Карин Слотер Кровь отверженных

Посвящается Дорис Смарт. Она любила футбол в Оберне и чтение (именно в таком порядке)

Суббота

1

Сара Линтон, совершая очередной круг по катку, напевала себе под нос припев «Танцующей королевы».

Она услышала слева от себя яростное скрежетание колесиков и вовремя повернулась – подхватила ребенка, который едва на нее не налетел.

– Джастин? – спросила она, узнав семилетнего мальчугана, и схватила его сзади за рубашку.

Ребенок, вихляя ногами, с трудом сохранял равновесие на однорядных роликах.

– Привет, доктор Линтон, – запыхавшись, вымолвил Джастин.

Шлем был ему велик, и мальчик, пытаясь взглянуть на Сару, несколько раз сдвинул его назад.

Сара улыбнулась ему в ответ, удерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Привет, Джастин.

– Похоже, вам нравится эта музыка? Моя мама тоже ее любит.

Мальчик уставился на нее, слегка приоткрыв рот. Как и большинство пациентов Сары, Джастин, казалось, удивлялся тому, что видит ее вне стен клиники. Уж не воображают ли они, что она и живет там, в подвале, поджидая, когда они простудятся и заболеют?

Джастин снова откинул шлем, стукнув себя по носу налокотником.

– Я видел, что вы подпеваете.

– Давай сюда, – сказала Сара и присела.

Музыка гремела, и басовые ноты, вибрируя, отдавались в пластиковом ремешке, который Сара затягивала ребенку под подбородком.

– Спасибо, – закричал Джастин и зачем-то взялся за шлем обеими руками. При этом движении он потерял равновесие, споткнулся и вцепился Саре в ногу.

Она снова ухватила его за рубашку и отвела к спасительному ограждению. От однорядных роликовых коньков Сара отказалась, попросила выдать ей четырехколесные: не хотелось падать на виду у всего города.

– Ого!

Джастин, захихикав, взялся руками за ограждение. Он смотрел на ее коньки.

– Какие у вас огромные ноги!

Сара смущенно глянула вниз. Ноги и в самом деле были большими. Ее дразнили этим с семи лет. Несмотря на то, что Сара слышала это почти тридцать лет, ей по-прежнему хотелось забиться под кровать и утешиться шоколадным мороженым.

– На вас мужские коньки! – завизжал Джастин и отпустил ограждение, чтобы указать на ее черные ролики.

Сара подхватила его, прежде чем он свалился на пол.

– Зайчик, – прошептала Сара ему на ухо. – Вспомни об этом, когда придешь ко мне делать прививку.

Джастин выдавил улыбку.

– Кажется, меня мама зовет, – пробормотал он и, хватаясь за ограждение, пошел от нее, опасливо поглядывая через плечо.

Должно быть, боялся, что Сара его догонит.

Сара скрестила на груди руки и, привалившись к ограждению, смотрела вслед Джастину. Она любила детей, и это роднило ее с большинством педиатров. Однако следует пояснить, почему этот субботний вечер она проводила не в ребячьей компании.

– Пришла на свидание? – спросила Тесс, остановившись рядом.

Сара сурово посмотрела на сестру.

– Напомни мне, как я в это ввязалась.

Тесс попыталась улыбнуться.

– Потому что ты меня любишь?

– Верно, – уклончиво ответила Сара.

На противоположной стороне катка Сара заметила Девона Локвуда, последнего бойфренда Тесс. Девон вел своего племянника к детской площадке, а его брат смотрел на них.

– Его мать меня ненавидит, – пробормотала Тесс. – Такие взгляды на меня бросает, когда видит нас рядом.

– Отец относится к нам не лучше, – напомнила ей Сара.

Девон почувствовал, что на него смотрят, и помахал им.

– С детьми у Девона все хорошо, – заметила Сара и тоже помахала.

– У него и с руками хорошо, – Тесс сказала это тихо, словно самой себе, и повернулась к Саре. – Кстати, где Джеффри?

Сара посмотрела на входную дверь. Ее это тоже интересовало. Удивлялась и тому, что ей не безразлично – появится бывший муж или нет.

– Не знаю, – ответила она. – И почему здесь так много народу?

– Сегодня вечер, суббота, и футбольный сезон еще не начался. Чем еще людям заняться? – сказала Тесс, но не позволила Саре переменить тему. – Где Джеффри?

– Может, он и не придет.

Тесс улыбнулась, и Сара поняла, что сестра еле удерживается от ехидного комментария.

– Выкладывай.

– Нечего выкладывать, – сказала Тесс, и Сара не поняла, лжет она или нет.

– Мы просто встречаемся. – сообщила Сара и замолчала.

Интересно, кого она старалась убедить – Тесс или себя. И добавила:

– Ничего серьезного.

– Знаю.

– Мы даже не целовались.

Тесс покорно подняла ладони.

– Знаю, – усмехнулась она.

– У нас было несколько свиданий. Вот и все.

– Да что ты меня уговариваешь?

Сара тоскливо охнула и откинулась на ограждение. Она чувствовала себя глупо, словно тинейджер, а не взрослая женщина. С Джеффри она развелась два года назад, после того как застала его с владелицей магазина вывесок. Зачем Сара снова стала встречаться с ним, было непонятно ни ей самой, ни ее родственникам.

Зазвучала баллада, и освещение померкло. Сара смотрела, как зеркальный шар, свисавший с потолка, разбрасывает по катку маленькие светлые квадраты.

– Мне нужно в туалет, – сказала Сара сестре. – Постарайся увидеть Джеффа, хорошо?

Тесс глянула поверх плеча Сары.

– Туда кто-то входит.

– Там две кабины.

Сара повернулась к женскому туалету и увидела, что туда вошла высокая девушка-подросток.

Сара ее узнала: это была Дженни Уивер, одна из ее пациенток. Сара помахала рукой, но девушка ее не заметила.

– Надеюсь, ты дотерпишь, – пробормотала Тесс.

Сара нахмурилась, увидев, что в туалет проследовала еще одна, но незнакомая ей девушка-тинейджер. Как бы не осрамиться перед приходом Джеффри!

Тесс мотнула головой в сторону входной двери.

– А кто это там такой? Высокий, красивый, темноволосый…

Сара не удержалась от глупой улыбки: она увидела Джеффри. Тот еще не переоделся – не успел снять темно-серый костюм и галстук цвета бордо. В этом зале почти все его знали: ведь он был начальником полиции в округе Грант. Джеффри обменивался рукопожатиями и оглядывался по сторонам. «Должно быть, меня ищет», – подумала Сара, глядя, как он протискивался через толпу, она решила не привлекать к себе внимания. Пусть на этой стадии взаимоотношений Джеффри возьмет инициативу на себя.

Сара познакомилась с Джеффри в начале своей карьеры. Она работала тогда судебным следователем. Взялась за эту работу, чтобы немного заработать. Хотелось помочь уходившему в отставку партнеру из детской клиники городка Хартсдейл доктору Барни. Несмотря на то, что свое намерение она давно осуществила, Сара работу не бросила. Ей нравилось решать задачи, которые неизменно подбрасывала ей судебная медицина. Двенадцать лет назад Сара ушла из отделения интенсивной терапии госпиталя Грейди в Атланте. Переход от напряженной работы, где решались вопросы жизни и смерти, к небольшим инфекциям и вздутым животикам был для нее потрясением. Работу коронера она восприняла как вызов. Она оттачивала ум.

Джеффри наконец-то ее заметил. Он замер, обмениваясь на ходу рукопожатием с Бетти Рейнольдс, и уголки его рта медленно приподнялись, однако на лоб тут же набежала морщинка: владелица хозяйственной лавочки «Файв-энд-дайм» втянула его в разговор.

Сара догадывалась, о чем вела речь Бетти. В последние три месяца магазин дважды ограбили. Бетти была настроена решительно, и, хотя Джеффри слушал ее невнимательно, она упорно продолжала говорить.

Наконец Джеффри кивнул, похлопал Бетти по спине, пожал руку. Скорее всего, договорился о встрече на следующий день. Высвободился из толпы и пошел к Саре, лукаво улыбаясь.

