Лорен Ашер Столкнувшийся СЕРИЯ: Грязный воздух #2

Перевод группы t.me/dreambooks1

Каждой Софи Митчелл — будь другой. Будь искренней. Будь собой.

Плейлист

“Break Free” — Ariana Grande ft. Zedd

“I Just Wanna Shine” — Fitz and The Tantrums

“Can I Kiss You?” — Dahl

“Greenlight” — Jonas Brothers

“Butterflies” — Kacey Musgraves

“Trying My Best” — Anson Seabra

“What I Like About You” — Jonas Blue ft. Theresa Rex

“There’s No Way” — Lauv ft. Julia Michaels

“All To Myself” — Dan & Shay

“Break My Heart” — Dua Lipa

“Symphony” — Clean Bandit ft. Zara Larson

“Yellow” — Coldplay

“Fight Song (Acoustic)” — Rachel Platten

“What Have I Done” — Dermot Kennedy

“Cross Me” — Ed Sheeran ft. Chance the Rapper

“Falling like the Stars” — James Arthur

Пролог

Софи

Три года назад

Знаете ли вы, что происходит, когда людям исполняется восемнадцать лет? Они проводят ночи, наполненные свободой, исследованиями и вином из коробок.

Для меня восемнадцать выглядит иначе — по крайней мере, пока.

Джеймс Митчелл чует неприятности за милю, его выдержка с плохими парнями-гонщиками Формулы-1 научила его обращаться с дочерью. С тех пор как мы переехали из Калифорнии в Италию, когда мне было пять лет, со мной обращаются так же, как и с гонщиками Бандини, которыми он управляет. В его доме я придерживаюсь трех правил: уважение, послушание и ответственность.

Этим летом папа разрешил мне присоединиться к нему на один Гран-при перед началом занятий в университете. Редкий случай, учитывая то, что он держал меня подальше от гонок с тех пор, как у меня выросла грудь и я узнала, какая одежда льстит моей фигуре.

Сегодня утром я брела по нашему гостиничному номеру, скрестив руки на груди и надув нижнюю губу. Мой отец сохранял свое нейтральное выражение лица, на котором не было ни одного седого волоска, не моргая и не отступая, когда я протестовала против его плана.

Угадайте, кто победил в этой битве? Не я, если вам интересно, но спасибо за моральную поддержку.

Вместо того, чтобы тусоваться в гараже Бандини, мой папа записал меня волонтёром, чтобы я нарядилась принцессой на детский день рождения, и раскрашивала детям лица. Пусть внешность вас не обманывает, я, может, и одного роста с бегающими вокруг восьмилетними детьми, но мои мозги, остроумие и нахальство компенсируют мой маленький рост.

Я похожа на лимонный Starburst — сладкая, но вредная.

Я провожу руками по своему нелепому костюму Рапунцель, который купил мой папа. На этот раз он пошутил, потому что не понял, что взял мне детский размер. Бархатный материал едва прикрывает мою грудь, намекая на то, что я хочу предложить ничего не подозревающим посетителям вечеринки гораздо больше, чем конфеты и рисунки на лице. Юбка опускается выше середины бедра, открывая загорелые ноги и белые Converse, потому что эта принцесса носит удобную обувь. К черту каблуки и роль королевской занозы в заднице, которую должен защищать симпатичный принц.

Нет, спасибо. Я лучше спасу день в кедах.

Как только я прихожу на вечеринку, я отказываюсь от своего кислого настроения. Раскрашивание лиц может быть классным занятием, позволяющим мне проявить художественные таланты, которые я задвинула на задний план.

Я люблю искусство с тех пор, как в два года взяла в руки кисточку и решила разрисовать всю поверхность складной табуретки в нашей кухне под влиянием слишком большого количества эпизодов с Бобом Россом. Моему отцу не было смешно, когда он сел на мокрую краску и потом щеголял с отпечатком подсолнуха на своей заднице. Я бы хотела сказать, что в тот день родился художник, но мой отец не поддерживает мое творчество как нечто большее, только как хобби.

Так что теперь, вместо того чтобы получить степень в чем-либо, связанном с искусством, я вынуждена учиться в колледже, чтобы получить степень в области бизнеса.

Я почти засыпаю, когда думаю об этом.

Но я хочу сделать своего папу счастливым, потому что он никогда меня не подводит. Обвиняйте папину дочку во мне. Он так много делает, играя роль и матери, и отца, независимо от того, насколько неловко или неудобно ему это делать.

По крайней мере, сегодня я могу создать мини-шедевры на лицах каждого. Я выбираю разные темы для каждого человека, потому что я не банальная сука. Я никогда не была такой, с тех пор как мой папа купил мне рюкзак «Star Wars» вместо рюкзака принцессы, потому что его дочь не верит ни в какие сказки.

