Все права на текст принадлежат автору: Джон Маддокс Робертс, Джон Мэддокс Робертс.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Конан в цитадели мракаДжон Маддокс Робертс
Джон Мэддокс Робертс

Конан в цитадели мрака

Кендрику Мадогу Мигатту, его родителям Кеннету и Марлен и брату Захарии с любовью от деда

Глава первая

Ощущения были знакомы: адская головная боль, невыносимая жажда, мучительный зуд от колющей спину гнилой соломы, всепроникающий смрад. По крайней мере, как бы ни были неприятны все эти ощущения, способность их испытывать означала, что он жив. Не впервой было киммерийцу очнуться в темнице. Впрочем, есть такие темницы, где оказаться живым — это не преимущество.

Напрягая мышцы лица, он пытался поднять опухшие веки и, когда удалось разлепить глаза, испытал некоторое облегчение. Он знал, что в этой провинции есть судья, любимым наказанием которого было приказать зашить опущенные веки преступника. Мутный взор узника различал каменные стены, каменный потолок и косые лучи утреннего солнца, проникающие из-под самого потолка, сквозь мелко зарешеченное крошечное окошко. Он страстно пожелал припасть к этому оконцу и вдохнуть толику свежего воздуха.

Это желание заставило его попытаться сесть, медленно и осторожно. Когда он наконец с трудом оторвал от пола приклеившийся засохшей кровью затылок, клок соломы остался висеть на его черной гриве. Он услышал звон металла, сопровождающий движения, и опустил глаза на свои израненные ладони и мускулистые руки. На его мощные запястья фехтовальщика были наложены оковы; грязное, бурое железо скреплено новенькими, блестящими заклепками. Подобные кандалы опутывали и ноги. Мимолетное касание подсказало ему, что еще одно кольцо охватило его жилистую шею. От всех колец цепи протянулись к крюкам, глубоко вделанным в камень пола и стен.

Нет сомнения, что на кого-то он произвел впечатление человека опасного. Смысл в этом имелся, ибо он, Конан из Киммерии, был самым опасным человеком из всех, известных ему самому. Он ухитрился встать, но обнаружил, что нет ни единого шанса дотянуться до окошка: он мог ступить не более шага в любом направлении. Когда он размял затекшие члены и кровь свободно разлилась по жилам, он окончательно пришел в себя и постарался вспомнить, как очутился в подобной ситуации.

Из глубины сознания всплыло женское лицо. Минна? Нет, Мината. Для него уже стало привычкой ночами пробираться в город ради нее. Он прискакал с южных холмов, закутанный в плащ пустынника. По всему этому королевству за его голову была назначена награда. Он уже несколько месяцев назад собирался убраться отсюда и поскакать на юг, в Иранистан, но остался из-за женщины. Даже сейчас, оказавшегося в критическом положении, измученного болью, его попрежнему возбуждали воспоминания о ее огромных глазах, волосах цвета воронова крыла, сочном, гибком теле.

За малую мзду стражники пропустили его через пешеходные ворота, как было принято в этой земле, когда путник желал войти в город после захода солнца. Он держал путь сквозь запутанный лабиринт трущоб Квартала Чужеземцев, потом взобрался по расшатанной лестнице и слегка постучал в дверь Минаты-заморийки. Она была жрицей пользующегося дурной славой храма Иштар. Но его не заботило, как она коротает дни, пока оставляет для него ночи.

Дверь отворилась, и перед ним в сумраке горящих свечей предстала женщина, прекрасная, как всегда; тело ее было едва прикрыто накидкой из вендийского газа. Но губы ее не шевельнулись в приветствии. Когда она отступила в комнату, он увидел, как ее глаза расширились, полные ужаса.

— Конан, я…

И здесь обрывались его воспоминания о той ночи. Кто бы ни ударил его сзади, у него была крепкая рука и совершенное знание своего ремесла, ибо Конан моментально лишился сознания.

Итак, Мината продала его. Ему следует рассчитаться с ней, если он когда-нибудь вырвется из этих цепей и этих стен. Он проклинал себя за глупость. Он прекрасно знал, что не следует доверять женщине, особеннотам, где речь идет о награде. И все же, зная это, он часто так поступал, потом обычно раскаиваясь.

— Тюремщик! — крикнул он — лишь хрип вырвался из пересохшей глотки.

Он загремел цепями, проверив заодно их крепость; его мускулы вздулись отточенным рельефом, силясь разорвать ограничивающие кольца. Те были старые и ржавые, но прочные. Самому их не сбросить.

В узком проходе послышалось шарканье, и человек подошел к зарешеченной двери.

— Что тебе нужно, варвар?

Это была жирная, неуклюжая туша с поседевшими волосами и ртом, полным коричневых зубов.

— Воды, — проревел Конан.

— Зачем?

— Затем, что я хочу пить, дурачина!

— А мне-то что? Ты скоро подохнешь, так что на тебя только воду тратить.

— Он повернулся и поплелся прочь, бряцая ключами, массивным кольцом прикрепленными к поясу.

Мыслям Конана не хватало логики, но он был в бешенстве, и ярость его удваивалась оттого, что он абсолютно ничего не мог сделать, даже сдвинуться с места. Тут внимание его привлек голос, прозвучавший поблизости:

— Успокойся, парень. Скоро этот негодяй принесет тебе и еду, и питье. Пока что ты не умрешь. Вице-король сбережет тебя для особого случая.

Голос доносился из-за стены справа от Конана. Скосив глаза, он едва смог различить лицо, взирающее на него через небольшое квадратное отверстие в стене.

— Кто ты? — промычал Конан.

— Осман-шангариец, нахожусь здесь вследствие позорной судебной ошибки. — Кривая ухмылка придавала словам иронический оттенок.

Неожиданно для себя Конан ухмыльнулся в ответ:

— Поспорю, что ты даже больше меня заслуживаешь этого места.

— Судья думал так же, — вздохнул Осман. — И все потому, что драгоценности его жены каким-то образом оказались в моей суме, когда меня схватили.

— А почему тебя схватили? — осведомился Конан, желая как-то развлечься.

— Несколько типов обвинили меня в том, будто я использовал шулерскую кость в дружеской игре! — Его расширенные глаза были сама оскорбленная невинность. — В качестве компенсации я предложил им мой кинжал, но они оказались столь неуклюжи, что умудрились наткнуться на лезвие и пораниться. Несчастный случай как результат чистого недоразумения.

— А как же ты объяснил наличие драгоценностей?

— Что может быть проще? Ясное дело, злой колдун пожелал навредить мне и подсунул их посредством своей черной магии.

