Линда Ховард Добыча

Перевод: makeevich, Renka, Булатова, seemannsrose, Elly, Peony Rose, Паутинка

Редактор: Москвичка, codeburger, Bad Girl, makeevich, Nadin-Z, Anastar, Talita

Несколько слов от переводчика

Слабонервных и беременных просим не читать, потому что в этой книге присутствуют сцены, от которых становится не по себе и кровь стынет в жилах. Это настоящий триллер с напряжением, кровавым хищником и почти классическим злодеем.

Любовная же линия достаточно спокойная — это роман о взрослых людях с устоявшимися привычками и взглядами, людях, которые продумывают каждый свой шаг. Обстоятельства настроили Энджи против Дэйра, но когда волею судьбы он спас ей жизнь, у мужчины появился шанс все изменить и переубедить упрямицу.

Глава 1

Он победил.

Она проиграла.

Она терпеть не могла, просто ненавидела проигрывать. Ничто в жизни, наверное, не бесило её сильнее, чем проигрыш. Сама мысль о поражении заставляла стискивать зубы, вынуждала дважды подумать о том, что она собирается сделать, а именно: выкинуть белый флаг. Ну, хорошо, не совсем выкинуть белый флаг, но уж точно до минимума урезать расходы, и действовать следовало немедленно. Упрямство — один из её главных недостатков, это давно известно. Поэтому прежде, чем характер её подведёт, Энджи Пауэлл быстренько начиркала свою подпись на контракте с единственным в районе агентом по недвижимости Харланом Форбсом, потом откинулась назад в кресле и попыталась дышать ровно.

Всё, дело сделано. Её дом официально выставлен на продажу. Живот скрутило так, словно она бросилась со скалы и кубарем понеслась вниз. Пути назад нет. Хотя, может, и есть: Харлан знает её всю жизнь и, пожалуй, порвёт контракт на мелкие кусочки — только попроси. Более того, договор не бессрочный. Если за указанное время покупатель не найдётся, можно не продлевать соглашение, а… что? Есть другие варианты? В том-то и дело, что нет. Пан или пропал, плыть или тонуть, выжить или умереть, или любое другое выражение, означающее «припёрли к стенке». Но чёрт её побери, если она сдастся. Развернуть дело в другом месте вовсе не то же самое, что признать поражение.

— Я тотчас же размещу объявление в сети, — сказал Харлан и повернулся, чтобы положить подписанный документ рядом с на удивление современной тонкой электронной штуковиной «компьютер-и-монитор-два-в-одном», являющей собой разительный контраст по сравнению с обшарпанным захламлённым двухкомнатным офисом на втором этаже, над хозяйственным магазином. — Нынче большинство договоров заключается благодаря интернету. — Агент бросил на Энджи быстрый взгляд, и лицо его омрачилось. — Однако не стоит надеяться, что покупатель найдётся сразу. В среднем объекты висят в продаже месяцев по шесть, что не так уж долго, учитывая экономический кризис.

— Спасибо, — поблагодарила она Харлана, приходившегося лучшим другом её отцу. Скорее всего, он заинтересован в продаже не меньше неё. Спад в экономике ударил по всем и каждому. Шесть месяцев. Боже, продержится ли она шесть месяцев? Ответ прост: придётся. Она сделает всё, что нужно сделать.

Энджи поднялась:

— Поверьте, я и не надеюсь на немедленный результат.

Но всё-таки надеялась, просто не могла иначе. Надеялась, что дом будет продан сию же минуту, пока она не впала в отчаяние, терзаясь сомнениями, стоит ли его продавать. И одновременно ужасалась перспективе переезда. И эти противоречивые чувства боролись внутри неё так ожесточённо, что хотелось завопить, но от воплей легче не станет.

Она накинула пальто и, подхватив хозяйственную сумку, надела шляпу. Без тёплой одежды сейчас не обойтись: ноябрь выдался холодным и промозглым, и в долине уже несколько раз выпадал лёгкий снег. Окружавшие долину горные вершины побелели, а дувший с них ветер приносил аромат зимы: смесь запахов хвои и свежего снега. Приближался тёплый фронт, и со дня на день сугробы подтают, но каждый, будь то человек или зверь, уже чувствовал, что потепление не задержится и вскоре на долгие месяцы сменится стужей.

Нужно спланировать, как пережить здесь эту последнюю зиму. Надежды на то, что дом купят сразу же, не мешали Энджи быть реалисткой. Журавль в небе никогда её не прельщал, особенно когда в руках трепыхалась старая добрая синица. Однако сейчас ни синиц, ни журавлей поблизости не наблюдалось. Значит, нужно как-то перебиваться и успевать платить по счетам, чтобы банк не взыскал залог, пока дом не продадут и она не съедет.

Харлан бросил взгляд на улицу, на привычный гористый пейзаж, и лёгкая грусть набежала на его лицо.

— Я тоже подумываю уехать.

— Что?

Неожиданное признание вырвало Энджи из раздумий о собственных проблемах, она остолбенело уставилась на риэлтора. Он жил здесь всегда, казался частью этих мест и был оплотом в жизни Энджи с тех самых пор, как они с отцом перебрались сюда. Да, пару раз она уезжала — сначала в колледж, а потом в Биллингс, — но Харлан, такой же надёжный, как восход солнца на востоке, всегда пребывал здесь. Невозможно представить себе долину без него.

— Но почему?

Его взгляд сделался отстранённым, будто Харлан ушёл в себя.

— Потому что чем старше я становлюсь, тем ближе я к тем, кто уже ушёл, и тем сложнее поддерживать отношения с немногими, кто остался, — тихо произнёс он. — Бывает, целыми днями только и могу думать, что о мертвецах. Частенько ловлю себя на том, что болтаю с Глори.

Глорией звали его покойную жену, но Энджи никогда не слышала, чтобы Харлан называл её иначе, чем Глори.

— А твой отец… До сих пор с ним разговариваю, будто он стоит прямо тут, передо мной. Есть и много других, слишком много, — вздохнул он. — Кто знает, сколько мне отпущено, а я всё время один, почти всё время. Надо бы перебраться поближе к Ноа и внукам, побыть с ними, пока есть возможность.

— Ты так рассуждаешь, будто уже стоишь одной ногой в могиле. Ты совсем не старый! — она была слишком ошарашена, чтобы подбирать выражения поделикатнее, но Энджи никогда не отличалась дипломатичностью. Окончив разговор, зачастую задумывалась, какие слова следовало сказать, но в разгар беседы выпаливала то, что приходило на ум. К тому же, Харлан действительно совсем не старый — ему, верно, где-то за шестьдесят, примерно столько же, сколько и отцу.

Но отца-то уже нет в живых. И неожиданно Энджи, кажется, поняла, что имел в виду Харлан. Он слышал зов с того света. Иногда она тоже улавливала сумрачное эхо в окружавшем безмолвии, которое внезапно заполнялось тенями прошлого. Может, сама природа обеспечила такой переход от жизни к смерти или к новому рождению. Харлан, наверное, чувствовал, что доживает последнюю четверть своего века, и стремился провести остаток дней c максимальной пользой рядом с дорогими ему людьми.