– Привет, – сказал он.

Сара – неожиданно для себя – пожала ему руку, как делали это все остальные.

– Привет, Джеффри, – вмешалась Тесс.

Голос сестры прозвучал с нехарактерной для нее резкостью. Обычно так грубо к Джеффри обращался их отец, Эдди.

Джеффри растерянно улыбнулся.

– Привет, Тесси.

Тесс пробормотала в ответ что-то неразборчивое и укатила, бросив через плечо на Сару многозначительный взгляд.

– Что бы это значило? – спросил Джеффри.

Сара потянула руку, но Джеффри на несколько мгновений задержал ее пальцы, давая понять, что она в его власти. Он всегда был чертовски самоуверен, и подсознательно это привлекало Сару больше, чем что-либо другое в нем.

Она скрестила на груди руки и сказала:

– Ты опоздал.

– У меня в последний момент возникли проблемы.

– Узнал, что ее муж уехал из города?

В ответ он лишь взглянул на нее с глубокой укоризной, как на лжесвидетеля.

– Я говорил с Фрэнком, – сказал он (это был старший следователь полицейского отделения округ Грант). – Передал ему полномочия на сегодняшний вечер. Не хочу, чтобы нам помешали.

– В чем помешали?

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Собираюсь сегодня тебя соблазнить.

Она рассмеялась и отстранилась от его поцелуя.

– Когда губы соединяются, поцелуй обычно выходит лучше, – заметил он.

– Но не на глазах же у половины моих пациентов, – парировала Сара.

– Тогда иди сюда.

Не задумываясь, Сара поднырнула под ограждение и взяла его за руку. Он укатил ее в укромный угол, неподалеку от туалета.

– Здесь лучше? – спросил он.

– Да, – ответила Сара, глядя на Джеффри сверху вниз, потому что на коньках она была выше его на два дюйма. – Гораздо лучше, тем более что мне очень нужно в туалет.

Она двинулась в ту сторону, но он остановил ее, схватив обеими руками за талию.

– Джефф, – сказала она, чувствуя, что не может придать голосу необходимой жесткости.

– Ты такая красивая, Сара.

Она закатила глаза, как подросток.

Он рассмеялся:

– Вчера я весь вечер мечтал тебя поцеловать.

– Да?

– Мне очень нравится этот вкус.

Она попыталась принять скучающий вид.

– Это же «колгейт»!

– Я говорю не об этом вкусе.

Она в удивлении раскрыла рот, и он улыбнулся, довольный ее реакцией. Сара почувствовала, как в груди у нее что-то шевельнулось – она и сама не знала что, – но в этот момент у него зазвонил пейджер.

Он продолжал смотреть на нее, словно не слышал звонка.

Сара откашлялась и сказала:

– Может, посмотришь?

Он наконец взглянул на пейджер, пристегнутый к ремню, и пробормотал:

– Черт!

– Что?

– Взлом, – коротко ответил он.

– Ты вроде говорил, что оставил за себя Фрэнка.

– Он отвечает за мелкие вещи. Мне надо позвонить из автомата.

– Где твой мобильник?

– Аккумулятор разрядился.

Джеффри, кажется, удалось побороть раздражение. Он ей даже улыбнулся.

– Ничто не испортит нам сегодняшний вечер, Сара.

Он прикоснулся к ее щеке.

– Важнее этого для меня ничего нет.

– После нашего ужина тебе предстоит пылкое свидание? – поддразнила она. – Ужин можем и отменить, если хочешь.

Он, прищурившись, сокрушенно посмотрел на нее и пошел прочь.

Сара посмотрела ему вслед и, привалившись к стене, прошептала сквозь зубы «Господи, помилуй». Она не могла поверить, что менее чем за три минуты этот мужчина умудрился превратить ее в жалкую идиотку.

Сара вздрогнула, когда дверь туалета громко хлопнула. На пороге стояла Дженни Уивер. Она смотрела на каток, словно что-то обдумывала. Лицо ее на фоне черной футболки казалось мертвенно-бледным. Когда Сара подкатила к ней, Дженни перекинула через плечо темно-красный ранец. При этом движении сумка ударила Сару по груди.

– Ох, – сказала Сара и попятилась.

Дженни заморгала, узнав врача.

– Простите, – тихо пробормотала она и отвела глаза.

– Ничего страшного, – ответила Сара, собираясь начать разговор.

Девочка казалась расстроенной.

– Как ты? – спросила Сара. – У тебя все в порядке?

– Да, мэдм, – ответила Дженни, прижимая к груди ранец.

Дженни ушла, прежде чем Сара успела что-то сказать.

Она заметила, что Дженни направилась к своим приятелям. Подростки толпились возле салона видеоигр. Свет экранов окрасил фигуру Дженни в зеленый цвет. Девчонка исчезла в углу. Сара почуяла что-то неладное, но не стала преследовать Дженни и выспрашивать, в чем дело. В ее возрасте любой пустяк вырастал до уровня драмы. У девушек-тинейджеров, скорее всего, в чем-то виноват мальчик.

Лирическая мелодия закончилась, и огни снова вспыхнули. Из динамиков загремел рок, в груди Сары отдавались басы. Молодежь на катке сразу ожила, подхватив ритм. «Неужели, – подумала Сара, – и я когда-то была такой же неуемной?» Каток несколько раз менял владельцев, но для подростков округа Грант остался таким же притягательным, как и в годы ее юности. В углу вон того здания Сара провела много вечеров, целуясь со Стивом Манном, своим первым бойфрендом. Особой страстностью их отношения не отличались, а объединяло их желание вырваться из Гранта. Но в выпускном классе отец Стива скончался от сердечного приступа, и тому пришлось взвалить на себя семейный бизнес – магазин скобяных товаров. Теперь он уже давно женат, обзавелся кучей детишек, а Сара сбежала в Атланту, но спустя несколько лет вернулась.

И вот она снова, на том же катке, целуется с Джеффри Толливером. Или, по крайней мере, пытается это делать.

Сара отмахнулась от воспоминаний и повернулась к двери туалета, взялась за ручку, но тут же отдернула пальцы, ощутившие что-то липкое. В этой части катка по-прежнему было темно, и Сара поднесла руку ближе к глазам, чтобы увидеть, что к ней пристало. Почувствовала знакомый запах, прежде чем разглядела, чем выпачкалась. Посмотрела на рубашку, в том месте, где ее задел ранец Дженни.

На груди выгнулась дугой узкая полоска крови.

2

Джеффри пытался взять себя в руки: он не хотел рвать со стены телефонную трубку, но делал именно это. Глубоко вздохнул, набрал номер офиса и стал терпеливо слушать звонки.

К телефону подошла Мария Симмс, его секретарь и диспетчер:

– Добрый вечер. Полицейское отделение округа Грант. Будьте добры, подождите немного.

Не дождавшись ответа, секретарь отложила трубку.

В попытке справиться с раздражением Джеффри еще раз набрал полную грудь воздуха. Он боялся, что Сара передумает и откажется от свидания. Каждый раз, когда он делал шаг ей навстречу, она отступала на два шага назад. Причины ее поведения были ему понятны, однако не казались разумными.

Джеффри прислонился к стене и почувствовал, как по спине побежала струйка пота. Август входил в полную силу. Он уже побил все температурные рекорды, июнь и июль по сравнению с ним казались зимними месяцами. Бывали дни, когда, выйдя на улицу, Джеффри чувствовал, что дышит сквозь мокрое полотенце. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Из-за дома послышался взрыв хохота. Джеффри заглянул за угол: что там творится на парковке? Возле побитого старого «камаро» увидел небольшую группу тинейджеров. Подростки передавали друг другу сигарету. Телефонная будка стояла сбоку от здания, и под ярким тентом в зеленую и желтую полоску Джеффри не было видно. Может, марихуана? Впрочем, он не был уверен. На первый взгляд эти ребята были на все способны. Джеффри понимал это не потому, что был копом, а потому что в их возрасте и сам якшался с такой компанией.

