Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Гуляка и волшебник Танские новеллы (VII–IX вв.)
Перевод с китайского И. Соколовой и О. Фишман Составление Л. Эйдлина Послесловие A. Желоховцева Комментарии И. Соколовой Стихи в переводе B. Марковой Подстрочные переводы стихов В. Таскина Оформление художника Н. Крылова
Ван Ду
Древнее зеркало
[1] Жил во времена династии Суй некий Хоу Шэн, уроженец Фэнъиня, муж достоинств необыкновенных. Я, Ван Ду, всегда воздавал ему почести, достойные учителя и наставника. Незадолго до смерти преподнес он мне старинное зеркало. — Храните его — и вы избавите людей от многих напастей, — сказал он. Я принял подарок и дорожил им необычайно. Зеркало это было восьми цуней[2] в поперечнике. Ручка его имела вид лежащего единорога. Вокруг ручки на исподней стороне зеркала были изображены: черепаха, дракон, феникс и тигр, согласно четырем странам света. Ниже их шли кругом восемь триграмм,[3] еще ниже — двенадцать созвездий[4] в образе животных. По самому ободу зеркала вились двадцать четыре знака. Написаны они были как будто почерком ли,[5] начертания их хорошо сохранились, но в книгах таких знаков не сыщешь. Как разъяснил мне Хоу Шэн, они означали двадцать четыре времени года.[6] Стоило подержать зеркало на солнечном свету, как изображения на исподней его стороне проступали совершенно отчетливо. И даже если потом это зеркало помещали в темноту или тень, таинственные знаки не исчезали. Стоило ударить по зеркалу, как раздавался мерный, протяжный звон, и потом не затихал целый день. О, это было удивительное зеркало! Один его вид наводил на мысль о его необыкновенных свойствах, словно оно само говорило о своей сверхъестественной природе. — Некогда довелось мне услышать, — часто говаривал Хоу Шэн, — что Хуан-ди[7] отлил пятнадцать зеркал, соответственно числу дней от полной луны до новолуния. Первое из них имело в поперечнике один чи[8] и пять цуней, но каждое следующее было меньше на один цунь. Думаю, ваше зеркало — восьмое по счету. И хотя событие это случилось в глубокой древности и книги о нем молчат, кто бы мог усомниться в словах столь достойного человека, как Хоу Шэн! Говорят, в стародавние времена некто из рода Янов добыл чудодейственный яшмовый браслет и тем обеспечил процветание многим своим потомкам, а некий Чжан-гун утратил драгоценный меч и тем приблизил свой конец. Вспоминая об этом в наше смутное время, когда сама жизнь часто в тягость, когда полыхают дворцы и не знаешь, где настигнет тебя смертный час, я не устаю сожалеть об утрате бесценного зеркала. Поэтому я собрал воедино и расположил в строгом порядке все то удивительное, что мне известно о нем, дабы и через несколько тысяч лет тот, кому попадет оно в руки, ведал о всех его замечательных свойствах. Итак, в пятой луне седьмого года «Дае»[9] я, оставив свою должность инспектора, возвратился в Хэдун, где присутствовал при кончине почтенного Хоу. Незадолго до своей смерти он и подарил мне это зеркало. В шестую луну того же года я на обратном пути в Чанъань[10] добрался до горных склонов Чанлэ, где и заночевал в семействе некоего Чэн Сюна. Незадолго до этого он взял в дом служанку необыкновенной красоты и прелести. Звали ее Ин-у. Вот почему, не успев даже распрячь свою лошадь, я начал поправлять на себе шляпу и туфли. Мне захотелось поглядеть в зеркало, и я вытащил