Я листаю свой телефон, чтобы скоротать время. Дети двигаются к надувным домикам, их больше не забавляет ни клоун, ни я. Клоун посылает мне хитрые ухмылки через лужайку, странно делая фаллические движения своими зверушками из воздушных шаров, и приговаривая, чтобы я его позвала.

Кто-то прислонился к столу, на котором я разложила свои художественные принадлежности. Мой взгляд разглядывает его обтянутые джинсами ноги, прежде чем остановиться на золотистых руках, скрещенных на крепком торсе. Напряженные мышцы тянутся противчерной ткани. Я задерживаю дыхание, когда мои глаза встречаются с двумя льдисто-голубыми, цвета тающих ледников в Арктике.

Я художник, а не поэт.

— Моргни дважды, если тебя держат против твоей воли. — Он ухмыляется мне. В его голосе есть намек на акцент, который я не могу определить, вроде его английский гладкий и в то же время другой.

Мой рот открывается, но тут же закрывается. Потому что, черт возьми. Этот парень выглядит так, будто ему самое место заниматься серфингом где-нибудь на пляже: светлые волосы и кожа с летним сиянием. Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что я нахожусь на детском дне рождения, а не мечтаю наяву. Надувной домик подпрыгивает вверх и вниз, а крик кричащих детей напоминает о том, что все это вполне реально.

— О, черт. Я знал, что в Эване есть что-то странное. Но кто же знал, что ему нравится брать в заложники красивых девушек, наряжая их в костюмы испорченных диснеевских порноактриц? — Глаза незнакомца блуждают вверх и вниз по моему телу.

Мои щеки неконтролируемо вспыхивают под его взглядом, внутри меня зарождаются новые реакции на этого мужчину.

— Боже мой. Нет. Эван был очень добр ко мне. И он женат. Я здесь для того, чтобы рисовать на лицах детей и все такое. Его дочь думает, что я Рапунцель. — Я возилась с тюбиками краски, пока бормотала, и несколько тюбиков упали на землю.

Я наклоняюсь, чтобы взять тюбики. Незнакомец опережает меня, наши пальцы касаются друг друга, от его прикосновения исходит тепло. Мое сердце вздрагивает от этого прикосновения.

Хм. Хорошо.

Незнакомец смотрит на мою грудь, когда я поднимаюсь на ноги вместе с красками. Мои светлые волосы развеваются в стороны, когда я поворачиваюсь к столу, желая скрыть свое взволнованное состояние. Вся эта встреча идет ужасно неправильно, выставляя меня так, будто я не знаю, как вести себя рядом с кем-то несправедливо привлекательным.

Могу ли я обвинить тот факт в том, что я всю жизнь ходила в католическую школу для девочек? Звучит правдоподобно.

— А, у нее есть голос. — Он издал грубый смешок, его грудь затряслась, прежде чем он взял себя в руки.

— Да.

Он указывает на различные кисти, которые я расставила в идеальную линию, его толстые пальцы задерживаются на тюбике с краской.

— Тебе нравится рисовать?

— Я люблю это, как грязную интрижку. Это скрытый секрет, известный лишь немногим избранным.

— Я люблю хорошие секреты. — Он подносит палец к губам, притягивая мои глаза к их полноте.

— Ты и все остальные. Не хочешь поделиться одним из своих и сделать все поровну? — Мой рот работает быстрее, чем мой мозг, не заботясь о том, чтобы фильтровать свои слова.

— У меня никудышные секреты. — Он пожимает плечами.

— Значит, я дерьмо в разговорах. — Мои руки скрещиваются на груди, заставляя грудь приподняться на дюйм. Упс.

Он опускает глаза, когда я расцепляю руки.

— В тебе есть что-то такое. Хорошо. Я люблю читать хотя бы главу из книги каждый вечер перед сном. Это моя традиция с детства, которой я придерживаюсь до сих пор, несмотря на плотный график. — Он говорит о своем признании как о грязном секрете, что-то контрастирующее с его спортивным образом. Каким-то образом это делает его более сексуальным.

— Какая твоя любимая книга? — Сомнение звучит в моем голосе.

— Если у тебя есть любимая, я тебе не доверяю. У любого книголюба есть как минимум пять, которые он может назвать с ходу. — Его голубые глаза смотрят на меня.

О, вау. Этот парень действительно любит читать. Он усмехается, когда я закатываю глаза, не прилагая особых усилий, но и не наглея.

— Хорошо. Тогда назови своего лучшего автора, раз уж ты такой ученый. — Мой голос хрипит. Я представляю его в постели, светлые волосы взъерошены, а на нем очки для чтения и толстая книга в мягкой обложке, потому что он предпочитает быть практичным, чем таскать тяжелый твердый переплет.

Вздыхаю. Черт бы побрал его и его ботаническую тайну.

— Брэндон Сандерсон. Без вопросов. — Его голос понижается.