Он колебался – подойти к ним или не стоит, но тут Мария взяла трубку.

– Добрый вечер. Полицейское отделение округа Грант благодарит вас за то, что дождались. Чем могу помочь?

– Мария, это Джеффри.

– О, шеф! – воскликнула она. – Извините, что задержала. В одном из магазинов была ложная тревога.

– В котором? – спросил он, вспомнив недавний разговор с Бетти Рейнольдс, владелицей магазина «Файв-энд-дайм».

– Уборщики, – сказала она. – Старик Берджесс нечаянно включил сигнализацию.

Джеффри удивился, что давно разменявшая восьмой десяток Мария называет Билла Берджесса стариком, но оставил ее слова без комментария и спросил:

– Что-нибудь еще?

– Было что-то в столовой, в которую ходил Брэд, но там ничего не обнаружили.

– А в чем дело?

– Просто сказал, что кое-что заметил, вот и все. Вы же знаете Брэда – собственной тени боится.

Мария хихикнула.

В отделении Брэд был чем-то вроде талисмана: двадцать один год, круглое лицо, растрепанные светлые волосы… Он казался сущим мальчишкой. Старшие сотрудники любили над ним подшутить: крали фуражку Брэда и нахлобучивали ее на городские скульптуры. На прошлой неделе его фуражка украшала каменную голову генерала Ли.^[1] Памятник стоял напротив школы.

Джеффри снова подумал о Саре.

– Сегодня я оставил за себя Фрэнка. Не посылайте мне сообщений. Если, конечно, никого не убьют.

– Двух птиц одним камнем, – снова захихикала Мария. – Коронера и шефа одним звонком.

Он пытался напомнить себе, что переехал из Бирмингема в Грант, потому что хотел жить в маленьком городе, где все знали друг друга. Джеффри собирался сказать Марии что-то безобидное, но остановился, услышав на парковке громкий вопль.

Высунулся из-за угла – узнать, в чем дело, – и снова услышал девичий крик:

– Черт тебя подери, грязный подонок!

В трубке раздался удивленный голос Марии:

– Шеф?

– Подождите, – прошептал он.

Внутри у него все сжалось: девичий голос был наполнен бешеной ненавистью. Он по опыту знал, что сорвавшаяся с катушек юная девица – самое ужасное, с чем можно иметь дело в субботний вечер на автомобильной стоянке. С мальчиками он мог сладить: почти любой парень и сам хотел, чтобы его остановили и не позволили устроить настоящую драку. Девушек разъярить было не так-то просто, а успокоить еще сложнее. Злобной девушки-подростка следовало опасаться, особенно если в руке у нее оружие.

– Я убью тебя, урод! – завопила она, обращаясь к одному из подростков.

Его друзья отскочили от греха подальше и встали в сторонке. Подросток остался один, под нацеленным на него дулом пистолета. Девушка стояла в четырех шагах от своей цели. На глазах Джеффри она сделала еще шаг, сократив расстояние.

– Черт! – сквозь зубы произнес Джеффри и, вспомнив, что в руке у него трубка, приказал: – Немедленно пришлите к катку Фрэнка и Мэтта.

– Они в Мэдисоне.

– Тогда Лену и Брэда, – сказал он. – Скажите, чтобы подошли без шума. На стоянке девица с пистолетом.

Джеффри повесил трубку и почувствовал, как напряглось тело. Горло сжалось, сонная артерия превратилась в пульсирующую змею. За несколько секунд в голове пронеслась тысяча мыслей, но он отмахнулся от них, сбросил пиджак и перекинул за спину кобуру. Девушка боковым зрением заметила его приближение, но продолжала держать парня под прицелом. Дуло смотрело ему в живот. Джеффри подошел поближе и заметил, что рука девушки трясется. К счастью, ее палец еще не опустился на спусковой крючок.

Джеффри двигался вдоль стены здания. Девушка стояла спиной к катку, лицом – к стоянке и шоссе. Джеффри надеялся, что Лена приведет Брэда со стороны здания. Невозможно предугадать, что сделает девушка, если почувствует, что ее окружили. Из-за одной глупой ошибки могут погибнуть много людей.

В двадцати футах от девушки Джеффри громко сказал:

– Эй!

Девушка вздрогнула, несмотря на то, что заметила его приближение. Ее палец лег на курок. Пистолет был «беретта» калибра.32, так называемый карманный. Издали он не смог бы поразить человека, но вблизи был очень опасен. Она могла бы убить из этого оружия восьмерых, если хорошо стреляла. Впрочем, на таком близком расстоянии это сделала бы и обезьяна. Сейчас девушка держала на своей ладони восемь жизней.

– Всем покинуть парковку, – приказал Джеффри стоявшим неподалеку подросткам.

Они не сразу вникли в его слова, а поняв, потянулись к выходу. Запах марихуаны чувствовался издалека, и, видя, как пошатывается намеченная жертва, Джеффри понимал, что парень здорово накурился, прежде чем девушка взяла его на мушку.

– Уйдите! – крикнула ему девушка.

На ней была черная футболка с длинными рукавами. Судя по всему, ей едва исполнилось тринадцать. Голос у нее был негромкий, но решительный.

Она повторила свой приказ:

– Я сказала: уйдите!

Джеффри не трогался. Снова обратив взгляд на подростка, она сказала:

– Я его убью.

Джеффри развел руками и спросил:

– Зачем?

Похоже, этот вопрос ее удивил. Впрочем, такой реакции он и хотел. Люди часто хватаются за оружие, не раздумывая. Дуло пистолета чуть опустилось, когда она обратилась к Джеффри.

– Чтобы помешать ему, – ответила девушка.

– Помешать в чем?

Она чуть призадумалась.

– Это никого не касается.

– Вот как? – сказал Джеффри и сделал шаг вперед, потом еще один.

Он встал примерно в пятнадцати футах от девушки. Можно было, не пугая ее, видеть, что происходит.

– Да, сэр, – ответила девушка, и ее вежливость слегка успокоила Джеффри.

Девушки, которые говорят «сэр», в людей не стреляют.

– Послушай, – начал Джеффри, думая, что бы ей сказать. – Ты знаешь, кто я такой?

– Да, сэр, – ответила она. – Вы – шеф полиции Толливер.

– Верно, – сказал он. – А тебя как зовут? Как твое имя?

Она проигнорировала вопрос, но мальчик зашевелился. Его затуманенный марихуаной мозг начал соображать, что происходит. Он сказал:

– Дженни. Ее зовут Дженни.

– Дженни? – переспросил Толливер. – Это красивое имя.

– Д-да, – растерянно произнесла Дженни, впрочем, она быстро собралась и сказала: – Пожалуйста, замолчите. Я не хочу с вами разговаривать.

– Думаю, это не так, – возразил Джеффри. – Тебе о многом хочется рассказать.

Казалось, Дженни хотела возразить… Нет, снова прицелилась в грудь подростку. Ее рука все еще дрожала.

– Уйдите, или я его убью.

– Из этой пушки? – спросил Джеффри. – А ты понимаешь, что это такое – застрелить человека? Знаешь, какие будут ощущения?

Он смотрел на ее реакцию и тут же понял, что она и понятия не имеет.

Дженни была крупной девочкой, фунтов пятьдесят лишнего веса. Одета во все черное. Должно быть, из разряда девушек, что стараются «слиться с пейзажем». Мальчик, которого она взяла на мушку, был хорош собой. Сразу видно – объект девчачьего обожания. В те годы, когда Джеффри был в его возрасте, такая вот Дженни, скорее всего, сунула бы ему в стол нехорошую записку. Теперь же она целилась из пистолета.

Джеффри сомневался в том, что пистолет заряжен.

– Дженни, давай мы с тобой все обсудим. По-моему, этот парень не стоит твоих переживаний.

– Уйдите, – повторила Дженни.

Ее голос звучал не так уверенно. Свободной рукой она утерла лицо. Джеффри сообразил, что она плачет.