— Нет, я уже достаточно старый, — возразил он и снова перевёл взгляд на подёрнутые дымкой горные вершины. — Промедлю сейчас, и может оказаться слишком поздно.

Вот в этом-то и суть. Она собирается сделать то же самое, хотя и по другой причине. И тоже боится, что может оказаться слишком поздно.

— Да, — мягко сказала Энджи. — Я понимаю.

Вдруг Харлан обнял её одной рукой, притиснул так, что заныли ребра, и, не успела она ахнуть, тотчас же отпустил.

— Я буду скучать по тебе, Энджи, но мы не потеряем друг друга из виду. Обещаю.

— И я обещаю, — неловко пробормотала она.

Трогательность момента опять выбила из душевного равновесия, но, отступив на лестницу, она смогла выдавить улыбку. Некоторые инстинктивно с ходу подбирают верные слова, совершают правильные поступки, но Энджи к таковым не относилась. В лучшем случае она могла только… только то, что могла. С надеждой, что не слишком оплошает.

Как только дверь закрылась, улыбка на лице Энджи погасла, уступив место унынию. Ей не хотелось уезжать. Она выросла в этом доме, любила это место, хотя, видит Бог, здесь не было ничего хоть отдалённо похожего на ночную жизнь, если не считать пения лягушек. Ну и что? Ей нравилось жить в Биллингсе, но и здесь она прижилась. Пройдёт время, и, куда бы она ни направилась, новое место тоже сделается её домом. Она останется самой собой, где бы ни жила. Энджи решительно отбросила печаль. Пора перестать жалеть себя, иначе легко станешь тем, кого она терпеть не могла: нытиком.

Энджи шустро спустилась по лестнице и решительно зашагала по разбитой автостоянке к синему семилетнему форду-пикапу, с усилием держа голову прямо. Ещё не всё потеряно — пока не всё, но эту битву она определённо проиграла, и горечь поражения комом стояла в горле. Самое поганое, Дэйр Кэллахан скорее всего даже не подозревает — а если бы и знал, то наверняка не обеспокоился бы, — что она борется за собственное выживание, а именно этим она и занималась с тех пор, как он в третий раз вогнал гвоздь в крышку её гроба и присыпал сверху песочком.

Боже, как она его ненавидела. Точнее нет, не совсем — Энджи его не переваривала. Подумать только, когда Дэйр позвал её на свидание два года назад, она чуть было не поддалась искушению, чуть было не согласилась. В её животе даже запорхали бабочки, но это было до того, как стало понятно, чем он занимается. Теперь-то её не проведёшь. Ей было неприятно всё, что связано с этим типом: и его внешность, и его грузовик, и даже его долбанное имя. Дэйр. Ну и что это за имечко такое? Типа считает себя этаким суперклёвым городским сорвиголовой, мистером Дерзай, способным одним прыжком перескочить через малюток яппи, но слишком крутым, чтобы напрягаться?

Если по-честному — а быть справедливой вовсе не хотелось, — то за дурацкое имечко нужно винить, прежде всего, его родителей, но это вовсе не означает, что сам Дэйр — невинная овечка, потому как мог бы и сменить имя на Джима или Чарли, что-нибудь в этом духе. Но, конечно, на веб-сайте «Дэйр Кэллахан, проводник по дикой природе» смотрелось куда завлекательней, чем простецкий «Чарли Кэллахан», наверное, посетители подсознательно чувствовали, будто нанимают самого Индиану Джонса.

По сравнению с упомянутым сайтом, ее её собственные «Путешествия с проводником Пауэлл» выглядели настолько уныло, что, следовало признать, по такой рекламке она бы и сама себя не наняла. Нелицеприятный факт, но его никак не обойти. Денег, чтобы нанять веб-дизайнера, нет и не предвиделось, поэтому в свободное время Энджи пыталась разобраться в этом деле сама, но с болью понимала: что посеешь, то и пожнёшь. Сайт был сконструирован так, что позволял редактировать страницы, но вдохновение её подводило. Что бы такое придумать, чтобы смотрелось интереснее, чем «Дэйр Кэллахан, проводник по дикой природе»? Может, сменить своё имя на Эйс, чтобы получилось Эйс Пауэлл — как художник, рисовавший Дикий Запад?

Мысль поразила её, и Энджи остановилась, задумавшись, удастся ли ей придумать что-то настолько удачное, что поможет продержаться на плаву хотя бы ещё немного. Доходы в последние два года неуклонно падали. Частично можно было свалить вину на дохлую экономику, но ничего не поделаешь с тем фактом, что она женщина. И пускай некоторые женщины успешно охотились на крупную дичь, а фотографов-натуралистов женского пола вообще пруд пруди, всё равно считалось, что с мужчиной-проводником по-любому безопаснее, чем с проводником-женщиной.

Если грянет беда, мужчина сильнее, предположительно выносливее и прочая, и прочая, и прочая. Всё ясно как день. Энджи хотела бы пенять на это, но не могла, хотя и знала, что хороша в своём деле. Её рост был метр семьдесят — чуть выше среднестатического, — а стройное тело и длинные ноги скрадывали её реальную силу. Но даже с учётом последней глупо состязаться с большинством здешних мужчин, а уж особенно с такой нахальной горой мускулов, как Дэйр Кэллахан. Ладно, если переделать сайт и, к примеру, скрыть имя за инициалами, чтобы сразу не догадались, что она женщина… Да, наверное, второй раз к ней уже не обратятся, но дело и без того труба, так что и любой клиент сгодится.

А может, стоит сделать упор на фотопутешествия и пешие походы, что-нибудь в духе слияния с природой, а не на организацию охот, которая до сих пор считалась прерогативой мужчин, как будто набор мужских причиндалов — обязательное требование для грамотного проводника. По её опыту отсутствие таковых было как раз огромным жирным плюсом. Никакого тестостерона — главного виновника проблем с самолюбием и конкуренцией, не нужно париться, куда девать добро — налево или направо, и уж точно не придётся валиться на пол и страдать, если кто-нибудь саданёт промеж ног.

Итак, прикинем, что важно для успешных самопродаж: опыт длиною в жизнь, отсутствие причиндалов. Энджи почти представляла, как эта надпись жирными красными буквами сияет на её веб-сайте. Пару секунд она понаслаждалась воображаемой картинкой, но затем вновь вернулась к идее перепозиционировать себя в качестве проводника по фотопутешествиям и семейным походам.

Вот только делать это надо было ещё весной, на пике охотничьего сезона. Зима уже не за горами, а с её приходом до будущего года наступит затишье. Нет, придётся признать свершившийся факт: её конкретно припёрли к стенке. Уязвляло то, что ситуацию нельзя переиграть — во всяком случае, не здесь и не сейчас. Единственный шанс снова встать на ноги — переехать куда-нибудь ещё, где не придётся соревноваться с придурочной суперзвездой. Но как же мерзко проигрывать! Где угодно, при любых обстоятельствах. А она не просто проиграла, но и подвела отца и его веру в неё. Почему бы ещё он оставил дочери всю собственность и бизнес, если не верил в её силы?