его из дорожного мешка. Но едва Ин-у издали заметила это зеркало, как принялась отбивать земные поклоны, да с такой силой, что в кровь расшибла себе лоб. Она повторяла с отчаянием: «Не жить мне теперь на свете, не жить!» Я вызвал хозяина, чтобы спросить у него о причинах такого поступка. Вот что он мне сообщил: — Месяца два назад прибыл ко мне с востока один постоялец с этой вот служанкой. В дороге она занемогла, и гость попросил разрешения оставить ее у меня в доме, пообещав непременно за нею вернуться. Больше он не появлялся. Почему она так ведет себя, право, не знаю. Я стал подозревать, что служанка эта — нечистый дух, и вытащил зеркало, желая изгнать беса. Но Ин-у взмолилась: — Пощадите меня, я приму свой истинный облик. Прикрыв зеркало, я ответил: — Прежде расскажи о себе, потом уж меняй обличье. В награду я отпущу тебя. Служанка, отвесив двойной поклон, поведала мне: — Я лисица, явилась на свет под сосной у храма Владыки горы Хуа[11] тысячу лет назад. Беспрестанно меняя обличье, многих морочила я, и за эти проделки суждена мне была смерть. Но, не дожидаясь, пока Владыка горы до меня доберется, я укрылась в дальних землях между реками Вэй и Ха. Там некто Чэнь Сы-гун, уроженец Сягуя, удочерил меня, жена его, из рода Чжэн, всячески пеклась обо мне и заботилась. Мои приемные родители отдали меня замуж за своего земляка Чай Хуа. Но мы с ним не поладили, и я убежала от него на восток. Едва покинув пределы Ханьчэна, попала я в руки одного бродяги по имени Ли Цао, человека невежественного и жестокого. Он принуждал меня всюду следовать за ним. Мы бродяжничали несколько лет, пока, совсем недавно, не попали сюда, где он вдруг оставил меня. И надо ж мне было нежданно-негаданно наткнуться здесь на Небесное зеркало! Теперь мне уж не скрыть от людей, кто´ я на самом деле. — Значит, по-настоящему, ты лисица. А скажи-ка, не затем ли ты приняла человеческий облик, чтобы чинить людям зло?[12] — Человеком я стала, чтобы служить людям, а не вредить, — отвечала она. — Но смена обличья есть нарушение божественного порядка, вот почему меня ожидает смерть. — Несчастная, как мне спасти тебя? — воскликнул я. — Не сто´ю я вашей доброты и все же никогда ее не забуду. Но я поймана лучом Небесного зеркала, и нет мне спасения. Слишком долго была я человеком, пришла пора принять прежний облик. Но прошу вас, спрячьте зеркало в шкатулку. Хотелось бы мне выпить немного вина, а там я и умереть готова. — А ты не убежишь, если я спрячу зеркало в шкатулку? — спросил я. Ин-у улыбнулась. — Только что вы говорили мне такие прекрасные слова! Хотели спасти меня. А теперь боитесь, что я убегу, едва спрячете зеркало в шкатулку. Разве могу я отплатить вам черной неблагодарностью? И зачем? От Небесного зеркала нигде не укроешься. Я прошу у судьбы лишь несколько мгновений, чтобы вкусить последнюю радость, оставшуюся мне в этой жизни. Я тотчас же спрятал зеркало в шкатулку и распорядился подать вина. Затем позвал Сюна с семьей и с соседями, и мы вместе принялись веселиться и пировать. Охмелев от вина, Ин-у оправила на себе платье и начала плясать. При этом она пела:Блеснуло зерцало древних времен,
И вот мне приходит конец.
А сколько долгих веков на земле
Я в чужом обличье жила!
Сулит мне много радостей жизнь,
Но смерть я охотно приму.
Зачем любить этот бренный мир
И напрасно оттягивать срок?