– Дженни, я не думаю…

Он запнулся, увидев, что она сдернула предохранитель. Металлический лязг резанул по ушам. Он сунул руку за спину, в кобуру, но оружия не вытащил.

Джеффри старался говорить спокойно и разумно.

– Что происходит, Дженни? Почему бы нам все не обсудить? Не может быть, чтобы все было так плохо.

Она снова утерла лицо.

– Да, сэр, – сказала она. – Плохо.

Сейчас ее голос звучал так холодно, что по шее Джеффри поползли мурашки. Он подавил дрожь и вынул револьвер из кобуры. Джеффри ненавидел оружие, потому что, будучи копом, понимал всю его потенциальную опасность. Он носил при себе пистолет не потому что ему нравилось, а потому что был обязан это делать. За двадцать лет службы в полиции Джеффри вынимал оружие не более пяти раз, причем выстрелил дважды, но в человека до сих пор не целился.

– Дженни! – Он попытался придать своему голосу властность. – Посмотри на меня.

Она не спускала глаз с подростка. Казалось, прошла вечность. Джеффри молчал, давая ей возможность одуматься. Затем она медленно обратила взгляд на Джеффри, опустила глаза и заметила в его руке револьвер девятимиллиметрового калибра.

Она нервно облизнула губы. Видимо, оценила степень опасности. Ее слова отозвались в ушах Джеффри похоронным звоном:

– Убейте меня.

Он подумал, что ослышался. Такого ответа он явно не ожидал.

Она повторила:

– Убейте меня, или я застрелю его.

Дженни подняла «беретту» и прицелилась в голову подростку. Поставила ноги на ширину плеч и взялась свободной рукой за приклад. Было ясно: девочка знает, как надо держать оружие. Ее руки уже не дрожали, и она смотрела подростку в глаза.

Тот завопил «Черт!», и в асфальт ударила струя мочи.

Джеффри поднял пистолет, а она выстрелила поверх головы подростка. С пластмассовой вывески полетели куски.

– Что это было? – прошипел Джеффри, зная, что единственная причина, по которой Дженни до сих пор держалась на ногах, состояла в том, что он не смог заставить себя нажать на курок. Дженни сбила в вывеске точку над буквой «i». Джеффри сомневался в том, что его полицейские сумели бы повторить такой выстрел, да еще и в столь напряженной обстановке.

– Это было предупреждение, – сказала Дженни.

Он не думал, что она ему ответит.

– Застрелите меня, – повторила девушка. – Застрелите или, клянусь богом, я вышибу ему мозги.

Она снова облизнула губы.

– Я могу это сделать. Я умею пользоваться этим.

Она легонько подкинула пистолет, показывая, что она имеет в виду.

– Вы знаете, что я это смогу, – сказала она и снова расставила ноги.

Чуть повернула дуло и выбила из вывески апостроф. Люди на стоянке, вероятно, бросились врассыпную или завопили, но Джеффри ничего не замечал. Все, что он видел, был дымок, поднимавшийся над дулом ее пистолета.

Когда Джеффри снова смог дышать, он произнес:

– Между вывеской и человеком – большая разница.

Она заговорила очень тихо, и он напрягся, чтобы услышать:

– Он не человек.

Джеффри краем глаза уловил движение. Он увидел Сару. Она сняла ролики и стояла в белых носках на черном асфальте.

– Детка! – крикнула Сара, ее голос дрожал от испуга. – Дженни!

– Уйдите, – ответила Дженни, сейчас она была похожа на капризного ребенка, а не на монстра, каким была несколько секунд назад. – Пожалуйста.

– С ней все в порядке, – сказала Сара. – Я только что нашла ее там, и у нее все хорошо.

Пистолет дрогнул, но лишь на мгновение. Дженни прицелилась подростку между глаз. Прежним мертвым голосом сказала:

– Вы лжете.

Джеффри глянул на Сару и понял, что девочка права. Сара лгать не умела, и разоблачить ее ничего не стоило. Даже на расстоянии Джеффри видел кровь на рубашке и джинсах Сары. Кто-то на катке был ранен, а возможно, и мертв. Он снова перевел взгляд на Дженни и прочел на нежном лице девочки нешуточную угрозу.

Джеффри сообразил, что до сих пор не снял пистолет с предохранителя. Освободил его и взглядом дал понять Саре, чтобы она оставалась на месте.

– Дженни!

У Сары пересохло в горле. Джеффри не узнал ее голос: раньше она никогда не говорила с детьми, как с маленькими. Видимо, на Сару подействовало то, что сделала Дженни на катке. Что бы это могло быть? Выстрелов на катке он не слышал, и Боуэлл Паркер, дежурный полицейский, совсем недавно сказал ему, что все в порядке. «Где же Боуэлл? – забеспокоился Джеффри. – Может, он внутри, на месте происшествия, и никого оттуда не выпускает? Что сделала Дженни?» Джеффри отдал бы все за то, чтобы время остановилось – он бы выяснил, что произошло.

Джеффри зарядил барабан. Сара повернула голову на звук и протянула в его сторону руку, ладонью вниз, словно говоря: успокойся, не делай этого. Он посмотрел за ее плечо, на входную дверь. Думал увидеть там зрителей с прижатыми к стеклу носами. Но нет, там было пусто. Неужели то, что произошло внутри, намного интереснее сцены, что разыгрывается сейчас перед его глазами?

Сара сделала еще одну попытку.

– С ней все в порядке, Дженни. Иди и увидишь.

– Доктор Линтон, – сказала Дженни дрожащим голосом, – пожалуйста, не говорите со мной.

– Детка, – голос Сары дрожал не меньше, чем у Дженни. – Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.

Когда девочка не ответила, Сара сказала:

– С ней все хорошо. Обещаю тебе, у нее все в порядке.

– Вы лжете, – ответила Дженни. – Вы все лгуны.

Она снова уставилась на подростка.

– А ты – самый худший из всех лжецов, – сказала она. – Ты будешь гореть в аду за то, что ты сделал. Подонок!

Подросток зашелся от злости, из его рта вылетала слюна.

– Мы там с тобой увидимся, сука.

Голос Дженни уже не дрожал. Между ней и подростком, казалось, что-то произошло, и, когда она ответила, ее голос звучал по-детски.

– Я знаю, ты точно туда попадешь.

Краем глаза Джеффри заметил, как Сара шагнула вперед. Он видел, что Дженни нацелила короткое дуло пистолета в голову подростка. Девчонка стояла уверенно, ее руки не дрожали, губы не тряслись. В отличие от Джеффри, она решительно готовилась к выстрелу.

– Дженни… – Джеффри снова попытался ее отвлечь.

Он не хотел стрелять в девочку, совсем еще ребенка.

Дженни посмотрела через плечо, и Джеффри проследил за ее взглядом. Наконец-то подъехала полицейская машина. Из нее, с оружием наготове, вышли Лена Адамс и Брэд. По всем правилам полицейской науки они образовали треугольник, вершиной которого был Джеффри.

– Застрелите меня, – сказала Дженни, все так же уверенно удерживая на мушке подростка.

– Опустите оружие, – приказал Джеффри офицерам.

Брэд послушался, а Лена колебалась. Он сурово на нее посмотрел, готовясь повторить приказ. Наконец она опустила оружие.

– Я сделаю это, – пробормотала Дженни.

Она стояла неподвижно. Джеффри гадал, что чувствует сейчас девочка, почему она настроена так решительно.

Дженни откашлялась и сказала:

– Я сделаю это. Мне не впервой.

Джеффри взглянул на Сару, ожидая подтверждения, но ее внимание было сосредоточено на Дженни.

– Мне не впервой, – повторила Дженни. – Застрелите меня, или я убью его, а потом убью себя.

Только сейчас Джеффри подумал о возможности выстрела. Он старался убедить себя в том, что девочка представляет прямую опасность для подростка, и не важно, сколько ей лет. Если он выстрелит ей в ногу или в плечо, у нее хватит времени нажать на курок. Даже если Джеффри угодит ей в туловище, у нее останется возможность нажать на курок, прежде чем она упадет на землю. При том, как наведен пистолет Дженни, подросток умрет мгновенно.