— Человек, который предпочитает жить в фантазиях. Как мило.

— Я буду твоей лучшей фантазией, не нужно никаких книг.

Ребенок подходит к моему столику для рисования и плюхается прямо на сиденье передо мной.

— Ciao, amico. Che cosa vuoi(прим. пер Привет дружок, что ты хочешь?) — Я поворачиваюсь к ребенку.

— Черт. Ты горяча и говоришь по-итальянски. — Он широко улыбается мне, прежде чем повернуться к ребенку. — Двадцать евро. Уходи.

Светловолосый, голубоглазый мужчина протягивает хрустящие евро прямо из дизайнерского бумажника. До ребенка доходит смысл его слов, он хватает купюруи убегает, оставляя нас наедине.

Я смеюсь над нелепостью обмена. Мой новый знакомый застает меня врасплох: он садится и скрещивает руки.

— Сделай свою самую грязную вещь. — Его злая ухмылка наполняет мою грудь теплом. Это новое ощущение, которое я не могу описать, жар разливается по моим щекам.

— Если ты так говоришь. Но я не думаю, что ты сможешь справиться с этим, да и я тоже. — Я предлагаю ему свою игривую ухмылку. Если бы мое сердце не билось в груди, я бы позлорадствовала над своей кокетливостью.

— Пожалуйста. Не оскорбляй мои таланты. — Он прижимает большую руку к сердцу, а его губы как по команде подрагивают. Мне нравится, как он растягивает гласные и подчеркивает «Т», его акцент незаменим и в то же время отличается от моего американско-итальянского.

— Всего два? — Я качаю головой.

Он откидывает голову назад и испускает глубокий смех, не обращая внимания на глазеющих родителей вокруг нас.

— И какие два таланта, по-твоему, у меня есть? Расскажи. — Он улыбается мне, обнажая ровные белые зубы. В моей голове появляется мысль о том, чтобы испортить его идеальное лицо, желая лишить его красоты и убрать часть его привлекательности.

Я постукиваю кисточкой по подбородку.

— Подкупать людей и не понимать намеков. Две очень нежелательные черты, если я так могу выразиться.

Он качает головой, его губы борются с улыбкой. Я выдавливаю черную краску на палитру и обмакиваю кисть в темный цвет.

Мои пальцы поднимают его подбородок, открывая яркие глаза и густые выгоревшие светлые ресницы.

— Теперь не шевелись. Я не хочу испортить образ до того, пока не начала.

Незнакомец вздрагивает, когда мои пальцы прижимаются к его лицу, моя кисть проводит по его коже, черная краска закрашивает его загорелую кожу. Он пахнет чистотой и богатством, смесь свежего душа с каким-то модным одеколоном. Его голубые глаза не отрываются от моего лица все время, за исключением тех случаев, когда я прошу его закрыть их, чтобы я могла накрасить ему веки.

Его очевидное внимание удивляет меня. Я сосредотачиваюсь, опасаясь своего желания по отношению к нему, от того, как раскраснелись мои щеки, до ощущения, что моя кожа нагревается от прикосновения к его коже.

Я сосредотачиваюсь на своей задаче, игнорируя его взгляды. Он выглядит молодо, но все же слишком стар для меня. Я бы предположила, что ему около двадцати лет, судя по его внешнему виду, когда он смеется, на его лице появляются небольшие морщинки улыбки. Наши лица остаются в нескольких сантиметрах друг от друга, пока я рисую на его лице, знакомясь с каждой впадинкой и шрамом, которые уродуют его кожу. Черная краска контрастирует с острыми скулами.

Я провожу кончиком кисти по изгибу его шеи, вызывая у него легкую дрожь — настолько легую, что я почти не замечаю ее.

— Тебе не все равно, если я разрисую твою шею?

Его глаза с тяжелыми веками ловят мои. — А после этого я смогу поцеловать тебя?

— Я буду игнорировать тебя, потому что ты слишком стар для меня. — Я хотела бы вернуть слова обратно, как только они покидают мой рот.

— Кто сказал?

— Это говорит тот факт, что ты выглядишь так, будто у тебя есть приличный сберегательный счет и стабильная работа.

Его горящие глаза держат меня в трансе.

— Какая наблюдательная принцесса. Что во мне кричит о том, что у меня большой счет в банке?

— Я ношу Converse на бюджет первокурсника, а ты носишь кеды Gucci и подкупаешь детей с кошельком Louis Vuitton.

— Ах, как проницательно. Восемнадцать — это определенно слишком рано. — Его глаза метнулись в сторону.

— Ага. Но тебе повезло, я не слишком молода, чтобы взорвать твой мозг. — Моя кисть касается его лица, намекая на то, что я рисую.

Он смеется, и по какой-то причине мне нравится заставлять его улыбаться. Я беру зеркало со стола и показываю, как он теперь выглядит.