«Да больше-то и некому было оставлять», — буркнула Энджи под нос, и тут же, вопреки всему, у неё вырвался смешок. Не то чтобы отец не любил её, любил, конечно. Но любовь не имела никакого отношения к решению завещать дочери всё имущество: Энджи — его единственный ребёнок, а кроме неё у старика никого не было. Подозревай он хоть что-то о проблемах с сердцем прежде, чем в буквальном смысле упал замертво, то, наверное, продал бы дом и занялся каким-нибудь несложным и не таким физически выматывающим трудом. Но всё-таки Энджи радовалась, что если уж отцу суждено было умереть так рано, по крайней мере, он умер, занимаясь любимым делом. Когда скакал верхом вдоль горной цепи, а, не прозябая в магазине или офисе.

* * *

Энджи в то время жила и работала в Биллингсе: обычная, ничем не примечательная должность больничного администратора, но на съёмное жилье хватало, и всё, в общем-то, устраивало. Вот только она никогда особенно не стремилась заниматься чем-то определённым. В то время она просто хотела заработать себе на жизнь. Поэтому, когда умер отец, логичным шагом было возвратиться домой и взять в руки унаследованный бизнес проводника и организатора охот. В конце концов, раньше она частенько помогала отцу, поэтому вовсе не была новичком в сопровождении любителей путешествий. Она — приличный следопыт и неплохой стрелок. С другой стороны, Энджи не видела причин не попробовать, к тому же на тот момент она вроде как созрела для перемен. Так почему бы нет?

А потом вдруг случилось то, чего она сама не ожидала: ей понравилось. Понравилось находиться на природе в горах, понравилось быть безраздельной хозяйкой собственной судьбы. Было что-то особенное в том, чтобы выбраться из палатки ранним утром и ощутить, как захватывает дух от первозданной красоты окружающего. Как она прожила все эти годы, не понимая, что именно в этом её призвание? Наверное, понадобилось на время уехать, чтобы осознать, насколько подходит ей походная жизнь. Не сказать, чтобы её не устраивала жизнь в городе — ничего подобного. Ей нравилось разнообразие впечатлений и многолюдье, она обзавелась друзьями и даже посещала курсы по кулинарии и подумывала о том, чтобы заняться обслуживанием выездных обедов. Но она полюбила работать проводником, и теперь наслаждалась здешней жизнью куда сильнее, чем в детстве.

Энджи искренне жалела, что в прошлом приняла ряд неверных решений. Например, сохранила лошадей, продав внедорожники, а не наоборот. Соображать задним умом легко, да только поздновато. Кто мог предвидеть, что экономика вдруг рухнет ниже плинтуса, а от дискреционных расходов на что-то сверх жизненно необходимого останется лишь тень? Кто мог предвидеть, что вернётся Дэйр Кэллахан и перетянет на себя большую часть её бизнеса? Чего бы ему не оставаться в этой своей армии и не держаться подальше от её заповедного кусочка Монтаны?

Вот если бы…

Нет. Никаких если бы. Забудь, что тебе тридцать два, а при виде несносного Дэйра в животе порхают бабочки. Энджи не доверяла бабочкам, не позволяла гормонам и переживаниям взять верх. Одного раза вполне достаточно. Однажды она уже выставила себя полнейшей дурой, и до сих пор при воспоминании о том рекордно непродолжительном замужестве ей хотелось провалиться сквозь землю. Настойчивое желание покинуть Биллингс — место действия разыгравшейся катастрофы — немало поспособствовало энтузиазму взять унаследованное отцовское дело в свои руки.

Конечно, будь она в то время благополучно и счастливо замужем, наверняка продала бы бизнес и осталась в городе, просто потому, что жаль ломать устоявшуюся жизнь. Однако когда дела на личном фронте потерпели фиаско, Энджи настолько замкнулась в себе, что подруги в раздражении почти махнули на неё рукой. Вернувшись и снова обретя почву под ногами, она подлатала старые связи — женщинам нужно общаться друг с другом, — но к тому времени ей настолько полюбился новый уклад жизни, что в душный офис она вернулась бы только под страхом смертной казни.

Раздумывая о том, что надо бы отправить пару электронных писем — просто чтобы не пропадать из виду, — она открыла грузовичок и уже было начала забираться внутрь, но вдруг вспомнила, что собиралась прикупить гвоздей и скоб на починку изгороди. Сейчас подходящая возможность затовариться, ведь хозяйственный магазин совсем рядом. К тому же, не помешает перехватить и местные сплетни, чьим источником служила Эвелин Френч — болтливая половина хозяина магазина, которая владела заведением вместе с мужем. Их сын, Патрик, был единственным одногодкой Энджи в их небольшой общине, и все школьные годы Френчи и её отец возили их в школу в ближайший город в сорока километрах отсюда. Сейчас Патрик жил в Спокане, работал в полиции, давно женился и обзавёлся парочкой собственных спиногрызов. Эвелин безумно любила внуков, двухлетнего и четырёхлетнего мальчуганов, и всегда находила время поделиться парочкой свежих историй об их находчивости и проделках. Казалось, бабуля получает удовольствие от озорных выходок младшего поколения, будто считая, что сын получает по заслугам. Припоминая кое-какие подробности собственного детства, Энджи не могла с ней не согласиться.

Захлопнув открытую дверцу, Энджи поплелась по стоянке. Она смотрела под ноги, обходя глубокую рытвину, а когда подняла голову, то увидела его. Важную шишку, дьявола во плоти, Дэйра Кэллахана собственной персоной, который широкими шагами направлялся прямо к ней от стоянки по другую сторону от магазина, где, словно сияющий зловещий стальной монстр, блестел его большой чёрный внедорожник.

Видеть торжествующего соперника — это уже перебор. Сердце Энджи ёкнуло и ушло в пятки. Она среагировала машинально. Не раздумывая, не пытаясь собраться с духом, не заморачиваясь тем, как это выглядит со стороны, Энджи развернулась и заспешила обратно к машине, бормоча что-то себе под нос. Пожалуй, лучше купить гвозди и скобы по возвращении из похода, всё равно у неё раньше руки не дойдут до изгороди. Да, бегство было трусливым, но сейчас она не в состоянии вежливо улыбаться, кивать и притворяться, будто её мир не полетел в тартарары и этот тип тут ни при чём. Чёрт, угораздило же столкнуться с ним именно тогда, когда она выставила дом на продажу! Сделала именно то, к чему он её подталкивал. Да уж, иногда совпадения действительно хреновые.

— Эй!

Грубый окрик с примесью злости прокатился по пространству между ними. Энджи не обернулась. Вряд ли несравненный Дэйр обращается к ней: в конце концов, ей уже больше двух лет удавалось, насколько возможно, обходить его стороной, а когда совсем припекало, ограничиваться коротким «Привет». Поэтому Энджи мельком оглянулась по сторонам, любопытствуя, кому он кричит, ведь поблизости она никого не приметила.

И тут её как обухом ударило: а тут больше никого и нет. Только она.