– Все мужчины слабаки, – прошипела Дженни. – Вы никогда не поступаете правильно. Говорите, что сделаете, а сами – в кусты.

– Дженни… – взмолилась Сара.

– Считаю до пяти, – сказала Дженни. – Один.

Джеффри с трудом проглотил комок в горле. Сердце колотилось так громко, что из-за этого стука он, скорее, видел, чем слышал, как Дженни ведет счет.

– Два.

– Дженни, пожалуйста.

Сара сложила руки, словно в молитве. Они были темными, почти черными от крови.

– Три.

Джеффри прицелился. Она не сделает этого. Не может быть, чтобы она это сделала. Ведь ей не больше тринадцати. Тринадцатилетние девочки не стреляют в людей. Это было самоубийство.

– Четыре.

Джеффри видел, как палец девочки лег на курок, видел, как медленно движутся мышцы ее предплечья… Она двинула пальцем.

– Пять! – закричала она, от напряжения у нее на шее выступили вены. – Стреляйте в меня, черт вас побери!

Он увидел, как напряглась ее рука. Время двигалось так медленно, что он мог видеть работу ее мышцы на предплечье и движения пальца на курке.

Она дала ему последний шанс и завопила:

– Стреляйте в меня!

И он выстрелил.

3

Ребенок Дженни Уивер, родившийся на двадцать восьмой неделе, мог бы остаться в живых, если бы мать не постаралась спустить его в унитаз. Зародыш был хорошо сформирован и упитан. Ствол мозга не поврежден, и легкие, с помощью медицины, могли бы достигнуть необходимой зрелости. Руки научились бы хватать, ноги – сгибаться, глаза – моргать. Рот стал бы говорить что-то другое, а не те ужасы, которые чудились сейчас Саре. Легкие уже успели набрать воздух, и рот раскрылся… а потом его убили.

Сара потратила три с половиной часа на то, чтобы собрать ребенка из частей, которые Дженни Уивер оставила в туалете в мусорном контейнере рядом с комнатой видеоигр. Крошечными стежками Сара сшила тонкую, словно бумага, кожу и создала подобие ребенка. Руки тряслись, и Саре пришлось переделывать некоторые узелки, потому что пальцы не слушались.

И все же этого было недостаточно. За каждым приведенным в порядок участком открывался другой, который никак было не скрыть. Невозможно было замаскировать травмы, нанесенные ребенку. Под конец Сара смирилась с тем, что работа была напрасной. Ребенок ляжет в могилу почти в том же виде, в каком последний раз видела свою дочку мать.

Сара глубоко вздохнула, перечитала отчет, прежде чем поставить под ним свою подпись. Она не стала дожидаться Джеффри или Фрэнка и начала вскрытие. Свидетелей ее работы не было. Сара сделала это специально, чувствуя, что не сможет проводить все манипуляции на глазах у посторонних.

Большое окно отделяло кабинет от других помещений морга. Сара уселась в кресло, глядя на стол с лежавшим на нем черным пакетом. Мысли блуждали: она видела альтернативу смерти ребенка – жизнь, полную смеха и слез, представляла любящее и любимое существо, но потом натолкнулась на правду: у ребенка ничего этого не будет. Впрочем, и у самой Дженни всего этого почти не было.

После случившейся несколько лет назад внематочной беременности Сара не способна была иметь детей. Тогда это известие чуть не убило ее. С годами боль притупилась, и Сара научилась не желать невозможного. Однако сейчас ребенок, убитый собственной матерью, всколыхнул в Саре прежние чувства.

Работа Сары была посвящена здоровью детей. Она брала их на руки, укачивала, умилялась им, как если бы это были ее собственные дети. Сидя в морге и глядя на черный мешок, она с новой силой захотела выносить и родить ребенка. На смену этому чувству пришло разочарование, и она ощутила внутри себя пустоту.

На лестнице прозвучали шаги. Сара выпрямилась, утерла глаза, попыталась взять себя в руки. Оперлась ладонями о столешницу и встала. В морг вошел Джеффри. В попытке успокоить себя Сара поискала очки и заметила, что Джеффри не пошел к ней в кабинет. Сквозь стекло она видела, что он остановился перед черным мешком. Если он и видел Сару, то никак этого не показал. Он наклонился над столом и заложил руки за спину. «Заглянуть бы в его мысли…» – подумала Сара. Может, Джеффри тоже представляет себе несостоявшуюся жизнь ребенка? А может вспомнил, что Сара никогда не сможет родить ему детей?

Сара кашлянула, выйдя из кабинета. Она прижимала к груди отчет о вскрытии. Положила бумаги на край стола и встала с другой стороны стола. Мешок был слишком велик для ребенка. Он лежал вокруг тельца, как одеяло. У Сары не хватило душевных сил застегнуть молнию, погрузить младенца в полную темноту и положить его на полку холодильника.

Она не знала, что сказать, а потому молчала. Сунула руку в карман лабораторного халата и с удивлением обнаружила там очки. Надела их, и Джеффри заговорил.

– Итак, – сказал он хрипло, словно долго не говорил, – вот что получается, когда пытаешься спустить ребенка в унитаз.

У нее замерло сердце от такого цинизма, и она не знала, как на это ответить. Сняла очки и протерла линзы подолом рубашки – просто чтобы чем-то себя занять.

Джеффри сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Сара слегка подалась вперед: ей показалось, что она учуяла запах алкоголя. Но этого не может быть, ведь Джеффри не пил, разве что кружку пива на субботнем футболе.

– Крошечные ножки, – пробормотал он, не спуская глаз с ребенка. – Они всегда такие маленькие?

И снова Сара ничего не ответила. Она смотрела на ножки, десять пальчиков, сморщенную кожу на ступнях. Эти ножки могла бы целовать мать. Эти пальчики мать пересчитывала бы каждый день, как садовник считает соцветия на кусте роз.

Сара закусила губу, стараясь не дать себе воли. Пустота внутри нее была чудовищной, и она машинально положила руку на грудь.

Когда Сара смогла наконец-то поднять глаза, то увидела, что Джеффри смотрит на нее. Его глаза были налиты кровью. Похоже, ему трудно было удерживать себя в вертикальном положении. И неясно было, то ли Джеффри сильно перебрал, то ли убит произошедшим.

– Я думала, что ты не пьешь, – сказала она и заметила в собственном голосе осуждение.

– Я думал, что я не расстреливаю детей, – ответил он, глядя поверх ее плеча.

Саре хотелось помочь ему, но не было сил.

– Фрэнк, – сказал Джеффри, – он дал мне немного виски.

– Помогло?

Глаза Джеффри увлажнились. Он поборол слезы и невесело улыбнулся.

– Джеффри…

– Ты что-нибудь нашла? – спросил он, отмахнувшись от ее участия.

– Нет.

– Я не…

Он запнулся, посмотрел вниз, но не на ребенка. Его глаза были устремлены на кафельный пол.

– Не знаю, как себя вести, – сказал он. – Не знаю, что я должен делать.

Слова и голос обожгли ей душу. Как же ей не пришел в голову этот вопрос? Дженни стояла к Саре спиной. Только Джеффри, Лена и Брэд видели все, что происходит.

– Сара?

По тому, как Джеффри смотрел на нее, Сара знала, что сейчас не время для экивоков.

– Да, – ответила она, постаравшись, чтобы голос звучал твердо. – Это был чистый выстрел, Джеффри. Ты должен был его сделать.

Джеффри отошел от нее. Повернулся и, прислонившись спиной к стене, спросил:

– Вероятно, отцом был Марк, верно? Тот мальчик, которого она собиралась убить?

Он прижался головой к стене.

Сара сунула руки в карманы и буквально вросла в пол, чтобы не броситься к нему.

– Похоже, что так.

– Его родители не разрешили нам допрашивать его до завтрашнего дня. Ты это знала?

Она медленно покачала головой. Марка трудно было в чем-либо подозревать. Разве Джеффри может арестовать подростка за то, что в него целились из пистолета?