Шэнь Цзи-цзи
Волшебное изголовье
[30] В седьмом году «Кайюань»[31] был среди даосских монахов некий старец Люй, постигший тайны бессмертия. Как-то раз направился он в город Ханьдань и по дороге остановился на одном постоялом дворе. Сняв шапку и распустив пояс,[32] сидел он, облокотившись на свой мешок, как вдруг приметил среди постояльцев одного юношу. Это был некий Лу. Он был одет в куртку из грубой шерсти, но приехал на статном вороном жеребце. Лу спешил в поле, да заглянул по дороге на постоялый двор. Усевшись на одну циновку со старцем, юноша принялся болтать и шутить с самым беспечным видом. Но, взглянув ненароком на свою перепачканную землею простую куртку, Лу вдруг сказал с глубоким вздохом: — Тяжко сознавать, что рожден ты на великое дело, а не нашел себе в жизни достойного места! — Я-то подумал: вот счастливец, он и здоров и молод. И вдруг слышу, вы не довольны, ропщете на свою судьбу… С чего бы это? — усмехнулся старец. — Что ж, по-вашему, мне выпала счастливая судьба? — спросил юноша. — Разве для этого я рожден? — Значит, вы думаете, что достойны лучшей доли? Какой же, позвольте полюбопытствовать? — Великий муж является в этот мир, чтобы замечательными делами прославить свое имя. Он становится полководцем, затем первым министром, пьет из священных сосудов, услаждает слух изысканной музыкой. Возвеличить свой род, обогатить свое семейство — вот что считаю я счастливым уделом. Молодые годы провел я в ученье, углубил свои знания в странствиях. Я все думал: наступит время, выдержу экзамен и облачусь в одежды чиновника. И что же? Я в расцвете сил, достиг совершенного возраста, а все копаюсь в земле, ну разве не обидно это? — сетовал юноша. Едва он закончил, как глаза его стали слипаться и на него напал неодолимый сон. В эту минуту хозяин поставил варить горшок с просом. Старец вытащил из мешка изголовье и, протянув его юноше, сказал: — Прилягте на мое изголовье, и мечты ваши о счастливой судьбе сбудутся непременно. Изголовье было из зеленого фарфора с отверстиями по бокам.[33] Только юноша собрался прилечь, как вдруг увидел, что отверстия начали медленно расширяться и озарились светом. Юноша встал, вошел внутрь изголовья и оказался возле своего дома. Через несколько месяцев он взял жену из рода Цуй, что из Цинхэ. Девушка была очень красива. Вскоре Лу начал богатеть.[34] Одежды его и лошади день ото дня становились роскошнее. Юноше больше не приходилось сетовать на свою злосчастную судьбу. На следующий год Лу сдал экзамены на степень цзиньши[35] и был занесен в табель о рангах. Вскоре он сменил свое грубое платье на облачение секретаря — редактора государственных бумаг.[36] Но потом согласно императорскому рескрипту был назначен инспектором Двора по иностранным делам, а позже — историографом, ведущим запись всех деяний императора. Одновременно ему было поручено редактирование императорских рескриптов и манифестов. Через три года его перевели из Тунчжоу на должность правителя области Шэнь. Лу всегда любил землю. Он приказал прорыть в западной части Шэнь оросительный канал в восемьдесят ли[37] длиной, чтобы воды на полях было в достатке. Канал этот принес местным жителям благоденствие. Они поставили камень, на котором увековечили заслуги Лу. Затем он был военным наместником в Бяньчжоу, имперским посланником в Хэнани[38] и наконец стал правителем столичного округа. В этом самом году император предпринял военный поход против народов жун и ди,[39] желая приобщить их к славе и величию своей империи. Пользуясь случаем, туфаньские полководцы Симоло, Чжулун и Манбучжи захватили крепость Гуа.[40] Вскоре затем был убит военный наместник Ван Цзюнь-хуань.