Глава 2

Усыпавший дорогу мелкий гравий хрустел под его сапогами, когда Дэйр большими шагами приближался к Энджи. Его шляпа, надвинутая так низко, что затеняла бóльшую часть лица, была тоже чёрной, как и внедорожник. Чёрные шляпы для плохих парней, верно? По части Дэйра у Энджи сомнений не было, потому что в её жизни он однозначно оказался плохим парнем. И сейчас на всех парах, будто локомотив, надвигался на неё.

Энджи схватилась было за дверцу, но поборов импульсивное желание бежать, остановилась. Она его не боится. Энджи чувствовала себя неловко в обществе мужчин, но всё потому, что не доверяла собственным, уже подводившим её, суждениям. Да и сколько можно трусить, не теряя остатков самоуважения?

Хватит, пора остановиться. Прыгнуть в машину и умчаться прочь по-прежнему казалось наилучшей идеей — особенно если удастся по дороге переехать конкурента, — но, ладно, пускай выскажет всё, что неймётся. Может, она и проиграла этот бой, да к чёрту, пускай даже продула всю грёбанную войну, но сейчас — один единственный раз — она встретится с победителем лицом к лицу, и после ей никогда больше не придётся с ним разговаривать, а уж тем более любезничать. Расправив плечи и вздёрнув подбородок, Энджи сняла руку с дверцы и отступила от машины. Внутри всё дрожало, но внешне она никак этого не выказала. Вся её поза напоминала изготовившегося к бою стрелка, лицом к лицу встречающего своего врага посреди улицы.

Дэйр вклинился в её пространство, остановившись, лишь когда поля его шляпы врезались в головной убор Энджи, и буравил её взглядом — она разглядела даже белые полоски в радужках его тёмно-синих глаз. Энджи судорожно вздохнула и мгновенно пожалела об этом, потому что даже воздух, казалось, наполнился запахами Дэйра — запахами выделанной кожи, кофе и джинсовой ткани, теплом его большого тела. От примитивного чувства опасности в затылке закололо и по спине пробежала дрожь. Все инстинкты вопили: нужно отшатнуться, отпрянуть за пределы физического контакта, вернуть ощущение целостности собственного я, которую нарушала близость этого мужчины, но бежать сейчас означало бы отступить, а она сегодня и без того слишком много отступала, её гордость и так немало вытерпела из-за Дэйра.

Энджи стиснула зубы, выпрямила спину и приросла к месту.

— Что тебе нужно? — бросила она, и, слава богу, хотя бы голос ей пока не изменил.

— Я хочу знать, какого дьявола с тобой творится, — прорычал Дэйр. Звуки, вырывавшиеся из его горла, были такими грубыми, почти царапающими, и Энджи прилагала усилия, чтобы не вздрогнуть.

Слова прозвучали даже более гортанно, чем ей запомнилось. Не удержавшись, она бросила взгляд на бледный шрам, слабой диагональю пересекавший его могучую шею. У него что, садится голос? Или Дэйр разговаривает, будто стекла объелся, только потому, что зол? Она надеялась, что он зол. Надеялась, что случайно совершила что-то, из-за чего он настолько рассердился, что с трудом мог говорить. Если удастся выяснить, что именно, она изменит своим привычкам и проделает это снова.

— Ничего со мной не творится, — процедила Энджи, сцепив зубы так сильно, что заныла челюсть. Снова глянула на шрам на шее и вдруг обнаружила, что пялится на другие отметины на его лице: дугообразный шрам на правом виске, ещё один возле рта, похожий на ямочку, если не знать, что это след от шрапнели, и напоминающий стрелку рубец на носу. Ни один из шрамов не портил внешность, они явно не беспокоили Дэйра, да и её не должны волновать, но от их вида у Энджи почему-то защемило в груди и подкатила необъяснимая грусть.

Она стряхнула наваждение — нечего ему сострадать. Да, Дэйра ранило шрапнелью в Ираке, но он остался жив, не изуродован и не изувечен, и теоретически она даже испытывала к нему уважение — как к защитнику родины, отбрасывая все остальные чувства.

Энджи хотелось, чтобы у Дэйра воняло изо рта, а не приятно пахло кофе… Хотелось, чтобы в нём нашлась хоть какая-нибудь физически отталкивающая черта. А то она, как дурочка, в минуты слабости ловила себя на тоскливой мысли, как бы всё сложилось, ответь она «да», когда он только-только вернулся сюда и пригласил её на свидание, вышло бы из этого что-нибудь? А потом проклёвывались сомнения, и она ломала голову, не потому ли Дэйр намеренно разрушил её бизнес, что получил от ворот поворот. Если это так, значит, он — настоящая сволочь, и из их отношений всё равно бы ничего хорошего не вышло. Но особенно выбивало из колеи то, что Энджи ничего не знала наверняка, и потому продолжала метаться между разными предположениями, которые никак невозможно проверить. Точно известно лишь то, что Энджи плохо ладит с мужчинами и что Дэйр Кэллахан развалил её бизнес. Уж в этих двух фактах она уверена на все сто.

Зажатая между близко стоявшим мужчиной и собственным автомобилем, Энджи чувствовала себя пойманной в ловушку. Чёрт побери, с неё хватит, она не собирается терпеть ни секундой дольше. Энджи шагнула вбок, подальше от машины, но её чертовски упрямая гордость не позволила ей отступить ни на шаг от противника. Дэйр слегка повернулся, чтобы снова встать к ней лицом к лицу.

— Тогда какого чёрта ты ведёшь себя так, будто у тебя шило в заднице, каждый раз, когда я рядом? — рявкнул он. — Вот только что ты развернулась и побежала, едва меня увидела. Мне это осточертело. Имеешь что-то против меня — скажи это мне в лицо.

— Я не бежала, — огрызнулась Энджи в ответ, инстинктивно подаваясь в сторону ещё на пару дюймов. — Может, я просто вспомнила, что мне нужно куда-то ещё.

Она не потрудилась придать голосу хоть капельку искренности. Даже наоборот, вопреки здравому смыслу слова прозвучали как вызов. Энджи не хотела махать красной тряпкой перед быком, не хотела превращать разговор в перепалку — желала лишь забраться в машину и уехать. Но вместо этого она упрямо стояла на месте, а с языка продолжали срываться слова, которые она не собиралась произносить:

— А может, видеть тебя и разговаривать с тобой — далеко не самое важное занятие в моем списке дел.

Дэйр снова повернулся, сохраняя позицию лицом к лицу. Казалось, оба неосознанно двигались по кругу словно борцы на ринге, выискивающие слабости противника. Энджи смутно осознавала, что со стороны они выглядят придурками, танцующими враждебное танго на автостоянке, и надеялась лишь, что их никто не видит. Здесь все про всех знают, и Энджи вовсе не прельщала перспектива отвечать на вопросы, что же происходит между нею и Дэйром Кэллаханом.

Боже, прошу тебя, не дай Харлану выглянуть в окно: он наверняка решит выйти и убедиться, что всё в порядке.

— Да стой же ты, — всё ещё рыча, произнёс Дэйр, хотя учитывая травму гортани, он рычал бы даже колыбельные.

— Зачем это? Это ты меня теснишь, а не наоборот. Хочешь, чтобы я остановилась — отойди.