– Они говорят, что он и так натерпелся.

Джеффри уронил голову на грудь.

– Что заставило ее так поступить? Через что ей пришлось пройти, отчего она подумала?..

Он помолчал и снова взглянул на Сару.

– Она ведь была одной из твоих пациенток?

– Они приехали сюда около трех лет назад, – произнесла Сара и умолкла, ища, как повернуть разговор в другое русло.

Она надеялась помочь Джеффри, настроить его на профессиональный лад. Надо отвлечь его от ужасного чувства вины. Собственные переживания отошли на второй план.

– Откуда? – спросил он.

– Кажется, раньше они жили в одном из северных штатов. Ее мать приехала сюда после очень неприятного развода.

– Откуда тебе это известно?

– Родители со мной часто делятся.

Она помолчала.

– Я не знала, что Дженни беременна. Срок был не менее шести месяцев.

Сара приложила руку к груди.

– Она была такой милой девочкой. Никогда бы не подумала, что она может так поступить.

Он кивнул, потер глаза.

– Тесс не уверена, что сможет опознать тех, кто был в комнате отдыха. Брэд собирается взять из школы классный журнал. Посмотрит, не покажется ли кто знакомым. Я хочу, чтобы и ты посмотрела.

– Ну, конечно.

– Там было так много народу, – сказал он, очевидно, имея в виду каток. – Люди разошлись, не дав показаний. Не знаю, сможем ли мы всех отследить.

– Ты что-то узнал?

Он отрицательно помотал головой.

– Ты уверена, что в туалет вошли только двое? Дженни и другая девушка?

– Я видела только их, – ответила Сара, хотя после случившегося она не знала, в чем она вообще может быть уверена. – Я ее не видела. Думаю, что если бы она была моей пациенткой, то я бы ее узнала.

Сара остановилась, пытаясь вспомнить, но в голову ничего не приходило.

– Она была высокая. Кажется, на ней была бейсболка.

Он вскинул глаза.

– А цвет запомнила?

– Там было темно, Джеффри, – сказала Сара, понимая, что она его разочаровывает.

Она поняла, почему так много свидетелей с легкостью дают ложные показания. Чувствовала себя глупой и бесполезной, оттого что не разглядела другую девушку. Ее мозг пытался компенсировать свое незнание вбрасыванием случайных кусков информации. Впрочем, они могли не соответствовать истине.

– Теперь я даже не уверена, что это была бейсболка, – призналась она. – Я не обратила внимания.

Сара выдавила улыбку:

– Я высматривала тебя.

Он не улыбнулся ей в ответ.

– Я разговаривал с ее матерью.

– Что ты ей сказал?

Вернулся его фиглярский тон.

– «Я застрелил вашу дочь, миссис Уивер. Прошу прощения».

Сара прикусила нижнюю губу. Если бы Джеффри жил в крупном округе, его бы отстранили от должности и завели уголовное дело. Разумеется, округ Грант был невелик. Джеффри сам отвечал за все.

– Она не хотела вскрытия, – сказал он. – Я объяснил, что выбора у ее дочери не было. Она сказала, что это… – Он помолчал и добавил: – Она сказала, что это убийство вдвойне.

У Сары болезненно сжалось все внутри.

– Она назвала меня убийцей ребенка, – сказал он. – Я теперь убийца ребенка.

Сара покачала головой.

– У тебя не было выбора, – сказала она, зная, что говорит правду.

Она любила этого человека, жила с ним. Он не ошибся.

– Ты действовал по инструкции, – сказала она.

Он иронически рассмеялся.

– Джефф…

– Считаешь, что она сделала бы это? – спросил он. – Не думаю, чтобы она так поступила. Я проигрываю всю ситуацию и думаю, что она, наверное, просто бы ушла. Возможно, она бы…

– Посмотри сюда, – прервала его Сара, указывая на стол. – Она убила собственного ребенка, Джеффри. Так неужели не убила бы и его отца?

– Мы никогда этого не узнаем.

Молчание спустилось на них плотным облаком. Морг находился в подвале больницы. Единственным звуком в облицованном кафелем помещении был шум компрессора холодильной установки. В этот момент он, громко щелкнув, отключился. От стен отлетело эхо.

– А ребенок был жив? – спросил Джеффри. – Девочка родилась живой?

– Без медицинской помощи она бы долго не протянула, – сказала Сара, не отвечая на его вопрос.

По какой-то причине ей хотелось защитить Дженни.

– Я спросил: ребенок родился живым? – повторил он.

– Она была очень маленькой, – сказала Сара. – Не думаю, что она бы…

Джеффри вернулся к столу. Сунул руки в карманы и уставился на ребенка.

– Я хочу… – начал он. – Я хочу пойти домой. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

– Хорошо, – ответила она.

Она услышала его слова, но не поняла, чего он хотел.

– Я хочу заняться с тобой любовью, – сказал он.

Вероятно, глаза Сары отразили шок, который она испытала.

– Я хочу…

Он запнулся.

У Сары помертвело внутри.

– Ты хочешь сделать ребенка.

По его глазам она поняла, что это – последнее, что пришло бы ему в голову. Сара почувствовала унижение. Сердце прыгнуло ей в горло. Она не могла говорить.

Он покачал головой.

– Я не это собирался сказать.

Сара отвернулась от него, ее щеки горели. Она не могла найти оправдания своим словам.

– Я знаю, ты не можешь… – сказал он.

– Забудь об этом.

– Просто я…

Она ненавидела себя, а не Джеффри, но, когда снова заговорила, голос ее был суров:

– Я сказала: забудь об этом.

Джеффри подождал несколько мгновений, очевидно, соображая, что нужно сказать. Когда он заговорил, голос был печальным.

– Я хочу вернуться примерно в прошлое, примерно в пять часов вечера. Хорошо?

Он ждал, когда она к нему повернется.

– Я хочу вернуться на этот дурацкий проклятый каток вместе с тобой, и, когда зазвонит мой пейджер, я брошу его в мусорную урну.

Сара смотрела на него молча: боялась заговорить.

– Вот чего я хочу, Сара, – сказал он. – Я не думал о том, что ты…

Она остановила его предупреждающим жестом руки. На лестнице послышались шаги. Спускались двое. Сара вошла в свой кабинет, на ходу утирая глаза. Вытащила из коробки на столе бумажный платок, высморкалась. Медленно сосчитала до пяти и взяла себя в руки.

Обернувшись, увидела в помещении морга детектива Лену Адамс и Брэда Стивенса. Они стояли рядом с Джеффри. Судя по лицу, тот сумел спрятать свои чувства. Все трое держали руки за спиной – обычная поза полицейских на месте происшествия: так они избегают случайного контакта с вещественными доказательствами. В этот момент Сара ненавидела их всех, даже Брэда Стивенса, который за всю жизнь и мухи не обидел.

– Здравствуйте, доктор Линтон, – сказал Брэд.

Он снял фуражку, когда Сара вышла из кабинета. Лицо Брэда было бледнее обычного, и в глазах его стояли слезы.

– Будьте добры… – начала Сара и остановилась, откашлялась и продолжила: – Будьте добры, пойдите наверх и принесите мне несколько простыней. Четыре простыни.

На самом деле Саре не нужны были простыни, но Брэд совсем недавно был одним из ее пациентов. Ей все еще хотелось защитить его.

Брэд улыбнулся. Он обрадовался, что ему есть что делать.

– Да, мэм.

После того как он ушел, Лена деловито спросила:

– Вы уже закончили с ребенком?

Ответил Джеффри:

– Да.

Хотя он тут был и ни при чем.

Он заметил на столе отчет о вскрытии и взял его. Сара промолчала, когда он вынул из нагрудного кармана ручку и поставил внизу документа свою подпись. Сара нарушила правила, сделав вскрытие без свидетелей.

– Девушка в холодильном отделении? – спросила Лена и пошла к двери.

Походка у нее была непринужденная, словно то, что произошло, было обычным делом. Сара знала, что недавно Лена попала в жуткую переделку, но тем не менее злилась из-за такого ее поведения.