— И лучше ты ничего не мог придумать? — спросил киммериец. — Ты заслуживаешь повешения хотя бы за столь жалкую ложь.

— Я пожалел судей, — сказал Осман. — Они снова и снова выслушивают одни и те же оправдания. Доставив этому некоторое развлечение, я надеялся как-то умерить его ярость, тем более учитывая подозрения, будто я получил доступ к имуществу его женушки неким способом, бросающим тень на ее добродетели.

— Хватит об этом, — перебил Конан, в последнем рывке пытаясь порвать цепи. — Что это ты там говорил — дескать, меня сберегут для особого случая?

— А, это! Знай, что Торгут-хан, вице-король, готовит великое празднество, дабы отметить освящение нового храма Аримана. Наряду с обычными забавами и пиршеством состоится массовая казнь заключенных, дабы освободить тюрьмы и вступить в новый год чистыми как стеклышко. Уже несколько месяцев он накапливает висельников и выписал лучшего палача из Аграпура. Тебе же уготована главная роль.

— Понятно. И когда же состоится это выдающееся событие?

— Через две недели. Как видишь, тюремщик просто обязан вскоре напоить тебя. Он не посмеет причинить вред коронному номеру Торгут-хана.


Покои были неровно освещены свечами в канделябрах, украшенных змеями и гирляндами цветов, искусно выделанными из бронзы. Два человека сидели здесь, разделенные небольшим столиком. Посреди стола находился кувшин с вином, а перед сидящими стояли чаши чеканного серебра.

— Мне не нравится этот план, — произнес тот, что выглядел старшим. Это был осанистый, тяжеловесный мужчина, разодетый в тончайшие шелка. — Он чересчур сложный. И слишком многое оставляет случаю.

— Он ничего не оставляет случаю, — возразил другой. На нем была кираса гравированной стали, а голова увенчана остроконечным шлемом. Кольчужная сетка, искуснейше сработанная из серебряной стали, обрамляла жестокое, хищное лицо. Черные усы свисали по обе стороны рта, являвшего собой лишь тугую прямую полоску. — Я знаю людей и знаю золото, и мне известно, на что готовы первые, дабы добыть второе. Оставь мне мою работу, и мы захватим очень многих.

— Неизбежны волнения, — задумчиво пробормотал Торгут-хан, — и кровопролитие.

— Дрянной крови, — фыркнул его собеседник.

— Случись непредвиденное, это омрачит мое празднество. Я желаю невероятного, исключительного великолепия, дабы событие это запомнилось навсегда.

— Так и будет, — нетерпеливо воскликнул затянутый в броню воин. Чтобы успокоиться, он хлебнул вина. Рука его ласкала рукоять длинной кривой сабли. Зазубренный, пожелтевший от времени эфес указывал на то, что долгие годы оружие не лежало без дела. — Подумай об этом, — продолжил он. — Лишь мимолетное волнение, не более чем забавная пауза в церемониях, и ты сможешь всех их уложить на плаху, что как раз сооружена перед новым храмом, и предать смерти столь искусно, как способен этот палач, коего ты заполучил такой дорогой ценой.

Заблестели глаза Торгут-хана:

— Это было бы подходящим венцом торжествам.

— Вот видишь! И едва ли нужно убеждать тебя, как будет доволен его величество столь ловкой расправой с разбоем и бандитизмом.

Торгут-хан кивал сперва задумчиво, затем все более решительно. Ладонью он сильно хлопнул по столу:

— Быть по сему. Даю тебе право исполнить задуманное.

Мужчина поднялся из-за стола и отсалютовал, подняв сжатый кулак к забранной сталью груди:

— Незамедлительно, превосходнейший.

— И еще, Загобал… — произнес вице-король, когда его приспешник уже направлялся к выходу.

Мужчина обернулся, рука застыла на ручке двери:

— Превосходнейший?

— Не провали дело, иначе поплатишься собственной головой. — Угрюмый взгляд вице-короля был сонным, но угрожающим, будто у жирного, ленивого дракона, все еще полного сил и ядовитого дыхания.

Загобал склонил голову:

— Да, превосходнейший.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. И лишь тогда позволил проступить на лице чувствам. Стража, мимо которой он проходил, уставилась перед собой неподвижными взглядами, стремясь избежать внимания своего командира. Опасный даже в самом лучшем расположении духа, в нынешнем настроении он мог быть беспощаден. Винный перегар изо рта, пятнышко ржавчины на острие копья, даже в самый неподходящий момент шнуровка на башмаке могли послужить для него достаточным поводом, дабы обнажить этот страшный клинок с костяной рукоятью и снести голову несчастного с плеч столь быстро, что, прежде чем успеешь понять, как рука легла на эфес, командир уже вытирает обагренное кровью лезвие.

Загобал был разъярен тем, что человек, которому он так верно и успешно служил, обошелся с ним настолько пренебрежительно. И так всегда. Как бы то ни было, вице-король останется королевским родичем и влиятельным вельможей, занявшим свой могущественный и доходный пост благодаря родственным связям. Загобал же, великолепный солдат, напротив, никогда не поднимется выше капитана провинциального гарнизона. И все потому, что он всего лишь второй сын ничтожного землевладельца и заслужил свой чин сноровкой, отвагой и тяжелой солдатской жизнью.

«Хватит, клянусь Сетом! Хватит! — думал он, шагая к своему жилищу. — Хватит служить этому жирному надушенному царедворцу, что золотом и лестью купил свое положение!»

Завидев приближающегося капитана, два человека, сидевшие на лавке у входа в его жилище, встали и поклонились.

— Идите за мной, — бросил он тоном, не допускающим возражений.

Он вошел в квартиру, и они последовали за ним. Здесь он снял шлем и осторожно водрузил его на болванку, стоявшую поверх сундука с оружием. Черные волосы плотно окаймляли череп. Он повернулся, дабы бросить свирепый взгляд на своих спутников. Те имели самое неприметное обличье, были одеты как обычные горожане, но владели необходимым ему мастерством.

— Вот что надлежит делать, — сказал он.


На третий день заключения киммерийцу показалось, что его охватывает безумие. В темнице были и другие узники, но он мог видеть и слышать лишь сидевшего в соседней камере Османа. Что ж, в конце концов, этот парень оказался забавным собеседником с неисчерпаемым запасом историй и похабных сплетен, в основном касающихся сановников Турана. А также их жен, о которых он, похоже, знает куда больше, чем следовало человеку, дорожащему своей шеей.

— Хватит, — сказал Конан после особенно мерзкой истории, повествующей о том, как прежний вице-король наказал свою неверную жену. — Нам нужно придумать, как смыться отсюда, иначе придется украсить собой освящение храма, а это мне как-то не по нутру.