[41] События эти привели к большой смуте в крае, что лежит между реками Хуанхэ и Хуаншуй. Император, вспомнив о талантах Лу, как полководца, освободил его от обязанностей инспектора Двора по общим вопросам и помощника начальника Большой Императорской Канцелярии и назначил военным наместником Западного края. Лу нанес врагам страшное поражение, срубил семь тысяч голов, очистил от врага огромный край[42] величиной в девять сотен ли и возвел там три больших крепости, чем защитил эти земли от будущих набегов. Жители пограничных селений установили на вершине горы в Цзюйяне каменную плиту, увековечившую эти деяния. По возвращении ко двору он за доблесть свою был пожалован императорской грамотой. Благосклонность к нему императора достигла зенита. Ему оказывали неслыханный почет. Он был назначен помощником начальника Палаты Служебных чинов, затем получил место в Казначейской Палате и одновременно пост инспектора и советника по общим вопросам. Он прочно завоевал славу честного и достойного человека, это все признавали. Но могущество Лу возбудило зависть первого министра. Лу очернили посредством темных сплетен и наветов, и вскоре он был переведен в Дуань-чжоу правителем области. Однако через три года он вновь был вызван ко двору и назначен Верховным советником при императоре. Не успел он опомниться, как к нему перешли все дела Главного Секретариата Империи и Большой Императорской Канцелярии. Десять с лишним лет вершил Лу государственные дела наравне с начальником Главного Секретариата Империи Сяо, начальником Большой Императорской Канцелярии Сун Пэем и советником Гуан Тином. Он получил право высказывать свое суждение относительно тайных приказов самого наследника трона и по три раза в день входил в покои к императору. За свои успешные советы и великие услуги прозван он был «Мудрым». Однако завистливые сослуживцы Лу, желая его падения, возвели на него напраслину: будто стакнулся он с одним из начальников пограничных войск и замыслил черную измену. Император повелел заточить Лу в тюрьму. Чиновники в сопровождении воинов уже были у ворот его дома, готовые взять его под стражу. Лу, потрясенный столь страшной неожиданностью, в смятенье и страхе обратился к жене и детям: — У нашей семьи в Шаньдуне было пять цинов[43] прекрасной земли. Можно было жить припеваючи. Нам не грозили ни голод, ни лютая стужа. Что за нелегкая погнала меня на службу? Вот к чему это все привело! Как желал бы я оказаться сейчас в короткой куртке из грубой шерсти и беспечно скакать на своем вороном жеребце по Ханьданьской дороге. Увы, это теперь невозможно! Выхватив меч, он хотел заколоть себя, да жена удержала. Так он избежал погибели, но все его сторонники были преданы смерти, сам же он уцелел лишь благодаря заступничеству одного из евнухов: смертную казнь заменили высылкой в Хуаньчжоу. Прошло несколько лет. Император, убедившись, что Лу невиновен, возвратил его ко двору, в должности начальника Главного Секретариата Империи, пожаловал ему титул яньского князя и удостоил множества неслыханных милостей. Лу снова возвысился. У него было пятеро сыновей: Цзянь, Чуань, Вэй, Ти и Цзи, все не лишенные талантов. Цзянь получил степень цзиньши и был назначен помощником секретаря Аттестационного ведомства. Чуань получил пост инспектора Двора по общим вопросам. Вэй определен был помощником при Дворе Императорских Жертвоприношений, а Ти получил должность судебного пристава с годовым доходом в десять тысяч монет. Цзи, самый талантливый из всех, уже в двадцать восемь лет стал левым советником императора. Все сыновья переженились на девушках из самых знатных домов Поднебесной. В семье Лу родилось более десяти внучат. Еще дважды по разным наветам ссылали его на пустынные окраины, и каждый раз ему снова удавалось возвыситься. Ссылка сменялась возвышением, возвышенье — падением. За пятьдесят с лишним лет он много раз возносился на вершину могущества и снова падал в бездну немилости. От природы расточительный и невоздержанный, любил он праздность и наслаждения. Женские покои его дворца были полны певиц и наложниц удивительной красоты. Ему беспрестанно подносили в дар то тучные земли, то великолепную усадьбу, то красавиц, то знаменитых жеребцов, — всего и не счесть. Но вот наконец Лу стал дряхлеть, недуги одолели его. Несколько раз обращался он с просьбой отпустить его на покой, но всякий раз получал