Энджи сделала ударение на последнем слове, с силой ткнув мужчине в грудь кончиком пальца. Это было равносильно попытке сдвинуть гору — живую, дышащую, но всё равно гору. Интересно, с горами вообще имеет смысл разговаривать? Чтобы убедиться, что до собеседника дошло, она с нажимом повторила:

— Отойди.

Под полями шляпы его красивые голубые глаза сузились и пылали злостью. Он вскинул голову, подбородок воинственно задрался, и Дэйр, копируя её жест, ткнул правым указательным пальцем ей в грудь возле ключицы:

— Заставь меня.

Энджи захлестнула волна злости. Заставить? Боже, будь это в её силах! Она почти задохнулась от заполонившего её отчаяния и гнева. Они оба знают, что ей не сдвинуть его и на дюйм. Энджи с большим удовольствием заехала бы противнику в челюсть, но удержалась от этой глупости, понимая, что неминуемо проиграет. В лучшем случае он арестует её за нападение, но вряд ли подобное ему даже в голову придёт. Нет, Дэйр решил бы вопрос своими силами, и хотя неизвестно, какую форму приняла бы его реакция, результат ей не понравился бы однозначно. Иногда нутром чувствуешь, как человек себя поведёт, а уж такой упрямый осёл, как Дэйр Кэллахан, чтобы добиться своего, наверняка отбросит хорошие манеры.

Ей также следовало бы знать, что он упрётся рогом. Может, когда-то в детстве этот тип и был спокойным и покладистым мальчиком, но после возвращения из армии он стал в лучшем случае хмурым, а зачастую не стеснялся проявлять скверный характер. Может, сейчас у него и есть причина кипятиться, но не исключено, что он всегда такой. Как бы то ни было, придётся иметь дело с таким Дэйром, каков он перед ней сию минуту.

Долю секунды, глядя ему в глаза, Энджи взвешивала варианты, разрываясь от противоречивых эмоций, но вдруг что-то внутри неё издало крохотный вздох и сдалось. Можно, конечно, продолжить потакать собственной гордости и притворяться, будто она уезжает, потому что сама того захотела, но к чему стараться корчить хорошую мину при плохой игре? Он выиграл. Пусть упивается своей победой.

Энджи стиснула зубы, пытаясь выдавить нужные слова. Чёрт, как же тяжело. Она сделала пару вздохов, с трудом обретая самообладание, и в конце концов смогла произнести:

— Тебя это никак не касается, но я только что выставила свой дом на продажу, — она говорила намеренно тихо в надежде, что если голос дрогнет, собеседник этого не заметит. — Извини уж, если моё нежелание с тобой общаться именно сейчас ранит твои чувства, но именно сейчас у меня нет желания с тобой общаться. Дошло?

Его лицо стало бесстрастным. Дэйр бросил взгляд на офис Харлана, затем снова на неё.

— Ты распродаёшь барахло?

Энджи вновь крепко сцепила зубы. Неужели нельзя было подобрать какое-нибудь другое слово? Она сделала ещё несколько глубоких вздохов, с силой выдыхая через нос, будто разъярённый бык.

— У меня нет выбора. Мой бизнес пришёл в упадок с тех пор, как ты вернулся и стал со мной конкурировать. Остаётся либо распродавать, либо обанкротиться.

Вот, вполне откровенно. Она не попыталась защитить свою гордость, но и не обвинила Дэйра в том, что тот умышленно выкинул её из бизнеса. Может, так оно и было, а может, и нет. Он, конечно, послужил одной из причин — намеренно, нет ли, — хотя куда сильнее она винила неподъёмные кредиты. Но сейчас всё это было не важно, потому что конечный результат оставался неизменным.

Он посуровел:

— И ты винишь во всем меня.

— Не вижу, чтобы кто-то ещё поблизости предлагал услуги проводника.

Дэйр вперился в неё сузившимися глазами, рот изогнулся в мрачную линию.

— Для протокола: я не переманивал ни одного твоего клиента. Если какие-то из них раньше были твоими, они пришли ко мне, а не наоборот. И чёрт меня подери, если я буду извиняться за то, что они предпочли меня.

— Что-то не припомню, чтобы я просила тебя извиниться. Да я вообще у тебя ни черта не просила. — И не собирается. Ни капельки. — Ты спрашивал, в чём дело, я ответила, так что перестань совать нос в мои дела и оставь меня в покое.

Она не выдержала и сделала шаг назад из их круга враждебности и вновь потянулась к дверце машины.

Дэйр вдруг метнулся и схватил её за плечо, удерживая на месте:

— Погоди.

Энджи застыла — сердце бросилось вскачь, словно сбежавшая лошадь, — и опустила взгляд на загорелую, сильную руку, браслетом обхватившую её плечо. Сухопарую, огрубевшую, с длинными пальцами и двухдюймовой белой отметиной на тыльной стороне кисти. Прикосновение Дэйра излучало тепло, опаляющее даже сквозь двойной слой ткани её рубашки и пальто.

— Сколько ты хочешь за свой бизнес?

С минуту она не могла поверить, что наглец действительно задал такой вопрос, потом побелела от ярости и вырвала руку из его хватки.

— Я не бизнес продаю, — рявкнула Энджи. — Я продаю свой дом, и сваливаю отсюда ко всем чертям, подальше от тебя!

Она рванула дверцу, закинула сумку в машину и забралась на сиденье. Руки чесались ударить Дэйра, пнуть ногой или толкнуть, но Энджи ограничилась тем, что громко хлопнула дверью и со всей силы ткнула ключом в замок зажигания. Двигатель завёлся и взревел. Будь у неё ручная коробка передач, она бы дёрнула сцепление, но пришлось довольствоваться втопленной в пол педалью газа и вылетом с проворотом с автостоянки, хотя было бы гораздо эффектнее, если бы парковка вместо асфальта была усыпана гравием, который полетел бы из-под колёс прямиком в этого типа.

Внезапно перед глазами возникли шрамы на его лице и руке, что напрочь перечеркнуло идею забросать Дэйра камнями. Это слишком напоминало шрапнель, и Энджи не могла… ну, не могла, и всё. Нужно просто оставить эту часть жизни в прошлом и идти дальше. Жизнь должна измениться к лучшему; Энджи допустила ряд просчётов, приняла несколько неверных решений, но на ошибках учатся, и дальше будет лучше. Должно быть. Обязано.

Дэйр Кэллахан стоял на пустой парковке и смотрел вслед голубому «форду», в котором Энджи уносилась прочь, будто удирая от самого Сатаны.

— Твою мать, — зло выругался он, сжимая кулаки.

Сейчас не помешала бы старая добрая трактирная драка, вот только ближайший бар находился милях в тридцати, да и в это время дня вряд ли удастся найти желающих помериться кулаками. Вторым подходящим вариантом было поколотить боксёрскую грушу — а такая действительно висела у него в сарае, — однако руки чесались выбить откуда-нибудь дерьмо немедленно, а не через час. Но везение закончилось, можно было разве что сбить костяшки в кровь, колошматя по обшарпанной кирпичной стене здания.

Она всегда на него так действовала. Десять секунд в её обществе, и он готов лезть в драку с кем угодно. Упёртая, как ослица, недружелюбная, Энджи выводила его из себя, заставляя чувствовать себя дураком. Скатертью дорожка! Он будет только рад, когда она отчалит.