– Здесь? – спросила Лена, взявшись рукой за дверь.

Сара, не сходя с места, кивнула. Джеффри пошел помочь Лене, и Сара застегнула молнию на мешке с ребенком. Сердце стучало, словно барабан, когда Лена и Джеффри вывезли на каталке тело Дженни Уивер. Возле стола они остановили каталку, ожидая, когда Сара откроет тело. Она этого не сделала, тогда Джеффри начал сдергивать большой черный мешок. Сара отвернулась, когда он взялся рукой за голову трупа. Он пошел к холодильнику, свободные концы мешка волочились по полу.

Лена демонстративно взглянула на часы. Саре хотелось дать ей пощечину, но вместо этого она подошла к металлическому шкафу, стоявшему возле раковины. Сара открыла стерильный пакет, надела халат, посмотрела через плечо в сторону холодильного отделения, не понимая, что там делает Джеффри. Сара помогала Лене переложить тело на стол, когда он наконец-то появился.

– Пусти, – сказал он и занял место Лены.

Вместе с Сарой они переложили тело Дженни Уивер на белый фарфоровый секционный стол. Уивер была крупной девочкой, и поддерживающее устройство в изголовье стола задрожало, когда ее уложили на место.

Сара уложила под шею трупа черную подкладку. Постаралась думать о себе как о коронере, а не как о педиатре, заботившемся о здоровье девочки. За десять лет работы в морге у нее было лишь четыре случая, когда она знала усопших. Дженни Уивер стала первой жертвой, бывшей к тому же ее пациенткой.

Сара прикатила столик со стерильными инструментами. Уверилась, что у нее есть все, что нужно. Рядом со столом стояли большие весы для взвешивания органов. У ножной секции установила таз с инструментами для разделения тканей. Сам стол был вогнутым, с высокими бортами, чтобы с него ничего не падало.

Карлос, ассистент Сары, накрыл тело Дженни Уивер белой простыней. В том месте, где ткань соприкасалась с горлом, расплылось красное пятно. Сара позволила Карлосу заняться Дженни, пока сама работала с ребенком. Ассистент сделал рентгеновский снимок и подготовил Дженни к вскрытию. Сара все это время понапрасну старалась привести тельце ребенка в должный вид. Возможно, Карлос удивился, когда Сара приказала ему идти домой, однако не подал виду и подчинился.

Сара опустила простыню чуть выше груди девочки. Чистой рану не назовешь: правая сторона шеи разворочена. Из черной крови выступали хрящи и кости.

Сара подошла к висевшему на стене проектору и включила его. Свет замигал – появился рентгеновский снимок, сделанный Карлосом.

Она внимательно вгляделась, поначалу не понимая, что видит. Проверила имя в истории болезни, прежде чем сообщить о своих находках.

– Вы видите здесь слабые следы перелома у левой плечевой кости. Этот перелом случился по крайней мере год назад. Перелом не типичный, особенно для человека не спортивного типа. Полагаю, он произошел в результате избиения.

– Ты ее тогда лечила? – спросил Джеффри.

– Конечно нет, – ответила Сара. – Я бы тогда об этом доложила. Да и любой другой врач немедленно бы об этом сообщил.

– Ну-ну, – сказал Джеффри и поднял руки.

Должно быть, сама того не заметив, она ответила слишком резко. Вот и Лена проявила вдруг повышенный интерес к полу.

Сара вернулась к рентгеновскому снимку.

– Есть также след от травмы вокруг реберных хрящей.

Она указала на снимок грудной клетки.

– Возле грудины имеется след, который мог произойти от сильного толчка.

Сара задумалась: может, Дженни обращалась с этим к другому врачу. Но и самый неопытный врач должен был понять, что такая травма наводит на невеселые размышления.

– Думаю, человек, который сделал это, был ростом выше ее. А травма недавняя.

Сара вставила в проектор новый диапозитив. Скрестив на груди руки, изучила снимок.

– Это – тазовый пояс, – объяснила она. – Обратите внимание на слабую линию вот здесь, на седалищной кости. Это означает травматическое давление на лобковую кость. Так называемый усталостный перелом.

– Усталость от чего? – спросил Джеффри.

Сара удивилась, когда Лена ответила на вопрос.

– Ее изнасиловали, – сказала Лена таким тоном, каким она могла бы объявить, что у девочки голубые глаза. – Было совершено грубое насилие. Верно?

Сара кивнула и хотела сказать что-то еще, когда услышала на лестнице шаги. По резвости шагов поняла, что вернулся Брэд.

– Вот и я, – объявил Брэд, входя в дверь.

Он держал в руках охапку простыней.

Сара остановила его вопросом:

– А наволочки принес?

– Ох, – удивленно сказал Брэд и покачал головой. – Нет, извините.

– Думаю, они на верхнем этаже, – сказала Сара. – Принеси не меньше четырех.

– Да, мэм, – ответил он и положил простыни на стол возле дверей.

Лена скрестила руки, когда он ушел.

– Ему не меньше двенадцати, – сказала она.

Теперь Джеффри впервые обратился к Лене, с тех пор как она вошла в морг. Совершенно не в своем стиле бросил:

– Заткнись.

Лена покраснела, но промолчала. Ей это тоже не было свойственно.

– Травмы на груди можно было вытерпеть только с «тайленолом», – прокомментировала Сара. – Раны на тазовом поясе зажили сами собой. Понятно теперь, почему в последнее время она набрала вес. Ей трудно было двигаться.

– Думаешь, ее избивал бойфренд? – спросил Джеффри.

– Во всяком случае, кто-то избивал.

Сара снова посмотрела на снимки, чтобы ничего не пропустить. Все это время, принимая в кабинете Дженни Уивер, Сара не подозревала, что девочку кто-то избивает. Как она умудрилась скрывать это? Почему Сара ничего не знала? Само собой, когда она жаловалась на больное горло, Сара не посылала ее сделать рентген. Дженни не снимала одежду во время осмотра. Девочки-подростки очень застенчивы, и Сара всегда совала стетоскоп под рубашку Дженни, чтобы послушать ее сердце и легкие.

Сара подошла к столу для дальнейшего осмотра. Ее руки слегка тряслись, когда она отодвинула простыню. Сара так старалась усмирить дрожь, что не заметила, что́ обнажает.

– Черт возьми! – воскликнула Лена и тихонько присвистнула.

На этот раз Джеффри ее не упрекнул, и Сара поняла, почему. На теле девочки были маленькие порезы, больше всего – на руках и ногах. Раны были на разной стадии заживления, но некоторые были сделаны совсем недавно.

– В чем дело? – спросил Джеффри. – Почему она старалась убить себя?

Сара смотрела на следы на коже. Ни одного такого не было на запястье или в местах, которые могли заметить окружающие. По крайней мере, стало понятно, почему девочка жарким летом носила рубашку с длинными рукавами. Узкие ряды очень глубоких порезов шли по левому запястью Дженни. Они начинались примерно в трех дюймах от запястья. Темнота шрамов говорила о том, что раны были обычным делом. Порезы на ногах были гораздо глубже и скрещивались друг с другом. Более глубокие порезы шли от колена к бедру. Девочка нанесла их себе сама.

– Что это? – спросил Джеффри, хотя должен был знать и сам.

– Порезы, – ответила Лена.

– Членовредительство, – поправила ее Сара, словно это делало ситуацию лучше. – Я видела такое и раньше.

– Зачем? – спросил Джеффри. – Зачем это с собой делают?

– Большей частью по глупости, – сказала ему Сара.

Ее душил гнев. Сколько раз она видела эту девочку? Сколько признаков она пропустила?

– Иногда они просто хотят узнать, какие при этом будут ощущения. Обычно они просто играют, не думая о последствиях. Хотя… – она замолчала, вглядываясь в глубокие порезы на левом бедре Дженни, – здесь что-то другое. Она прятала их. Не хотела, чтобы люди знали.

– Почему? – не отставал Джеффри. – Почему она делала это?