отказ. Когда же Лу заболел, придворные, обгоняя друг друга, спешили к нему справиться о его здоровье. Его врачевали знаменитые лекари. Кто только не побывал у него! Чувствуя приближенье конца, Лу подал прошение императору:«Ваш покорный слуга ведет свой род из Шаньдуна. Усладой его были сады и поля. Мудрой судьбой послан я был на службу, где удостоился высших наград. Был я взыскан государевой милостью и достиг высоких постов. Вы удаляли меня от Двора лишь затем, чтобы сделать наместником, возвращали помощником Вашим. В перемещениях сих, среди трудов и дел, незаметно шло время, бежали годы. К прискорбию моему, я обманул Высочайшее Ваше доверие, не поднявшись на вершину государственной мудрости, я навлек Высочайшее недовольство, чем Вас и огорчил и озаботил. Дни шли за днями, неприметно подкралась старость. Мне уже за восемьдесят, а в такие годы у человека лишь три заботы: тяга к покою, страдания и болезни да ожидание близкой смерти. Сожалею, что более не в силах быть Вам полезен. Надеюсь в Вашем Высочайшем ответе найти радость и утешенье, посему не смею долее незаслуженно пользоваться Вашей неисчерпаемой милостью и прошу не числить меня с этих пор среди Ваших мудрых помощников. Не умея выразить Вам свою преданность и любовь, нижайше прошу Вас принять мою смиренную благодарность».Ответ императора гласил:
«Ваши высокие добродетели сделали вас Нашим ближайшим помощником. Вы покидали Наш Двор только затем, чтоб оградить Нас от врагов, возвращались к Нам, неся с собой мир и процветание. Сорок лет царят в империи Нашей покой и благоденствие, поистине вы — опора Нашего государства. Ваша болезнь что корь у ребенка: дня не пройдет, как вы уж поправитесь. К чему огорчать себя опасеньями, что недуги ваши навечно? Нами отдан приказ верховному полководцу Гао Ли-ши[44] срочно скакать к вам и ждать там известий о вашем здоровье. Выздоравливайте, берегите себя. Без сомнения, болезнь ваша скоро пройдет».В тот же вечер Лу умер. …Лу потянулся и пробудился от сна. Видит: он все на том же постоялом дворе, рядом сидит старец Люй, хозяин все так же на пару варит просо. Юноша присел на корточки и удивленно воскликнул: — Неужели то был лишь сон? — Таковы мечты человека о славе, — ответил юноше старец. Долго сидел Лу, смущенный и разочарованный, но наконец с благодарностью молвил: — Только теперь начинаю я постигать пути славы и позора, превратности нищеты и богатства, круговорот потерь и удач, суетность наших земных желаний, всего, к чему я так страстно стремился. Благодарю вас за мудрый урок. Дважды склонившись в земном поклоне, юноша удалился.
Женщина-оборотень
[45] Некто Инь происходил из знатного рода Вэй. Девятый ребенок в семье, он приходился синьаньскому князю Вэю внуком по женской линии. В молодости был он повесой и бездельником, каких мало, и пристрастился к кутежам и попойкам. Муж его двоюродной сестры носил фамилию Чжэн, имени его не припомню. С детских лет упражнялся он в ратных искусствах и тоже любил вино и красавиц. Человек бедный и одинокий, Чжэн поселился в семействе своей жены. Тут-то он подружился с Инем и стал его постоянным спутником. Вместе обошли они все увеселительные заведения. Как-то летом в шестую луну девятого года «Тяньбао»[46] ехали они по одной из главных улиц Чанъани, направляясь на пирушку в квартал Синчан. Друзья добрались уже до южной части квартала Сюаньпин, когда Чжэн под каким-то предлогом вдруг попросил у своего друга разрешенья покинуть его, обещая встретиться с ним на пирушке. Инь поехал на белоснежном коне дальше на восток, а Чжэн погнал своего осла на юг. Въехав в северные ворота квартала Шэнпин, он нагнал троих женщин, шедших по улице. Одна из них, в белом платье, была замечательно красива. Чжэн не мог отвести от нее глаз. Он стал настегивать своего осла, то заезжая вперед, то опять отставая. В душе он горел желанием заговорить с ней, но смелости не хватало. Красавица в белом время от времени бросала на него ободряющие взгляды. — Вот тебе раз, такая красавица и вдруг идет пешком! — наконец