Вот только хотя Энджи смотрела на него, будто на свежую коровью лепёшку, в которую случайно вляпалась, больше всего на свете Дэйр желал затрахать её до одурения. Так было с самой первой встречи. Он даже приглашал её на свидание — дважды! — и оба раза его обламывали, да уж, она более чем ясно дала понять, что он её ни капельки не интересует, да только его члену это невдомёк. Достаточно было увидеть эту подтянутую округлую попку или мотающиеся за спиной чёрные волосы, собранные в хвост, и чёртова штуковина вскакивала, едва не умоляя о ласке.

Жизнь без этой дикарки станет куда спокойнее. Дьявол, да её даже нельзя назвать красивой. Тёмные волосы, тёмные глаза и затаённая сила в угловатых чертах, с намёком на примесь индейской крови несколько поколений назад, но ничего особенного. Симпатичная — да, но и только. Кроме попки. Вот её попка — просто охрененная, отпадная, самая сногсшибательная её часть.

Может, с отъездом возбудительницы его приятель наконец-то утратит безумную надежду, что в один прекрасный день ему с ней перепадёт. А может, тогда и сам Дэйр наконец начнёт искать другую женщину — такую, которая сумеет выдержать несколько минут в его компании, на что Энджи Пауэлл явно не способна. Он не лез в бутылку, вздыхая по этой девушке; ему и раньше случалось получать отказ, порой обидный, но это никогда не становилось поводом ныть и кататься по полу в истерике. И всё-таки, по непонятной причине то, что она рядом, как-то отбивало желание заводить другие знакомства. После второго отказа он больше не приглашал Энджи на свидание, однако достаточно знал собственный настырный характер, чтобы понимать, что какая-то его часть — собственно, та самая, что находится у него в штанах, — всё ещё зациклена на этой недотроге и отказывается сдаваться.

С её отъездом список его клиентов вырастет ещё больше. Возможно, придётся даже кому-то отказать…

Идея молнией вспыхнула в голове, и Дэйр застыл на месте. Это было так очевидно и одновременно настолько необычно, что он тут же попытался отбросить эту мысль. Она не согласится ни за что на свете… или? Нет. Может быть.

Чёрт. А вдруг сработает?

Он поднял взгляд на окна агентства недвижимости, потом перевёл на дорогу, где голубой внедорожник превратился в далёкое тёмное пятнышко.

— Да какого хрена? — сказал он вслух. — Почему бы не попробовать?

Он заспешил через автостоянку и вверх по лестнице к офису Харлана. Агент, разумеется, услышал его шаги — ботинки громко стучали по полу и по ступенькам верхнего пролёта. Когда Дэйр открыл дверь, риэлтор уже развернулся в кресле и c выжидающим выражением на покрасневшем лице смотрел на входящего гостя.

— Дэйр, — слегка удивлённо протянул старик. — Я подумал, это Энджи вернулась. Присаживайся, выпьем по чашечке кофе.

— Спасибо, — согласился Дэйр, потому что принципиально никогда не отказывался от кофе. Неизвестно, когда случится выпить ещё чашечку, а он слишком часто был лишён любимого напитка, чтобы принимать его как должное. Дэйр сам подошёл к кофеварке и нацедил чашечку себе и ещё одну для Харлана.

— Сливки, сахар?

— Чёрный с сахаром.

— Сколько?

— Две.

Насыпав две ложки сахара и быстро размешав, Дэйр передал кофе Харлану. Потом уместил своё рослое тело на одном из четырёх клиентских стульев, которые оптимистично поставил в офисе Харлан.

— Энджи только что сказала, что выставила дом на продажу, — сходу выпалил Дэйр, потому что мысленно уже отдал должное кофейному ритуалу и покончил с предварительной болтовнёй вокруг да около. — Какую цену она просит?

Глава 3

Стискивая руками руль, Энджи не отрываясь смотрела сквозь лобовое стекло. Глаза жгло, но она отказывалась плакать. Она и не была плаксой, за всю жизнь совершенно расклеилась лишь однажды — когда выставила себя полной дурой на собственной свадьбе. И если бы тогда не психанула, то и не опозорилась бы до такой степени, поэтому с тех пор считала рыдания не только пустой тратой времени, но и причиной всяческих неудач.

Ни за что она не станет реветь из-за Кэллахана. Лить слёзы не о чем. У них нет общего прошлого, нет никаких отношений, разве что конкуренция друг с другом, а их соперничество вряд ли заставит Дэйра воспылать к ней нежными чувствами. Нет, если уж и стоит из-за чего-то расстраиваться, так только из-за продажи дома. Дома, в котором она выросла. Отцу полюбилось это место в западной Монтане, нравились здешние люди и дело, которым он занимался. Здесь он похоронен. Уезжать отсюда было всё равно, что покидать отца.

Выхода нет. Приходится переезжать. Энджи тут же поклялась самой себе, что постарается возвращаться хотя бы раз в год, а если удастся, то и чаще, чтобы навестить папину могилу, положить цветы и даже поговорить с ним, будто он слышит. Любовь не уходит со смертью любимого, и Энджи будет почитать память об отце до конца своих дней. Он был по-настоящему хорошим человеком и посвятил себя воспитанию дочери после того, как мать бросила их обоих ради какого-то проходимца — в то время Энджи исполнилось всего два года.

Ей вполне хватало отца. Она не знала, где сейчас мать, если та вообще жива, и, откровенно говоря, ей было всё равно. Энджи никогда не вводила имя матери в строку поиска в Интернете, а уж тем более не заморачивалась нанять профессионального детектива. Папа воспитывал и поддерживал, растил, любил, и проявил невероятное понимание и сочувствие, когда свадьба Энджи обернулась катастрофой. Единственное, что теперь можно для него сделать — чтить его память и ухаживать за могилой до тех пор, пока есть силы и здоровье.

— И помоги мне, Господи, — громко произнесла она и почувствовала некоторое облегчение, потому что сказанные вслух слова прозвучали как торжественная клятва, будто она подписала официальный документ. Она не обрывала все ниточки. Да, придётся обосноваться на новом месте, и в конце концов оно станет её домом, так же как и квартира в Биллингсе, где Энджи некоторое время жила. Умение приспосабливаться к новым условиям вовсе не означает, что дочь забудет об отце.

Мысли об отце подсказали, что пора сосредоточиться на двух клиентах, которые приедут послезавтра. Один из них, Чед Крагмэн, уже пользовался услугами Энджи, хотя с тем же успехом мог быть и новым клиентом: она мало что могла о нём сказать, кроме того, что в целом он ничем не отличался. Слава богу, у неё осталась копия фотографии, на которой они с приятелем запечатлены над добытым оленем, а то бы она и не вспомнила, как мистер Крагмэн выглядит. Мужчина был из тех, кто не производит особого впечатления: коротковат, но не настолько, чтобы это запомнилось, лысоват, полноват. Не привлекательный, но и не урод. Просто… никакой.