— Ты твердишь об этом вот уже три дня, — заметил Осман, — а твои цепи держат тебя все так же прочно.

— Я все надеялся, что такой светильник разума, как ты, выдаст какую-нибудь идею.

— Как насчет твоей шайки разбойников? — спросил Осман. — Не могли бы они прийти и освободить нас?

— Эти! — Конан издал отрывистый смешок. — Единственное, что удержит их здесь, это возможность полюбоваться, как меня прикончат на плахе.

— А я-то думал, бродячие разбойники — банда братьев, — сказал Осман с насмешливой укоризной.

— Ага, в точности как городские карманники и наемные убийцы, — парировал Конан. — Они ценили меня за силу и мастерство в налетах. Как только ты пропадаешь из виду, поверь, подобный народ не станет долго лить слезы.

— Какая жалость, — произнес Осман.

Конан сел на пол и постарался выискать хоть какую-нибудь хитрость, позволившую бы сбежать отсюда. Но всякая идея разбивалась о его полную беспомощность. Оковы слишком крепкие, чтобы разорвать их, а цепи слишком коротки, чтобы позволить ему даже приблизиться к стенам, окну или двери темницы. Сторож никогда не подойдет на расстояние, позволяющее схватить его. Он надежно защищен от простой неосторожности.

От этих дум его отвлекли голоса, доносящиеся снаружи. Он знал, что расположенное на уровне земли окошко камеры выходит на небольшую мощеную площадь. С утра через отверстие проникало солнце, но к середине дня окно попадало в тень, и рядом стояли люди, спасающиеся от полуденного зноя. Конан мог различить очертания пары ног, обутых в солдатские башмаки.

— Никакого вина! — слышался мужской голос. — Что же это за праздник, если мы даже выпить не можем?

— Не раньше чем на третий день, когда сокровища будут в безопасности, клянусь Сетом! — произнес другой голос. — Только тогда нам, солдатам, позволено будет ослабить бдительность и разойтись. Ослушание — верная смерть.

— Если Загобал грозит смертью, клянусь Азурой, за ним уж не заржавеет! Но что это за сокровища? Я ничего такого не слышал.

— Придержи голос, — отвечал второй. — Вчера я стоял на часах у сокровищницы и слышал, как об этом беседовали тамошние служители. Сборы и пошлины со всей провинции, говорили они, надлежит сложить в подземелье нового храма. В другое время все внимание сосредоточили бы на дорогах, но среди всех этих повозок, направляющихся на празднество, те, что с казной, никто не отличит. И пока самая последняя монета не попадет в подземелье и Торгут-хан не наложит туда королевскую печать, нам не светит ни капли вина!

Вскоре солдаты ушли и оставили Конана наедине с его думами.

— Эй, слышал это, киммериец? — прошипел Осман.

— Слышал, да много ли мне сейчас от этого толку?

В голосе Османа послышалось вкрадчивое лукавство:

— Подобный куш способен соблазнить твою шайку, не так ли?

— Конечно. И что с того? Они ничего не смогут сделать против целого гарнизона, который, несомненно, сейчас настороже.

— Но ты ведь искусный налетчик, — проговорил Осман так же вкрадчиво. — Наверняка ты сможешь найти способ похитить казну.

— Пустая болтовня, — сказал Конан. — Моя шайка на холмах. Я же — здесь, и, видимо, останусь тут до самого празднества, и у меня есть чем забить голову помимо сокровищ.

— Допустим, я смогу вытащить тебя отсюда? — спросил Осман.

— У тебя есть план? — прошипел Конан.

— Возможно, возможно. Разумеется, от тебя потребуются определенные гарантии.

— Гарантии? — повторил разъяренный Конан. — Поближе к делу, приятель!

— Для меня то, что я говорю, имеет вполне определенный смысл. Я хочу получить часть сокровищ.

— Не переоцениваешь ли ты свои возможности? — осведомился киммериец. — Ты такой же узник.

— Не надолго. Если я помогу тебе сбежать, пойдешь ли ты за казной и отвалишь ли мне двойную долю?

Конан решил поддакнуть приятелю:

— Ага. Двойная доля твоя, если ты сможешь вытащить меня отсюда. А теперь, как ты намереваешься сделать это?

— Есть способ. Я, в отличие от тебя, не закован. Для меня не составит большого труда одолеть болвана тюремщика и завладеть ключами. Но чтобы выбраться отсюда, придется подняться по лестнице прямо в караульное помещение. И эта перспектива вызывает у меня некоторое замешательство.

— И как же ты думаешь справиться?

— Ты непревзойденный боец. Если я освобожу тебя, сможешь ты пробить нам дорогу через караулку?

— Смогу. Остается маленькая проблема с этим вот, — сказал киммериец, позвякивая цепями.

— Это главное препятствие. Наверху, перед караульным помещением, стоит наковальня, используемая, чтобы налагать оковы на подобных тебе опаснейших узников. Если мне удастся спустить ее сюда вместе с молотком и зубилом, сможешь ли ты размозжить свою железную бижутерию?

— Клянусь Кромом! — вскричал Конан, ощутив легкий ветерок надежды. — Если у тебя получится спустить сюда ту наковальню, молот и зубило, я отделаюсь от этого железа быстрее, чем успеет раздеться заморийская шлюха! — Затем добавил, уже недоверчиво: — Хоть я и не могу разглядеть тебя как следует, однако ты не кажешься силачом. Успеешь ли ты спустить наковальню, пока кто-нибудь не хватится тюремщика?

— Что ж, — криво усмехнулся Осман, — мы выясним это, не так ли?

Той ночью Осман принялся стонать. Примерно через час тюремщик спустился проведать своих подопечных.

— Что с тобой? — заорал он, шаркая по сырому полу.

— Тысяча демонов ворвалась в мое брюхо! — закричал Осман. — Ты принес мне отравленную жратву! Тащи сюда лекаря, иначе я сдохну и тебе, негодяй, придется занять мое место на плахе! — И он зашелся в очередном протяжном стоне.

— Не так ужасно, чтобы поднимать такой вой, — проворчал тюремщик.

Он подошел к темнице Конана и поднял свой факел. Конан, уверившись, что его оковы видны от двери, прикинулся спящим. Убедившись, что от киммерийца угрозы ждать не приходится, тюремщик вернулся к камере Османа. Послышалось бряцанье ключа в замке, шарканье, негромкое ворчанье, затем звук удара, резкий вскрик и еще один удар.

— Я свободен, Конан! — сказал Осман.