сказал он, заигрывая с ней. — А что же еще прикажете делать? Ведь тот, кто едет верхом, не предлагает мне своих услуг, — с улыбкой ответила красавица в белом. — Мой жалкий осел недостоин носить такую красавицу, и все же позвольте вам его предложить. Сам же я буду счастлив, если мне позволено будет идти следом. И Чжэн торопливо слез с осла. Женщины со смехом переглянулись. Спутницы красавицы подшучивали над ней и молодым человеком. Скоро оба стали непринужденно беседовать, как старые знакомые. Чжэн пошел за женщинами на восток. Когда они достигли парка Веселых прогулок, совсем стемнело. Вдруг Чжэн увидел городскую усадьбу, обнесенную глинобитной стеной с широкими воротами, куда свободно мог въехать экипаж. Строения во дворе изумляли своим богатством. Перед тем как войти в ворота, красавица в белом бросила на Чжэна внимательный взгляд и сказала: — Прошу вас подождать немного, — затем исчезла в глубине двора. Одна из ее спутниц-рабынь задержалась у ворот и полюбопытствовала, как зовут юношу. Чжэн ответил и, в свою очередь, спросил, как зовут ее хозяйку. — Фамилия моей хозяйки Жэнь. А по старшинству она — двадцатая в семье, — пояснила служанка. Тут его пригласили войти. Едва Чжэн успел привязать осла у ворот и положить на седло свою шапку, как увидел, что навстречу ему идет женщина лет тридцати с небольшим. Это была тетушка красавицы Жэнь. Она проводила гостя в дом. Зажгли свечи и накрыли на стол. Чжэн с тетушкой уже осушили не один кубок вина, когда наконец появилась Жэнь, красиво убранная, в нарядном платье. Все трое вволю пили и веселились без удержу. Было уже за полночь, когда Чжэн уединился с красавицей в спальне. Ее ласки и милые ухищрения, очарование ее голоса, смеха, движений — все это было так не похоже на то, к чему он привык. Перед самым рассветом Жэнь сказала: — Скоро утро, вы должны уйти. Мои братья весьма известны в школах Цзяофана,[47] они служат в южном приказе и покидают дом на заре. Беда, если они заметят вас. Чжэн условился с ней о новом свидании и ушел. Дойдя до ворот квартала, он увидел, что они еще не открыты. Неподалеку была пекарня некоего хусца, в ней горел свет и полыхала печь. Чжэн уселся под навесом лавки, разговорился с хозяином, коротая время до той минуты, пока звуки барабана не возвестят, что наступило утро. — К востоку отсюда, вон там, видны большие ворота. Не скажете ли, чья это усадьба? — И Чжэн показал рукой туда, где стоял дом красавицы. — Там только обветшалая стена осталась, усадьбы давно уж нет, — ответил хозяин. — Как нет? Да я сам только что проходил мимо и видел богатый дом. Своими глазами. Что вы мне толкуете? — возразил Чжэн. И продолжал упрямо стоять на своем. Спорили они, спорили, наконец хозяин догадался, в чем дело. — А, теперь понимаю. Прячется там одна лисица и хитростью залучает к себе мужчин. Ее раза три видели в тех местах. Уж не она ли обморочила вас? — Нет, нет, — поспешно ответил Чжэн, стыдясь признаться, что попался на удочку. Едва стало светло, он отправился еще раз взглянуть на дом красавицы. Стена с широкими воротами стояла как прежде. Но когда он заглянул во двор, то увидел лишь развалины старых построек и заброшенный, одичавший сад. В большом смущенье он возвратился домой. Инь стал упрекать его за то, что он не хочет идти на пирушку, как условлено. Не желая открыть ему правды, Чжэн сослался на какое-то важное дело. С тех пор образ красавицы неотступно его преследовал. Он припоминал все новые и новые ее прелести и всем сердцем желал с ней свиданья. Так прошло дней десять. Гуляя по городу, Чжэн забрел на Западный рынок в платяные ряды и вдруг мельком увидел Жэнь в сопровождении все тех же рабынь. Он поспешил окликнуть ее. Жэнь пригнулась, пытаясь укрыться в людском потоке, но Чжэн, не переставая звать ее, начал проталкиваться вперед. Она остановилась и сказала, повернувшись спиной к нему и загородившись веером: — Вы знаете, кто я, зачем же ищете встречи со мной? — Что с того? А если даже знаю? — усмехнулся Чжэн. — Меня мучат стыд