И хотя Энджи недавно разглядывала снимок, удержать в голове образ клиента было затруднительно. Единственное, что ей хорошо запомнилось — он не выказал себя ни опытным охотником, ни опытным стрелком. Когда мистер Крагмэн нанял её в прошлом году, у Энджи даже сложилось впечатление, что тот не получил ни малейшего удовольствия от охоты, да и вообще, с самого начала не хотел этим заниматься, поэтому она недоумевала, с чего это он снова к ней обратился. Но в конце концов, какая разница: главное, что всё-таки обратился, — ей позарез нужны деньги. Сезон охоты скоро закончится, и тогда, если только какой-нибудь фотограф-профессионал не захочет запечатлеть зимние горы для журнала о природе, клиентов ждать не приходится.

А вдруг, вопреки всему, Харлан быстро подыщет покупателя на дом? Придётся подсуетиться, чтобы найти новое жильё, но лучше уж раньше, чем позже. И сейчас, когда сделан самый трудный, первый, шаг, Энджи хотелось поскорее двигаться дальше. Сработал железобетонный здравый смысл: как только маршрут намечен, появляется и готовность действовать.

Что ж, пора позаботиться о деле и подготовить всё для очередного путешествия. Она отослала электронное письмо Чеду Крагмэну, выспрашивая подробности о приглашённом им Митчелле Дэвисе. Охотился ли тот ранее, какой опыт имеет, кого хочет добыть, нужна ли лицензия и тому подобное. Из ответа явствовало, что мистер Дэвис гораздо опытнее Чеда и изъявил желание убить чёрного медведя, барибала.

Эта новость усилила нервозность Энджи. Она не специализировалась на медвежьей охоте и удивилась, что Крагмэн обратился именно к ней. Обычно она старалась избегать этих зверей, потому что побаивалась их. Ну, больше, чем побаивалась. Энджи прилагала все усилия, чтобы никто не догадался, насколько ей не по себе на медвежьей охоте, потому что кому нужен неуверенный в себе проводник? Она не сомневалась в своих способностях выследить косолапого, но это было занятие не из приятных, потому что в глубине души она вовсе не желала найти никакого медведя: ни бурого, ни чёрного, ни большого, ни маленького. Почему бы приятелю Крагмэна не поохотиться на оленя? С рогачами не возникнет медвежьих проблем: они не нападут на охотника и не попытаются его съесть. А барибалы… они же хищники, причём обладающие немалой силой.

Энджи постаралась отмести собственные страхи и сосредоточилась на том, как максимально защитить и себя, и клиентов. Учла все правила безопасности по хранению пищи и мусора и, как обычно, запасла по паре больших баллонов с отпугивающим медведей репеллентом для каждого участника похода. Конечно, Энджи прекрасно осознавала, что перцовый баллончик действует и на людей точно так же, как на медведей, а значит, облако репеллента может вывести из строя и того, кто пытается защититься. И хотя она не собиралась стрелять сама, но должна быть чертовски уверена, что её вооружения хватит, чтобы сделать дело, если появится необходимость вмешаться.

Энджи проверила, собраны ли необходимые вещи для арендованного полевого лагеря, но хлопот ещё оставалось невпроворот: само место стоянки было достаточно примитивным и состояло из нескольких палаток с надувными матрасами и походного туалета. Требовалось собрать и упаковать всё остальное: прежде всего воду и пищу для троих человек и достаточное количество корма для лошадей. Крагмэн и Дэвис берут с собой собственные ружья и патроны — хотя бы об этом у неё не будет болеть голова, — но не так-то просто предусмотреть всё, чтобы прожить неделю в горах без каких-то осложнений. Она приложит все усилия, обеспечивая клиентам возможность выстрелить по зверю, но её главная цель — вернуться домой всем троим живыми и невредимыми.

* * *

В тридцати семи милях к западу и в четырёх к северу от арендованной Энджи стоянки, неторопливо переваливаясь, шёл огромный чёрный медведь. Остановился и покрутил мордой туда-сюда, ловя доносимый ветром дразнящий запах и безошибочно определяя его источник. Довольный тем, что учуял, зверь принялся напрямик пробираться через лес и кустарник, пока просвет в валежнике не открыл обзор, и тогда барибал застыл, осмысляя увиденное. Он не был голоден: утром хорошо покормился, завалив старую лосиху, но ничего не подозревавшее стадо овец внизу на склоне приковало его интерес. Особенно прилёгший подремать молодой ягнёнок, мать которого паслась неподалёку.

Борьба за пропитание теперь стала не такой напряжённой, как прежде; некоторые медведицы уже залегли в берлоги, а хищники постарше, миновавшие пору своего расцвета, тем всё меньше бродили по лесу, чем короче и холоднее становились дни. Но пока погода оставалась сравнительно мягкой, и вместо поисков берлоги барибал продолжал охотиться. За последние несколько дней он уже пересёк территорию двух других медведей, а два дня назад подрался с защищавшим свои границы самцом со шкурой цвета корицы, не пережившим схватку.

Медведю исполнилось три года, он был крупным и здоровым и весил больше двухсот килограммов. Минувшим летом он впервые спарился. И тем же летом убил и съел своего первого человека. Поймать двуногого оказалось нетрудно: тот не мог бегать так быстро, как овцы или козы, не имел клыков, когтей или рогов, чтобы защищаться, а его мясо под тонкой шкурой без шерсти оказалось слаще многих. Погибший был бродягой, которого никто не хватился и не искал, хотя об этом медведь не имел никакого понятия, а даже если бы и имел, то его бы это не заботило. Всё, что он понял, что усвоил его медвежий инстинкт выживания — человека легко добыть. И уж если их пути снова пересекутся, он будет охотиться на эту дичь.

Медведь также понятия не имел о развлечениях, зато знал, что такое удовольствие, и находил его в убийствах. Всякий раз, когда глаза или нюх подсказывали, что добыча рядом, он следовал за ней: что-то глубоко внутри словно подстёгивало, будоражило, влекомое горячим вкусом плоти и свежей крови, жаждой разрушения и даже вонючим страхом раздираемой жертвы. Природа щедро одарила зверя всем, что нужно хищнику: агрессивностью и смекалкой, рослостью, силой и стремительностью.

Барибал приглядывался к овцам. Холодный горный ветер дул от стада в его сторону, донося до ноздрей резкий и отчётливый запах, разжигая аппетит к убийству. Медведь медленно продвигался сквозь лес, останавливаясь всякий раз, когда какая-нибудь овца настороженно поднимала голову и оглядывалась, прежде чем продолжить пастись. Крупный баран повернулся и посмотрел прямо на кустарник, где скрывался барибал; то ли заметил движение, то ли встревожился по другой причине — хищник не стал медлить, раздумывая. Ему была незнакома осторожность — он знал лишь то, что подсказывал остро отточенный инстинкт убийцы: пора нападать. И в одном выплеске всей своей животной силы выметнулся из кустарника: нагромождение мускулов и впивающихся в землю когтей.

Овцы разбежались, испуганно блея, ягнёнок вскочил на ножки и устремился к матери. Медведь с силой вдарил огромной лапой по крестцу добычи, оставляя кровавые полосы, но барашек не вчера родился и развил такую прыть, что мигом оказался вне досягаемости. Прокосолапив метров тридцать, барибал осознал, что добыча ускользнула: овцы взбирались на гору по самым крутым и каменистым участкам.