— Нет еще. Ты по-прежнему здесь, внизу, вместе со мной. Тащи мне это железо, и я освобожу тебя.

Осман подошел к двери, перебирая связку ключей, пока не отыскал нужный. Дверь распахнулась.

— Теперь я схожу за наковальней, — сказал он.

— Меньше болтовни и больше дела, — посоветовал Конан. — Поторапливайся!

Мошенник кинулся прочь, и Конан услышал топот ног, перескакивающих через ступеньки. Донесся скрип и скрежет, затем тяжелый вздох. Казалось, будут вечно длиться эти вздохи и этот скрежет, сопровождаемые звяканьем тяжелого металла о камень. Киммериец весь изошелся нетерпением, пока мошенник, шатающийся под тяжестью наковальни, снова не появился в дверном проеме. Он едва не рухнул у ног Конана. Мощные руки Конана приняли тяжелый груз.

— Быстро, приятель, молоток и зубило!

— Думаешь, — с трудом перевел дух Осман, — эта наковальня — такой пустячковый груз, что остальное я мог захватить свободной рукой?

Конан рывком поставил его на ноги:

— Беги, пока я не свернул тебе шею!

Со стоном и хрипом Осман заковылял, пошатываясь. Через пару минут он вернулся: в одной руке кузнечный молот с короткой рукоятью, в другой — зазубренное зубило.

— Надеюсь, ты знаешь, как ими пользоваться?

— Мой отец был кузнецом, — отозвался Конан, выхватывая у мошенника инструменты. — С молотом я познакомился раньше, чем с мечом.

Встав на колено, он поставил одну ногу на наковальню и направил зубило к соединению цепи с ножным кольцом. Одним мощным молниеносным ударом он разрубил закаленное железо. Звук пролетел по узилищу, подобно раскатистому звону огромного колокола.

— Там, наверху, услышат, — истерично прошипел Осман. — Быстрей!

— Что, похоже, я попросту трачу время? — осведомился Конан.

Он повторил процедуру с кольцом на второй лодыжке. Согнувшись насколько возможно, он рассек цепь, что вела к шее; несколько звеньев осталось висеть на кольце. Затем он положил левое запястье на наковальню и приставил зубило.

— Держи зубило, — приказал он.

Осман осторожно взял инструмент:

— Ты ведь не промахнешься и не двинешь мне по…

Конан не обеспокоился разуверениями, а лишь нанес сокрушительный удар по верхушке зубила и перерубил цепь. С проклятиями Осман выронил зубило и затряс поврежденной кистью. Теперь Конан перехватил зубило левой рукой.

— Давай! — приказал он.

Осман нерешительно подобрал зубило.

— Способен ли ты бить левой? Уверен, ты можешь промахнуться. — Тут он услышал доносящиеся сверху шум и голоса. — Да поможет мне Митра, — выдохнул Осман, направляя зубило и крепко зажмуриваясь.

Дикий взмах молота — и последняя цепь отлетела в сторону.

Конан выпрямился и рассмеялся:

— Свободен!

— Свободен? — возмущенно повторил Осман. — Мы в темнице, и стража приближается!

Одной рукой Конан взял молот, а другой — зубило.

— Тогда нам лучше собираться! Он ринулся в дверь своей камеры. Осман сразу за ним.

Поднимаясь по лестнице, они встретили пару спешащих вниз изумленных стражников. Первый занес меч над головой Конана, но киммериец отбил лезвие зубилом и в следующее мгновение размозжил противнику голову — молот сокрушил прочный металлический шлем, будто тот был из пергамента. Конан подхватил готового рухнуть стражника и швырнул его под ноги второму. Стражник расставил ноги, дабы сохранить равновесие, и тут киммериец протаранил зубилом его грудину — стержень пронзил сердце, и тупая кромка зарылась глубоко в позвоночнике.

Конан подхватил меч поверженного врага, затем перескочил через оба тела и ринулся дальше, в караульную комнату. Там трое оставшихся стражников кинулись к своим доспехам и выхватили оружие. Один поднял было крик, но меч киммерийца устремился к его глотке и прервал вопль на полуслове. Другой попытался выбежать из караулки, но Конан швырнул массивный молот, размозживший затылок стражника, будто яичную скорлупу.

Последний стражник, прикрываясь щитом, замахнулся секирой. Первый удар Конана разнес щит и руку, его державшую. Второй расколол череп. И в комнате сразу воцарилась тишина.

— Пять человек! — с благоговением воскликнул Осман. — Пять человек уничтожено в один миг!

— От тебя чертовски мало проку, — сказал Конан, отбирая себе лучшее оружие из того, что имелось в комнате. Ничего из одежды и шлемов не подошло гиганту, а потому он довольствовался своей набедренной повязкой и с головы до ног обвешался оружием.

— Но ты действовал слишком хорошо! — возразил Осман. — Что еще от меня требуется?

— Прежде всего лошадь. Отправляйся, быстро отыщи нам двух скакунов и веди их сюда.

— Я один?

— Ага, один. Посмотри на меня! — Почти обнаженное гигантское тело варвара все было в синяках и царапинах, его волосы спутались, да и вся его внешность отнюдь не улучшилась от пребывания в темнице. — Я не отойду и на пять шагов от дверей, как кто-нибудь из горожан поднимет тревогу. Вряд ли кто-то примет эти железные браслеты за украшения. Иди и укради нам лошадей, да давай поторапливайся!

Маленький человек кинулся за дверь, и Конан какое-то время с тревогой ожидал звона снаряжения стражников, бегущих отомстить за убитых товарищей. Затем он услыхал приближающийся стук копыт двух скачущих галопом лошадей. Превосходно натренированный слух подсказал ему, что одна была под седоком, другая — нет. Мгновения спустя Осман уже останавливался у двери, сидя верхом на великолепном боевом скакуне и ведя на узде другого. Оба были под кавалерийскими седлами.

— Скорей взбирайся! — крикнул Осман. — Там, у трактира, остались два солдата, они очень на меня рассержены и направляются сюда.

Впрочем, в понуканиях не было необходимости. Прежде чем третье слово вылетело из глотки Османа, киммериец уже был в седле и пятками колотил по конским бокам. С гиканьем Осман устремился за ним.


Загобал указал на четверку солдат:

— Вы четверо охраняете это место. Остальные тащат хоронить тела. Я доложу Торгут-хану.

— Мы не кинемся в погоню? — удивился первый стражник.

— Нет, они слишком опередили нас, а мы слишком разбросаны из-за этих праздничных приготовлений. Несомненно, вскоре мы их увидим.