и раскаянье, мне трудно смотреть вам в глаза, — призналась красавица. — Как же ты, если сердце твое ко мне расположено, вдруг надумала бросить меня? — спросил Чжэн. — Как я решилась бросить вас? Побоялась, что стану вам противна и вы возненавидите меня, — ответила Жэнь. Чжэн принялся клясться ей в любви и верности. С каждым словом он становился все настойчивей, как вдруг Жэнь повернулась к нему лицом и опустила веер, воссияв ослепительной красотой. — Таких, как я, много живет среди людей, просто вы не умеете их отличить. Напрасно вы думаете, будто я — необыкновенное существо, — улыбнулась она. Чжэн стал умолять красавицу не отвергать его. — Многие из нас действительно желают людям зла и несчастий и ничего не приносят, кроме вреда, — сказала ему Жэнь. — Но я не из их числа. И если вы по-прежнему ко мне благосклонны, я до конца своих дней готова прислуживать вам с полотенцем и гребнем.[48] Чжэн с радостью согласился. Они начали обсуждать, где им поселиться. — К востоку отсюда, — поведала ему Жэнь, — на тихой, безлюдной улочке в тени раскидистого дерева стоит небольшой дом. Снимите его для меня. В прошлый раз в южной части квартала Сюаньпин вы расстались с молодым человеком на белом коне, он поехал на восток. То был брат вашей жены, не так ли? В его доме всего полно. Вы могли бы призанять у него нужные для вас вещи. Действительно, дядюшки Иня разъехались по службе в разные концы страны и оставили ему на хранение множество всякой утвари. Чжэн разыскал тот самый дом и нанял его. Потом он обратился к Иню с просьбой дать ему на время мебель и утварь. Тот спросил, какая ему в них нужда. — Мне повезло: я встретил красавицу и уже снял для нее дом. Теперь нужно его обставить, — объяснил Чжэн. — Рассказывай! Тебе, с твоим лицом, и дурнушка достанется разве что хитростью, а из красавиц ни одна на тебя не польстится, — пошутил Инь. Однако он охотно дал Чжэну занавеси, покрывала, спальные ложа и циновки, а следом за ним отправил слугу, расторопного и смышленого мальчишку, чтоб тот все повысмотрел. Мальчишка вскоре прибежал назад, весь в поту, тяжело дыша. — Ну что, какова? — встретил его вопросом Инь. — Свет не видал такой красоты! Инь знал толк в женской красоте. У него было множество родственниц, да и на своем веку он видел немало отменных красавиц. Он приступился к слуге: — С кем можно ее сравнить? — Ни с кем. Нет ей равных! Тогда Инь начал перечислять имена всех знакомых ему красавиц, но мальчик только повторял: — Нет, ни одна с ней не сравнится. Свояченица Иня, шестая дочь уского князя, способная затмить своей прелестью бессмертную деву, слыла одной из первых красавиц столицы. — Но ведь с шестой дочерью уского князя она не может соперничать? — спросил наконец Инь. — Может. Дочери уского князя до нее далеко. Куда там, их и равнять нельзя! От изумления Инь только руками развел. — Откуда вдруг взялась такая? Он приказал немедля подать воды, вымыл шею, надел шапку, подкрасил губы и отправился к Чжэну. Того как раз не было дома. Войдя в ворота, Инь увидел прислужника-мальчика, подметавшего двор. В дверях стояла рабыня-служанка, а больше никого не было видно. Инь спросил у мальчика, дома ли хозяин. Тот с улыбкой ответил, что хозяин куда-то ушел. Тогда Инь направился в комнаты. Вдруг за дверью мелькнул подол красной юбки. Он поспешил следом и увидел, что красавица спряталась за ширмами. Инь силой вытащил ее на свет. Она была еще лучше, чем про нее говорили. Обезумев от желания, Инь схватил ее и попытался ею овладеть, но не тут-то было! Он встретил жестокий отпор. Инь все яростней сжимал ее в объятьях и вдруг услышал: — Сдаюсь, только отпустите меня, дайте опомниться. Но едва он ослабил объятия, как она снова принялась отчаянно отбиваться. Так повторялось четыре раза. Наконец Инь собрал все свои силы и повалил ее. Красавица задыхалась, пот градом струился у нее по лицу. Она поняла, что ей больше не вырваться, и бессильно поникла, а лицо ее подернулось облаком скорби. — Что ты так опечалилась? — спросил ее