В приступе бешенства он начал крушить всё подряд, вымещая гнев, разочарование и неудовлетворённую жажду убийства: с корнем вырывая кусты, в щепки раздирая ветки, скатывая со склона валуны размером с собственную голову. Наконец зверь выдохся и, сердито фыркая, остановился на месте. Овцы убежали. Хищник повёл носом по ветру, но не учуял никаких интересных запахов. Почти час он копался среди растений, выискивая какие-нибудь орехи или жуков, но была уже поздняя осень, и орехов почти не осталось. Через какое-то время барибал снова поднял голову, проверяя ветер. После приступа ярости его мучила жажда, и в этот раз острый нюх нацелился на источник свежей воды. И медведь нашёл, что искал — а также кое-что гораздо более интересное, — и начал спускаться с горы, устремившись к цели.

* * *

Туриста звали Дэниел Варники. Ему было двадцать три, прошлой весной он окончил Калифорнийский университет в Беркли, но ещё не устроился по специальности, и пока потому днём тянул лямку на скучной работе, а по ночам подрабатывал, обслуживая столики в популярном баре. И надо сказать, ночные чаевые были немногим меньше, чем дневной оклад. Порой приходилось тяжеловато, но он был молод и с дополнительным заработком мог изредка позволить себе выбираться в такие походы на природу, как сегодня.

Дэниел остановился на высоком повороте тропинки и, опираясь на тяжелый деревянный посох огляделся. От открывшейся панорамы захватывало дух. Сама природа круто изогнула ландшафт: в лощине внизу весело вился ручей, плеща белой пеной на выступающие камни, вдоль него тянулась узкая полоса песчаной гальки, от берегов круто вверх устремлялись луговые склоны, уже растерявшие осенние краски, но обретшие, благодаря местами обнажившейся земле, скульптурную чёткость линий, а вдали устремились к прозрачно-синему небу суровые величественные горы.

Дэнни глубоко вдохнул. Боже, стоять здесь вот так — это нечто восхитительное. Воздух — свежайший, гораздо чище, чем где бы то ни было в городе, пейзаж — оглушающе-прекрасный, а тишина такая глубокая, что слышно даже собственное дыхание. Он любил затеряться среди деревьев — не заблудиться, не зная, где находишься, а забраться поглубже в лес, ощущая, что являешься единственным человеком на многие мили вокруг. Вдали от выхлопных газов, треньканья мобильников, шуршания клавиатур, беспрестанного шума цивилизации. Только он, горы и небо.

Это было действительно здорово. Его представления о классном отдыхе не всегда совпадали со вкусами друзей или его девушки, но для самого Дэнни такое времяпрепровождение было идеальным. Он любил странствовать налегке, в то время как друзья считали, будто в поход необходимо тащить кучу бухла, надувные матрасы и не слишком удаляться от «Макдональдса». Дэнни нравились вечеринки не меньше, чем его приятелям, но он считал за лучшее путешествовать на трезвую голову. И даже предпочитал надувному матрасу спальный мешок. Может, и глупо, но так он ощущал себя сродни первопоселенцам, которые сто пятьдесят лет назад обходились тем, что заворачивались в одеяло.

Из еды ему вполне хватало походной смеси из орехов, сухофруктов, цукатов и прочих калорий — на пару-то дней. Зато, вернувшись в город, после бродячей жизни он по достоинству ценил мягкую постель и горячую пищу.

Его девушка, Хизер, периодически раздражалась, когда он сматывался в двух- трёхдневный поход, но не просилась взять её с собой. Больше не просилась: одного раза для неё оказалось вполне достаточно. И, откровенно говоря, для Дэнни тоже. Хизер не ценила тишины так, как он. Она всю дорогу трещала и трещала, распугивая окрестную живность, причём основной темой трескотни были всевозможные жалобы: то ей неудобно, то слишком жарко, то слишком холодно, то пить хочется, то живот подвело, то ноги болят, то комары зажрали. Сказать, что она не любительница походов — не сказать ничего. Они прожили вместе уже восемь месяцев, и хотя Дэнни не сомневался, что любит Хизер, но вовсе не был уверен, что имеет смысл жениться на девушке, которую ногти и туфли волновали больше, чем… всё это.

Если задуматься, возможно, у неё те же сомнения на его счёт, только наоборот. Стоит ли выходить замуж за парня, который любит то, что она терпеть не может? Дэнни поправил рюкзак и двинулся вниз по тропинке, думая о Хизер. Ну, пусть она и не совершенство, но у неё есть и хорошие качества. Хотя подружке и не нравилось, что два-три раза в год он где-то пропадал в одиночку, зато она не била ниже пояса, пытаясь удержать его дома. Не впадала в истерику и не заявляла, что он её не любит, раз намерен что-то делать без неё. Нет, вместо скандала Хизер купила ему GPS-навигатор и перцовый баллончик для отпугивания медведей и помогла собраться в дорогу.

Ни один из её подарков Дэнни не считал необходимым в походе, но чтобы доставить удовольствие Хизер, таскал их с собой. На навигаторе не было «маячка», но Дэнни ещё ни разу в жизни не потерялся. Он всегда знал, куда идёт и откуда — в голове у него будто находился встроенный компас. Баллончик же — просто дополнительный груз, и Дэнни не верил, что тот когда-нибудь ему пригодится. Во всех книгах о медведях утверждалось, что эти звери стараются избегать людей так же, как и люди их. Но спрей всё равно был под рукой, в кармане походных штанов — просто на всякий случай, чтобы успокоить Хизер. Дэнни не пытался обмануть свою девушку и тайком оставить подарок дома, так что если она вдруг поинтересуется, с собой ли у него баллончик, можно будет с чистой совестью ответить «да».

Дэнни снова остановился, вглядываясь в просвет между деревьями, откуда открывался ещё один захватывающий вид, на этот раз окаймлённый лиственницами. Вытащил из кармана цифровой фотоаппарат. Его вторым хобби была фотография, и в пути ему уже удалось сделать несколько классных снимков. На продажу, может, и не годятся, зато как любительские кадры вполне хороши. После, глядя на фото, он вспомнит это потрясающее чувство оторванности от цивилизации и глубокого покоя.

Неудивительно, что ему так сложно найти подходящую работу. Живи Дэнни лет двести назад, был бы настоящим горцем. Мысль вызвала улыбку. Он сделал ещё несколько снимков, включив режим просмотра, проверил качество кадров и вернул камеру в карман.

Позади послышался шорох, и Дэнни обернулся. Сердце чуть не остановилось, и с минуту казалось, будто он теряет сознание, вся кровь будто отхлынула от лица куда-то в желудок, а тот вдруг поднялся комом встал у горла. Ум напряжённо заработал, пытаясь осознать увиденное, потому что всё было совсем неправильно. Меньше чем в тридцати метрах прямо на него вперевалку шёл чёрный медведь. Огромный чёрный медведь. Дэнни знал, что здесь водятся барибалы, но ни разу в своих путешествиях не сталкивался с хищником, да ещё так близко. ...