотографическую память, Стоун умудрился засунуть накачанного седативами Милтона на съемки телеигры, где тот переиграл всех профессионалов и даже заработал небольшое состояние. Годы непрерывного лечения и хорошие лекарства позволили ему вести вполне нормальную жизнь. Теперь у него был весьма доходный бизнес — он разрабатывал веб-сайты для корпораций.

Стоун вытянулся во весь свой немаленький рост — шесть футов два дюйма! — прислонился к стене и скрестил на груди руки, глядя сверху вниз на своего друга.

Имея две докторские степени: в области политических наук и по литературе восемнадцатого века, — Калеб Шоу уже десять лет работал в читальном зале отдела редких книг библиотеки конгресса. Неженатый и бездетный, он имел одну лишь страсть в жизни, если не считать друзей, — библиотеку.

У Калеба тоже были в свое время трудные периоды. Он потерял старшего брата во Вьетнаме, а его родители пятнадцать лет назад трагически погибли в авиакатастрофе. Стоун повстречал Калеба, когда тот был полностью погружен в свои несчастья и, кажется, утратил само желание жить. Стоун подружился с ним, познакомил с владельцем книжного магазина, который отчаянно нуждался в квалифицированной помощи, и Калеб постепенно выбрался из депрессии благодаря любви к книгам. «Я, кажется, коллекционирую разные безнадежные случаи», — думал Стоун. Хотя и сам когда-то был таким же. И в самом деле, Стоун многим был обязан своим друзьям, как и они ему, если не больше. Если бы не Калеб, Робин и Милтон — Стоун был в этом совершенно уверен, — он бы тоже ни за что не выжил. После многолетней деятельности в сфере одного лишь разрушения и уничтожения Стоун последние тридцать лет искал какой-нибудь способ искупить грехи прошлого. По его собственным прикидкам, ему еще многое предстояло в этом плане сделать.

Размышления Стоуна были прерваны приходом Алекса Форда, ветерана секретной службы, который сыграл решающую роль в организации «Верблюжьего клуба» и за свои героические заслуги был принят в него в качестве почетного члена.

Форд просидел с ними полчаса, пока, к большому своему облегчению, не узнал, что с Калебом скоро все будет в порядке.

— Не волнуйся и не напрягайся, Калеб, — сказал он. — Если что понадобится, сразу звони.

— Как дела в ВО? — спросил Стоун, имея в виду вашингтонское отделение службы, к которой принадлежал Форд.

— Несколько напряженно. Криминал что-то перевозбудился.

— Ну, я надеюсь, ты уже отошел после нашего маленького приключения?

— Для меня потенциальный глобальный апокалипсис вовсе не «маленькое приключение». И не думаю, что когда-нибудь полностью «отойду».

После ухода Алекса Форда Калеб повернулся лицом к оставшимся.

— Это было совершенно ужасно, — сказал он. — Он там просто валялся на полу…

— И ты потерял сознание? — спросил Стоун, не сводя глаз с друга.

— Видимо, да. Я помню, как свернул за угол — хотел забрать свой свитер, а он там лежит… Господи, я чуть об него не споткнулся! У меня в глазах потемнело. Дышать стало трудно. И мне вдруг стало ужасно холодно. Я уж подумал, что это сердечный приступ. А потом просто отключился.

Робин положил руку Калебу на плечо:

— Многие на твоем месте потеряли бы сознание.

— Национальный психиатрический фонд считает, что обнаружение мертвого тела по травматическим последствиям занимает второе место среди всех иных событий в жизни человека.

Робин удивленно поднял брови и прокомментировал:

— А что занимает первое место по травматическим последствиям? Обнаружение собственной супруги в постели с обезьяной, размахивающей банкой просроченного плавленого сыра «Чиз-Уиз»!

— Ты хорошо знал де Хейвна? — спросил у Калеба Стоун.

— Да. Очень трагическая история, право слово. Он же был в отличной форме! Только что прошел полное обследование в больнице Джонса Хопкинса. Но, думаю, инфаркт может случиться у каждого.

— Так это был инфаркт? — уточнил Стоун.

— А что еще это могло быть? — Калеб явно был не очень в этом уверен. — Может, инсульт? ...




Все права на текст принадлежат автору: Дэвид Балдаччи, Дэвид Бальдаччи.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
КоллекционерыДэвид Балдаччи
Дэвид Бальдаччи