Инь. — Мне жаль бедного Чжэна, — с протяжным вздохом ответила Жэнь. — Что ты хочешь сказать? — полюбопытствовал Инь. — Какой он мужчина! Вымахал верзила, шести чи ростом, а не защитит и слабую женщину. Да и вы хороши! Ведь вы молоды, знатны, богаты, к вашим услугам любая красавица. А Чжэн беден, у него только я одна. Как же вы решились отнять у него последнюю радость? И чем я пленила вас? Таких, как я, целые толпы. Чжэн зависит от вас — вот его беда! Он носит вашу одежду, ест ваш хлеб и полностью в вашей власти. Если б он стоял на своих ногах, разве вы посмели бы нанести ему такую обиду?! Инь был великодушен и справедлив. Услышав такие речи, он устыдился и поспешил отпустить красавицу. Мало того, он принес ей свои извинения и заверил, что больше ее не тронет. Тут как раз вернулся Чжэн и очень обрадовался своему другу. С этих пор Инь стал щедро посылать красавице Жэнь все, в чем она нуждалась: топливо, зерно и мясо. Когда она выходила из дому, Инь нередко сопровождал ее на лошади, в экипаже или пешком, и она никогда не противилась. Эти ежедневные прогулки были для него великой радостью. Вскоре их связала тесная дружба. Жэнь дарила ему все, кроме любовных утех. Недоступность красавицы лишь укрепила любовь и уважение Иня, ради нее он ни на что не скупился. Ни днем, ни ночью Инь ни на минуту не забывал о ней. Зная это, Жэнь чувствовала себя виноватой перед ним и как-то раз сказала ему: — Мне тяжело сознавать, как сильна ваша любовь ко мне, ведь я никогда не смогу разделить ее. Обмануть Чжэна? Нет, ни за что, это было бы слишком подло. Сама я не в силах доставить вам радость любви. Но я родом из княжества Цинь, там и выросла. Наша семья — искони актерская. Большинство женщин в моей семье либо содержанки, либо наложницы в богатых домах, им хорошо известны все красотки Чанъани. Если вам понравится одна из них, я всеми правдами или неправдами добуду ее для вас. Может, хоть так я смогу отплатить вам за вашу доброту. — Я буду очень рад! — ответил Инь. Он давно приметил на рынке жену торговца платьем, некую Чжан-пятнадцатую. Эта женщина, стройная, с нежной кожей, очень ему приглянулась. Инь стал о ней расспрашивать. — Это моя двоюродная сестра. Зазвать ее к вам проще простого, — ответила Жэнь. Дней через десять она в самом деле привела ее к Иню. Но через несколько месяцев Инь пресытился ею. — Заполучить жену торговца нетрудно, тут не надобно никаких ухищрений, — сказала Жэнь. — Может быть, есть у вас на примете кто-нибудь, до кого не просто добраться, так скажите мне одно лишь слово. Я ни сил, ни ума не пожалею, а исполню ваше желанье. — Ну, тогда вот что! Недавно, в дни холодной пищи,[49] с двумя-тремя своими друзьями побывал я в монастыре «Многоликое счастье», где посмотрел представление, устроенное заботами полководца Мяня из рода Ляо. Одна музыкантша лет шестнадцати, красоты несравненной, искусно играла на цевнице. Завитки волос красиво падали ей на уши. Знаешь ли ты ее? — Она — любимица полководца Мяня. Ее мать мне родная тетка. Эту красавицу можно добыть, — ответила Жэнь. Инь поклонился в знак благодарности. Чтобы сдержать свое слово, Жэнь с той поры зачастила в семейство Ляо. Через месяц Инь осведомился, как идут дела. Жэнь сказала, что ей нужны для подкупа два куска белого шелка. Прошло еще два дня. Инь и Жэнь сидели за трапезой, как вдруг от полководца Мяня прибыл на вороном жеребце человек. Он стал просить Жэнь поехать с ним. Разузнав, в чем дело, она улыбнулась Иню: — Хитрость моя удалась! Оказалось, Жэнь устроила так, что наложница вдруг заболела. Ни одно средство ей не помогало. Ее мать и полководец Мянь, сильно встревожившись, прибегли к помощи ворожей. Жэнь тайно подкупила одну из них. Ворожея объявила, что больная поправится, только если поселить ее в другом доме. — Ей вредна жизнь в семье, — говорила ворожея. — Больной следует поселиться к юго-востоку отсюда, чтобы набраться там животворных сил. ...Все права на текст принадлежат автору: .
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.