Люди принялись выполнять его указания, весьма озадаченные тем, что так легко приходящий в ярость капитан Загобал на этот раз отнесся к происшествию столь философски. Впрочем, все ограничилось недоуменными пожатиями плеч: они были солдаты и выполняли приказы, не задавая лишних вопросов.

Что же до Загобала, то он направился докладывать Торгут-хану о том, что коронный номер вице-короля скрылся, предварительно устроив стражникам кровавую баню. Твердая полоска его рта изогнулась в почти удовлетворенной улыбке, будто все происходило в соответствии с замыслом.

— Посмотрите на этого, командир, — сказал стражник. Еще одно тело выволокли из темницы, и все в изумлении уставились на него.

— Во имя Митры! — воскликнул другой стражник. — Неужели зубило торчит у него из груди? Вколочено в самую кость. Сетом клянусь! — Он поставил ногу у трупа, ухватился за выступающий стержень и с силой потянул на себя. Но не освободил орудие. — Сет его побери! — восхищенно пробормотал стражник.

— Железяка застряла в позвоночнике! Что за рука смогла нанести такой удар?

— Конана, дурачина, — произнес первый собеседник. — Разбойничий главарь, люди говорят, силы невероятной.

Загобал осмотрел тело и убедился, что все именно так.

— Пять стражников наповал? — осведомился он.

— Ага, и еще тюремщик, — подтвердил первый стражник. — У этого сломана шея.

Глава вторая

— Теперь недалеко, — сказал Конан.

— Надеюсь, ты прав, — пробормотал Осман, поморщившись от боли в заднице. Беззаботная жизнь городского вора никак не подготовила его к тяжелому существованию в седле.

Их окружала сухая, бесплодная равнина, не слишком отличающаяся от пустыни, что расстилалась южнее. Разве что взамен песчаных барханов здесь преобладали громадные валуны, растительность же ограничивалась низкорослым кустарником. Тропы, блуждающие меж валунов и утесов, образовывали подобие лабиринта, и нигде не открывалась перспектива дальше чем за несколько десятков шагов. Это было идеальное прибежище для разбойников.

Беглым взглядом Конан окинул нависающий скалистый утес.

— Негодяи совсем без меня распустились, — сказал он. — На верхушке вон той скалы должен был быть часовой. Человек может лежать там на пузе, как ящерица, и мимо него мышь не проскочит.

Еще несколько минут они скакали, вступив в ущелье, образованное нависающими утесами, так что чистое голубое небо над головами казалось узкой лентой. Внезапно тропа оборвалась, и всадники очутились в небольшом каньоне, в центре которого бил ключ. Ручей бежал в пруд, а куда уходила вода оттуда, видно не было. В воздухе явственно ощущался запах дыма. Пара десятков мужчин, сидевших вокруг костра, вскочила на ноги при виде незваных гостей.

Компания была самая разношерстная: туранцы, иранистанцы, представители полудюжины степных племен, что обитали в пустынях к югу от Кофа и Турана. Это было сборище негодяев, повсюду объявленных вне закона: мрачные, покрытые шрамами, многие заклеймены палачом. Не один из них поплатился за воровство укороченной рукой. Они неуверенно поглядывали на вновь прибывших, все, кроме двоих, что по-прежнему сидели на корточках у огня. Эти двое взирали с неприкрытой злобой и неприязнью.

— Эй, негодяи! — воскликнул киммериец. — Скверный прием вы оказываете своему старому товарищу, вырвавшемуся из лап смерти! — Он спешился и с важным видом прошествовал к огню. — Знаю, знаю. Вы так очумели от радости, что не знаете, как выразить ее словами. — Он оглядел их всех, но каждый отводил глаза, стараясь не встречаться с этим львиным взором.

Ноздри Конана расширились, он с шумом втянул в себя воздух:

— Клянусь Сетом, чую, готовится обед! Как долго у меня не было нормальной человеческой еды!

Он подошел к огню, и прочие отпрянули, дабы освободить ему место. Над углями жарилась парочка упитанных молодых газелей, вокруг струился божественный аромат. Два омерзительных типа взирали на Конана поверх подрумянившихся туш. Конан ухмыльнулся им, вытащил кинжал и отрезал щедрый ломоть дымящегося мяса.

— Аргун, как приятно снова увидеть твою кислую рожу. И рядом, как обычно, твой прихлебатель Касим. — Сильными белыми зубами киммериец оторвал кусок мяса, прожевал и проглотил. — Я уж почти начинаю думать, что вы не рады видеть меня живым.

Один из мужчин встал. Его раздвоенная бородка концами топорщилась вперед и была окрашена яркокрасным.

— Дела не те, что были, Конан. Тебя сцапали, как последнего дурака, такой не может оставаться нашим атаманом. — Он махнул в сторону человека, который, не сводя глаз с Конана, медленно вставал рядом со своим товарищем. — Аргун теперь наш главарь. Он стоит двоих таких, как ты, северный дикарь!

— Именно, — произнес второй, большая и сильная скотина, облаченная в испачканную кровью кожу; его лицо все было испещрено шрамами. — Если ты собираешься остаться с нами, то будешь обычным членом шайки. Теперь я главный. — Он свирепо выпятил челюсть, рука его лежала на рукояти короткого кривого меча.

— Так ли это? — произнес Конан убийственно спокойным тоном. — Я наслаждался гостеприимством вице-короля, не больше. Это ничего не меняет.

— Если ты так думаешь, — проговорил Аргун, — ты — покойник.

Он принялся вытаскивать меч, но раньше, чем лезвие покинуло ножны, киммериец молниеносно, как тигр, перепрыгнул через костер и вонзил кинжал в пах негодяя. Неумолимо закручивая искривленное острие, он вспарывал живот, пока лезвие не уткнулось в позвоночник. Лишь единожды вскрикнув, Аргун, теряя внутренности, повалился прямо в костер.

Касим, ошеломленный столь внезапной и дикой яростью, пустился бежать, но не успел сделать и нескольких шагов, как киммериец прыгнул на него, мощными руками обвил шею противника и рванул в противоположные стороны. Последовал треск — и неожиданно раздвоенная красная бородка Касима уже топорщилась над его спиной. Глаза его выпучились с застывшим в них недоумением, и последний взгляд в мир смертных явил ему лицо Конана, ухмыляющееся над его собственным. Конан поднял упавшее тело и швырнул его в воду. Затем он подошел к обгоревшему трупу Аргуна и выдернул кинжал из развороченного позвоночника, вытер лезвие о грязные кожаные одежды, запачкав их еще больше. Он снова отрезал себе кусок мяса и принялся за еду.