– Проверка самообладания, – ответила ему Лена.

Саре не понравилось, как Лена смотрит на девочку. В ее взгляде чувствовалось едва ли не уважение.

– Это глубокий психоз, – возразила Сара. – Обычно так поступают больные булимией или анорексией. Это – форма ненависти к самому себе.

Она красноречиво посмотрела на Лену.

– Тому бывает причина. Например, избиение или изнасилование.

Лена секунду смотрела ей в глаза, после чего отвернулась.

Сара продолжила:

– Бывают и другие причины. Насилие над личностью, душевная болезнь, проблемы в школе или в семье.

Сара прошла к шкафу с инструментами и вынула пластиковое гинекологическое зеркало. Натянула вторую пару перчаток и открыла зеркало. Лена чуть дернулась от щелчка, а Сара обрадовалась, что детектив способна на проявление чувств.

Сара подошла к телу и раздвинула ноги девочки. Неожиданно замерла: мозг отказывался принимать то, что видели ее глаза. Уронила зеркало на стол.

– В чем дело? – спросила Лена.

Сара не ответила. Она думала, что сегодня ее больше ничто не поразит. Оказывается, ошиблась.

– В чем дело? – повторила Лена.

– Никакого ребенка она не родила, – ответила Сара.

Джеффри указал рукой на неиспользованное зеркало.

– Как ты можешь быть в этом уверена? Ведь ты ее не осмотрела.

Сара переводила взгляд с одного на другого, не зная как ответить.

– Ее влагалище зашито, – наконец сказала она. – Судя по заживлению, зашито не менее шести месяцев назад.

Воскресенье

4

Глядя в окно автомобиля, Лена водила языком по внутренней стороне передних зубов. Никак не могла привыкнуть к чужеродному ощущению временных зубных протезов. Через три недели ей поставят трансплантаты – их вкрутят в десны, словно крошечные лампочки. Она не представляла, что будет при этом чувствовать. Сейчас протезы постоянно напоминали ей о том, что произошло с ней четыре месяца назад.

Наблюдая за проносившимся мимо пейзажем, Лена старалась заблокировать память. Грант был маленьким городом, но все же побольше, чем Рис, где выросли Лена и ее сестра-близнец Сибил. Их отца убили во время исполнения служебных обязанностей. Случилось это за восемь месяцев до их рождения. Мать умерла во время родов. Обязанность растить детей легла на плечи дяди, Хэнка Нортона, алкоголика и лихача. Он боролся с обоими пристрастиями на протяжении всего их детства. Однажды солнечным утром пьяный Хэнк подавал свой автомобиль задним ходом по подъездной дорожке и сшиб Сибил. Лена всегда винила его за то, что он сделал сестру слепой. Она не простила Хэнку этот несчастный случай, и на ее ненависть он ответил такой же злобой. У них было прошлое, которое мешало им пойти навстречу друг другу. Даже сейчас, когда Сибил умерла, Лена смотрела на Хэнка Нортона как на несчастье своей жизни.

– Ну и жара, – пробормотал Хэнк и промокнул шею видавшим виды платком.

Лена едва слышала его из-за рева кондиционера. Старый «мерседес-седан» Хэнка был танком, а не автомобилем, и в салоне тоже все поражало размерами. Огромные сиденья – сюда при желании можно было поместить лошадь. Приборы управления тоже были большими, а их дизайн скорее поражал воображение, чем помогал при езде. И все же сидеть в машине было уютно – очень уж солидно все выглядело. Даже гравийная дорога, ведущая от дома Лены, была «мерседесу» нипочем: он словно плыл по земле.

– Ну и жарища, – повторил Хэнк.

Чем старше он становился, тем чаще повторял одно и то же. Ему, по-видимому, нечего было сказать.

– Да, – согласилась Лена, глядя в окно.

Она чувствовала, что Хэнк смотрит на нее, очевидно, хочет поболтать. Спустя несколько мгновений он от этого намерения отказался и включил радио.

Лена прижалось затылком к подголовнику и закрыла глаза. Она согласилась пойти с дядей в церковь в воскресенье, вскоре после того как вернулась из больницы домой. В последующие месяцы это вошло в привычку. И дело было не в религиозных убеждениях, а в том, что Лена боялась оставаться дома одна. Ей больше не в чем было каяться. Она заплатила свой долг Богу или Тому Кто Управлял Делами четыре месяца назад. Ее изнасиловали и погрузили в кошмарный мир боли и ложного превосходства.

Хэнк снова подал голос:

– Ты хорошо себя чувствуешь, детка?

Какой глупый вопрос, подумала Лена. Какой глупый и пошлый вопрос.

– Ли?

– Да, – ответила она.

– Нэн снова звонила, – сказал он.

– Знаю, – ответила Лена.

Нэн Томас, любовница Сибил, в последний месяц то и дело звонила.

– У нее остались вещи Сибил, – сказал Хэнк, хотя знал, что Лене это было известно. – Она хочет отдать их тебе.

– Почему бы ей не отдать их тебе? – возразила Лена.

Она не хотела видеть эту женщину, и Хэнк знал это. Тем не менее вновь поднял эту тему.

Хэнк перевел разговор.

– Эта девочка… вчера вечером, – начал он и выключил радио. – Ты была там?

– Да, – сказала она.

Лена сжала челюсти, чтобы не заплакать. Будет ли она когда-нибудь говорить нормально? Неужели даже звук собственного голоса постоянно будет напоминать ей о том, что он с ней сделал?

Он… думала Лена, не позволяя мозгу произносить его имя. Она смотрела на сложенные на коленях руки, разглядывала шрамы на тыльных сторонах ладоней. Если бы Хэнк не сидел рядом, она повернула бы руки и посмотрела бы на следы от гвоздей, проткнувших насквозь ладони. Те гвозди прибили ее к полу. Такие же шрамы были на ступнях между пальцами и щиколотками. Два месяца физиотерапии вернули рукам работоспособность. Ноги тоже нормально передвигались, а вот шрамы останутся навсегда.

В памяти Лены осталось лишь несколько болезненных моментов того, что происходило с ее телом во время насилия. Картину восстановили шрамы и написанная в госпитале история болезни. Она помнила мгновения, когда наркотики прекращали свое воздействие, и он приходил к ней, садился рядом на пол, словно они были в лагере церковной общины. Он рассказывал ей о своем детстве, о жизни, будто они были любовниками, желающими узнать все друг о друге.

Мозг Лены был наполнен подробностями его жизни: его первого поцелуя, первого полового сношения. Она помнила о его надеждах и мечтах, о болезненных наваждениях. Все это жило в ее сознании так же ясно, как воспоминания из собственного прошлого. Рассказывала ли она ему такие же истории о себе? Она не помнила, и это ранило ее глубже, чем физическое воздействие. По временам Лена думала, что шрамы были ничто по сравнению с интимными разговорами, которые она вела со своим насильником. Он манипулировал Леной, как хотел, и она не могла более управлять собственными мыслями. Он насиловал не только ее тело, но и ее мозг.

Даже сейчас его воспоминания постоянно мешались с ее прошлым, и она была не уверена, случилось ли то или другое событие с ней или с ним. Единственный человек – Сибил – могла разрешить ее недоумение.

Одна она могла вернуть Лену к жизни, к детству. Но Бог отобрал и ее.

– Ли? – Хэнк снова вторгся в ее мысли.

Он протянул ей пачку жевательной резинки. Она отрицательно покачала головой. Видела, как, держа одной рукой руль, другой он разворачивал «джуси фрут». Рукава его рубашки были завернуты, и она видела следы на мучнисто-белых предплечьях. Эти ужасные шрамы напомнили ей о Дженни Уивер. Вчера Джеффри все спрашивал: зачем человек намеренно наносит себе увечья, но Лена понимала, что боль может успокаивать. Примерно через шесть недель после выписки из больницы Лена случайно прищемила пальцы в двери автомобиля. Пронизывающая горячая боль разлилась по руке, и на долю секунды Лена поймала себя на том, что ей это нравится. Она снова почувствовала это. ...