— Все удовлетворены? — прорычал он, набив себе полный рот нежной плотью газели.

— Как хорошо снова видеть тебя! — закричал одноглазый туранец по имени Убо.

— Воистину! Мы все надеялись, что ты вернешься к нам, Конан, — произнес другой, а остальные принялись соглашаться, что именно так оно и было. Один из обитателей пустынь залез в пруд и выволок тело несчастного Касима.

— Позор на твою голову, Конан, — проворчал он. — Великое святотатство — осквернить проточную воду. — И он стал выжимать полы своего коричнево-черного полосатого халата.

— Ручаюсь, что эта падаль не сделала воду слаще, Ауда, — сказал Конан. — Но они взбесили меня, и я потерял самообладание. Ребята, это мой друг Осман. Его заслуга, что я вылез из темницы, а потому он теперь с нами.

Разбойники радушно приветствовали Османа, но разглядывали его оценивающе. Он подошел к Конану:

— После того как однажды я видел тебя в деле, я понимал, что произойдет. Но меня удивило, как они посмели бросить тебе вызов, зная, что ты за человек.

— Хм! — презрительно фыркнул Конан, обгладывая ребрышко. Он огляделся и, понизив голос, сказал: — Эти псы? У них разум животных. Приходится ежедневно объяснять им, кто есть кто. Довольно скоро они забудут тех двоих, и опять кто-нибудь возомнит себя главным. И тогда все повторится сначала. Как видишь, только так можно поступать с ними, быстро и решительно, прежде чем неповиновение выплеснется из берегов.

— Понимаю, — кивнул Осман. Он отрезают кусок газели и вцепился в него, наслаждаясь щедрым дымным ароматом. — Что теперь?

— Мы составим план, — сказал Конан, — а ты будешь нам помогать.

— Разумеется, — заверил его Осман. — Я желаю лишь помогать тебе, что уже и делаю. Я буду твоей правой рукой. — И он подобострастно ухмыльнулся. Киммериец взглянул на него поверх почти обглоданной бедренной кости.

— У меня уже есть правая рука, — напомнил он Осману.


Загобал остался доволен своими приготовлениями. Его люди натасканы превосходно, а те, кого он послал с поручением, скоро должны были вернуться. Он прошел в новый храм Аримана через ворота для процессий, вырезанные в виде головы гигантского демона с разинутой пастью, являвшей собой вход. Железные шипы тяжелой подъемной решетки были сработаны в виде ряда клыков верхней челюсти демона.

Только законченный внутренний облик дворца уже производил гнетущее впечатление. Свет проникал лишь через небольшие круглые окошки, расположенные прямо под потолком. Лучи, струящиеся сквозь багровые стекла, падали вниз кровавыми пеленами. От входа к алтарю вели два ряда колонн, подпирающих крышу. Колоннам была придана форма обнаженных, закованных в цепи женщин, подавленных тяжестью, навалившейся им на плечи; прекрасные, страдальческие лица были искажены болью.

Загобал следовал меж ними, пока не достиг алтаря. Тот был исполнен в виде огромного клубка извивающихся змей, высеченных с удивительным мастерством в стиле куда как более раннем, нежели женщины-колонны. Действительно, выделка была столь древней, что не нашлось бы в городе человека настолько ученого, чтобы он знал происхождение этого шедевра. И сколь бы ни был закален Загобал, вид зловещего алтаря заставил содрогнуться сурового воина.

На протяжении веков место нового храма было завалено грудой камней. И хотя она загромождала городскую площадь, никто не старался очистить и застроить это пространство. В городе существовала смутная, древняя легенда, будто всякий, кто попытается сделать это, жестоко поплатится за свою самонадеянность.

Но два года назад, одновременно с воцарением Торгут-хана в качестве вице-короля, в городе появился странный жрец. Имя его было Трагтан, и однажды он предстал при вице-королевском дворе, требуя аудиенции. Трагтан представился братом древнего Ордена Аримана, прибывшим, дабы восстановить заброшенный храм Ордена.

Торгут-хан сперва остался равнодушным к этому предложению, но Трагтан заверил, что братство готово принять на себя все расходы. Торгут-хан заявил, что в таком случае у него нет возражений, но следует уделить внимание некоторым практическим и юридическим вопросам, решение коих вполне можно облегчить, если жрец внесет вклад в дело обновления местной сокровищницы, которую новый вице-король приказал перестроить.

Загобалу было известно, что при очередной личной встрече Трагтан предложил Торгут-хану устроить сокровищницу в глубокой крипте под новым храмом — ведь храм явится несокрушимой твердыней для любого, кто пожелает завладеть казной. Торгут-хан сразу же понял все выгоды этого предложения. Теперь он мог прикарманить королевские деньги, выделенные на строительство сокровищницы, вместе с тем, что уже выманил на такое же мнимое проектирование. Загобал видел письма, в которых Торгут-хан убеждал короля, будто эти деньги пожертвованы на строительство храма, который сам по себе обеспечит полную безопасность сокровищам короны, с тратами куда меньшими, чем предполагалось.

Размышляя обо всем этом, Загобал изучал вызывающий отвращение алтарь. Его обнаружили, убрав вековой хлам. Увидев алтарь, рабочие в ужасе покинули страшное место и наотрез отказывались вернуться, несмотря на все угрозы со стороны жреца и вице-короля. В конце концов, для того чтобы завершить работы по расчистке алтаря, пришлось использовать узников, а затем обернуть его плотной материей, чтобы рабочие не могли даже мельком увидеть его, следуя по своим делам.

Как и обещал Трагтан, под полом разрушенного храма оказалась большая крипта, не подверженная влиянию времени. Новый храм рос с невиданной скоростью, ибо жрец, казалось, обладал неисчерпаемыми средствами, нанимая лучших ремесленников и художников, несмотря на то что некоторые из них с отвращением взирали на планы и рисунки, которыми снабжал их Трагтан. Не один и не двое, выпив лишку в одной из многочисленных городских таверн, признавались, что пергамент с этими планами был выделан из человеческой кожи. Однако щедрые воздаяния Трагтана всегда успокаивали чувствительность мастеров.

Загобал медленно обходил омерзительный алтарь. Невероятно, но казалось, там сходятся лучи, падающие из всех окошек. Как же может свет, проникающий сквозь отверстия, расположенные в разных стенах, ложиться подобным образом? Или жрец поместил на крыше зеркала, преломляющие лучи? Загобал предпочитал верить в подобное, простое и земное, объяснение. Одна из змеиных голов в огромном клубке пылала в этом багровом свете особенно зловеще, будто была сделана из иного вещества. В отличие от других, в чертах ее слилось и змеиное, и человеческое. Загобал протянул руку, чтобы коснуться ее.

— Не тронь алтарь Аримана!

Загобал взвился и наполовину обнажил клинок. Затем в сердцах вернул его в ножны. Он гордился своим тонким слухом, но жрец появился за ним без единого звука.

— Я лишь восхищаюсь твоим алтарем, жрец, — не слишком любезно сказал он.

— Прости мою резкость. Это одна из самых древних и священных реликвий нашего культа. И лишь рука посвященного может касаться ее.

Жрец был высок, его фигура терялась в складках ржаво-красной мантии, глубокий капюшон скрывал черты скелетообразного лица, обнаруживая лишь глаза, мерцающие таинственным блеском.

— Я хочу еще раз взглянуть на крипту, — сказал Загобал. — День близится.

— Очень хорошо. Если ты последуешь за мной…

Направляясь к короткой лестнице, что спускалась с возвышения, на котором зловеще расположился алтарь, жрец извлек ключ из складок своего одеяния. Лестница вела к двойным тяжелым бронзовым дверям, богато украшенным сценами мифологии Аримана, бога Тьмы, и его бесконечной борьбы с богом Света Ормаздом. Пока Трагтан отпирал и широко распахивал двери, Загобал взял свечу, горевшую тут же, в настенном канделябре.

Сразу за дверями начиналась другая лестница, высеченная в цельном камне, как и весь немыслимой древности проход. Грубые следы инструментов мастеров прошлых столетий и сейчас были видны на потолке и стенах. Загобалу было известно, что это чрезвычайно твердый камень, знал он и то, что зеленоватые пятна на шероховатой поверхности означали, что инструменты были сделаны из мягкой меди. Строители должны были располагать нечеловеческим запасом времени, ибо для того, чтобы вырубить этот проход и лежащую ниже крипту, несомненно, потребовались века. Здесь и люди с железными орудиями потратили бы десятилетия.

Долгий спуск заканчивался обширным, гулким помещением, вырубленным в том же камне. Зал был столь велик, что мрак поглощал сияние единственной свечки. Загобал прошел к стене и принялся мерить ее шагами, поворачивая направо каждый раз, когда одна стена упиралась в другую. Здесь стены были обработаны тщательней, чем в коридоре, и покрыты резным лабиринтом геометрических узоров, от которого у воина зарябило в глазах, и он отвернулся, почувствовав тошноту.

Загобал осознал, что он так и не вернулся к исходной точке, хотя и повернул направо даже более четырех раз. Этого не может быть. Он решил, что, вероятно, его сбили с толку запутанные узоры на стенах и он просто не заметил место, откуда начал свой путь. Хотя проще было вовсе не думать об этом, как и о странном свете в храме. Каково бы ни было объяснение, крипта казалась достаточно большой.

— Что ж, все в порядке, — произнес он. — Проход и лестница кажутся единственным выходом отсюда.

— Единственным, что способен использовать простой смертный, — туманно уточнил Трагтан.

— Пока это удержит казну внутри, а людей снаружи, — резко оборвал Загобал. — Пойдем-ка отсюда. Этот мрак угнетает меня.

Пока они взбирались по лестнице, Загобал избегал глядеть на грубо обработанные стены. Все вокруг было окутано древним проклятием, даже вновь построенное сооружение.

— Ожидаются ли… какие-то беспорядки на грядущем празднестве? — спросил жрец.

— Что ты имеешь в виду? — сказал Загобал.

— Только то, что мое братство предложило использовать крипту Аримана в качестве сокровищницы вице-короля. Если ее предназначат для какой-то нечестивой цели… — Он сделал многозначительную паузу. — …может произойти несчастье.

— Как же возможно такому случиться? — раздраженно спросил Загобал. — Разве твой бог не суть зла и тьмы? Разве он не процветает на кознях человеческих и не ликует от кровопролитий?

— Действительно, так и есть. Но его жрецы удовольствия от неожиданностей не получают.

— Если тебе так претят неожиданности, Трагтан, следовало найти бога поласковее. Счастливого дня, жрец.

Они вышли из крипты, и Загобал размашистым шагом направился меж кариатид к полосе белого света, льющегося через дверной проем.

— Увидимся на празднестве, — угрюмо бросил Трагтан.

Выйдя из храма, Загобал почувствовал сильное облегчение и проклял тот день, когда Торгут-хан дал согласие восстановить это чудовище. Хотя это может послужить и его собственным замыслам. Яркий солнечный свет омывал площадь, счищая с нее все это древнее безжалостное зло, что исходило от храма. Загобал полной грудью вдохнул свежий воздух и беглым взглядом окинул бурлящую толпу. К обычному скоплению уличных разносчиков и путешественников добавились временные лавки торговцев, привлеченных грядущим празднеством, а также фигляры, развлекающие зевак, шулеры и шлюхи, пристающие ко всем подряд. В этом захолустном уголке Турана смешалась дюжина языков выходцев из Гиркании, Вендии, Иранистана, а также безымянных княжеств и королевств ближайших пустынь. Этот шахпурский город стоял на пути множества караванов, огибающих с юга Вилайет, спускающихся с перевалов большой южной гряды, пересекающих пустыню со стороны Кофа, Пунта и Зембабве.

Тут Загобал углядел некую разновидность зла, которую он предпочитал, ибо она никак не касалась богов, жрецов и магии, — зло, исходящее от людей. Через арку Счастливого Случая, стоявшую на месте пересечения самарской дороги и площади, двигалась колонна всадников. Они не производили никакого беспорядка, их кони шли спокойным, прогулочным шагом, но все вокруг уступали им дорогу. Загобал понял, что это именно те, которых он ожидал. Пригладив свои длинные усы пальцем, украшенным золотым кольцом, он стал спускаться по ступеням храма навстречу всадникам.

Загобал являлся одной из самых известных личностей города, и притом — внушающей страх всем остальным. Хотя он шел без охраны, люди расступались перед ним, будто рыбацкие челноки перед военным кораблем. Всадник, скачущий во главе колонны, заметил его и поднял руку, приказывая спутникам остановиться. Загобал разглядел за вожаком порядка двух десятков верховых, компания смотрелась внушительно.

Начальник стражи остановился у первой лошади и целую минуту не произносил ни звука. Всадник выглядел огромным животным с потрепанным голубоглазым лицом. Из-под железного шлема на широченные плечи спадали сероватые, светлые космы. На нем не было ни туники, ни рубахи, а лишь безрукавка, открывающая мощный, пугающий торс. Его предплечья были затянуты кожаными ремнями, обшитыми железом. Кисти рук были защищены железными пластинами с шипами, однако сами пальцы были оголены. На широком поясе толстой кожи, украшенном бронзовыми гвоздями, висели большой нож в меховых ножнах и кривой широкий меч.

— Ты ли будешь Загобал? — произнес мужчина.

— Я ли, — подтвердил Загобал, продолжая снизу разглядывать вожака.

— Я — Беритус-аквилонец. Ты посылал за мной. — Его голос был подобен раскатам грома и почти безо всякого выражения.

— Именно так. Твои люди могут разместить лошадей в гвардейских конюшнях. Один из моих стражников проведет их. Затем опять приведет их сюда. Что же до тебя, мы отправимся ко мне.

Беритус спешился и вручил узду кофиту, что был даже больше его самого. Лицо кофита заросло черной бородой, оставляющей на виду лишь крошечные глазки, густые волосы свисали почти до самых бровей. Он что-то проворчал остальным, и все они расслабились в ожидании.

Загобал проследовал в свою штаб-квартиру, расположенную в воинском крыле вице-королевского дворца. Он отдал распоряжение стражнику отвести людей Беритуса в конюшни и найти им жилье в королевских казармах, другого солдата он послал за едой для себя и своего гостя. Оба немедленно и беспрекословно кинулись исполнять приказы.

Войдя в дом, Загобал стянул свой железный шлем и уселся за стол, жестом указав Беритусу стул напротив себя. Аквилонец занял свое место, и Загобал наполнил вином кубки чеканного серебра. Пока гость пил, Загобал быстрым оценивающим взглядом изучал мужчину. Тот выглядел завзятым рубакой. Обычно это занятие не привлекало людей смышленых, но этот заслужил репутацию в делах определенного рода. Его сапоги, отделанные мехом, и накидка оленьей кожи приторочены к широкому поясу, и ничто не скрывало многочисленных шрамов, которыми гость явно гордился.

— Военный губернатор Султанапура написал мне, что ты сослужил ему добрую службу, — начал Загобал.

— Именно так. — Беритус откинулся на спинку стула и засунул за ремень большие пальцы. — На холмах к северу оттуда появилась банда свихнувшихся мятежников. Нам понадобилось три месяца, чтобы засечь все их укрытия и выяснить, какие крестьяне прячут и помогают им. Обнаружив бунтовщиков, мы позаботились о том, чтобы согнать их с холмов в низины. Сначала мы пустили красного петуха всем крестьянам, что помогали им, затем разорили укрытия и запасы провианта. Когда они собрались, чтобы разбить нас, мы завлекли их вниз, туда, где их могли переловить люди губернатора. Большинство мятежников губернатор вздернул.

— Похоже, ты знаешь толк в своем ремесле, — одобрительно заметил Загобал.

— Я знаю толк во многих ремеслах. Я был гладиатором, но король запретил все бои. Я предпринял рейд за рабами в Аргос и Шем. Затем я направил свою шайку на поиски беглых рабов. Это оказалось выгодней, так как хозяева платили куда больше за возвращение обученных рабов, нежели за свежепойманных варваров.

Сейчас мы служим местным губернаторам и судьям, выслеживая тех бандитов и мятежников, что не по зубам регулярным войскам.

— Это именно то, что мне нужно. А вот и наша закуска. — Загобал сохранял молчание, пока оба они расправлялись с едой. Когда аквилонец обглодал последнюю кость, воин продолжил: — Последнее время мне докучает банда разбойников. Они уже давно наводняют окрестные холмы, главным образом грабя караваны, но некоторое время назад они стали нападать на города, опустошая кубышки богатых торговцев, покушаясь даже на королевские деньги и ценности. Не случайные налеты, обращаю внимание, а умелые, хорошо спланированные нападения.

— Новое руководство? — спросил Беритус.

— В самую точку. Доводилось тебе слышать о человеке, именуемом Конан из Киммерии?

Звероподобная рожа Беритуса выразила изумление:

— Да уж, имя известное. Молва гремит по городам и весям, но я никак не ожидал услышать о нем здесь, так далеко на востоке. Какая нелегкая занесла его в эти края?

— Кто знает, что управляет стопами подобного типа? Как бы то ни было, он прибыл сюда и начал портить мне кровь. Однажды мне удалось заманить его в капкан, и я бы вздернул его немедля, но мой хозяин, вице-король Торгут-хан, пожелал сделать казнь гвоздем своего грядущего празднества, а потому скотину заперли в темнице. Он сбежал, по пути уничтожив пятерых моих людей.

Беритус присвистнул:

— Да уж, вы на свой страх и риск заточили его в тюрьму. Я знавал многих таких, их следует убивать при первой возможности.

— Я сам знаю это прекрасно. Как бы то ни было, я желаю захватить всех их разом. Мои люди отвечают самым высоким требованиям, и, если бы речь шла об обыкновенных разбойниках, мне не потребовалась бы помощь. Но этот киммериец — совсем другое дело. Именно из-за него я позвал вас. Если все пойдет по плану, ты сможешь разделаться с работой в считанные минуты. Дело опасное, но недолгое, без месяцев преследований по холмам.

— Судя по моему опыту, события часто разворачиваются вопреки планам, — сказал Беритус.

— В таком случае, — зловеще промолвил Загобал, — дело станет долгим и трудным, и, возможно, ты проклянешь тот день и час, когда принял это предложение.

В маленьком дворике близ жилья Загобала люди Беритуса выстроились на смотр. Тем не менее выглядели они совершенно не похожими на нормальных солдат, собравшихся для подобной цели. Они были грубы и разноязыки, различных рас и не было у них ничего общего, кроме звериной жестокости и беспощадности. Линию замыкал массивный кофит, к нему прежде всего подвел Загобала Беритус.

— Это Урдос из Кофа. Он мой заместитель. Мало говорит, но дела его достаточно красноречивы.

Звероподобное существо отсалютовало тяжеленным топором, который выглядел в его огромной лапе легким, как ивовый прутик.

Следующий головорез обладал подобной черной бородой и шевелюрой, но ростом был пониже, хотя почти такой же в плечах. Он держал в руке толстый изогнутый лук.

— Барка, шемит, — представил его Беритус. — Отличный лучник.

Рядом с Баркой стоял худой темно-коричневый человек с мелкими чертами лица, его волосы были скрыты засаленной чалмой. Единственным его видимым оружием было тонкое копье. ...




Все права на текст принадлежат автору: Джон Маддокс Робертс, Джон Мэддокс Робертс.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Конан в цитадели мракаДжон Маддокс Робертс
Джон Мэддокс Робертс