— Ни хрена себе. У тебя действительно есть талант в работе с кистью. Я выгляжу как чей-то самый худший кошмар.

Потому что так и есть.

Он улыбается мне так, что я чувствую себя и хорошо, и плохо. Мне трудно игнорировать собственное желание, которое я испытываю к нему, несмотря на нашу разницу в возрасте.

Я усмехаюсь, глядя на рисунок черепа, который я сделала. Кости спинного мозга спускаются по его шее, перемешиваясь с черно-белой искусственной мышечной тканью, исчезая под черной футболкой. Голубые глаза резко контрастируют с черной краской. Его улыбка тускнеет, обнажая ряд зубов, которые я создала. Дизайн призрачно красив, как и он, человек слишком старый и слишком злой для такой, как я.

— Вау. Лиам, я даже не заметил тебя с этим ужасным макияжем. Софи талантлива, да? — Эван, человек, который попросил меня выполнять это нелепое задание в первую очередь, прерывает мой момент с Лиамом.

Лиам поднимается со стула. Его длинные ноги делают эту задачу до смешного легкой, привлекая мое внимание к его телу. Его крепкое, скульптурно совершенное тело.

Эван подталкивает Лиама под ребра.

— Софи, ты проделала потрясающую работу. Это соответствует тому, каким Лиам будет мертвым после того, когда он не попадет на подиум в это воскресенье.

— Ты всегда так говоришь, только я почти каждый раз надираю тебе задницу. — В голосе Лиама есть намек на крайность.

Точки соединяются, потому что в Формуле-1 есть только один гонщик по имени Лиам.

Лиам чертов Зандер. Самая почитаемая звезда Германии и восходящая звезда Формулы-1, сеющий хаос с Ноа Слейдом и Джаксом Кингстоном еще со времен их юности в картинге. Гонщик, который в этом году выиграет свой первый Чемпионат Мира. Тот самый человек, который старше меня почти на семь лет.

Чтоб меня. Я флиртовала с гонщиком Формулы-1. Мой отец убьет меня, если узнает об этом и больше никогда не отпустит меня с территории Бандини.

Эван фотографирует лицо Лиама.

— Серьезно, этот макияж просто супер. Отличная работа. Моя дочь обожает Софи с тех пор, как увидела ее в пит-зоне Бандини. Джеймс Митчелл прячет её, но я позаимствовал ее таланты на день. — Эван смотрит на меня. — Не забудьте напомнить мне, чтобы я заплатил тебе за твое время.

Я отмахиваюсь от него, сосредоточившись на контроле своего дыхания, а не на том, что Эван говорит Лиаму. Эван поспешно прощается с нами, сказав, что ему нужно проведать детей.

— Значит, ты гонщик. — Я скрежещу зубами, мое раздражение плохо скрывается сжиманием и разжиманием рук. Ненавижу, как мне нравится, когда его глаза буравят меня. Он смотрит так, будто хочет запомнить, как мой дурацкий костюм сдавливает мое тело, запечатлить в памяти весь день. И что еще хуже, мне нравится, как его внимание заставляет меня чувствовать себя.

— Мм, это то, что они мне говорят. А ты Софи, принцесса?

Мое имя слетает с его языка, как будто он хочет проверить его, его немецкий акцент вытягивает звук «э».

Я стою выше.

— Ты можешь говорить так. Только в этой истории меня не нужно спасать.

— Нет, не нужно. Может быть, это ты спасаешь. — Его губы подрагивают.

Его очарование скрывает странное предчувствие от его сказанных слов. Они тяжелым грузом ложатся у меня на груди, вызывая мое любопытство, чтобы спросить, что он имеет в виду.

Он проводит костяшками пальцев по моей щеке, шершавая текстура вызывает возбуждение каждого нервного окончания. Искра, эквивалентная перегоревшему блоку предохранителей.

— Но ты слишком молода и наивна. И сейчас неподходящий момент. Может быть, если мы встретимся снова при других обстоятельствах и в другое время.

Лиам смеется про себя, пока его глаза блуждают по моему телу, не давая мне времени ответить, не говоря уже о том, чтобы обдумать его слова.

— Ты не принцесса. Ты, гребанная блядь, королева. Не позволяй никому забыть об этом, даже себе. Люди думают, что король имеет значение, но королева сводит на нет все остальные фигуры. Удачи в университете и выпей пива в мою честь.

Он читает книги и использует отсылки к шахматам. Лиам Зандер — скрытый ботаник, и знание этого секрета вызывает у меня улыбку.

Он отдергивает руку и смотрит на свои костяшки. На его лице появляется растерянность, но потом он скрывает ее и ухмыляется, а жуткая краска скрывает его идеальный образ. Он уходит подмигивая мне через плечо и оставляет вечеринку и меня позади.

Черт. Кажется, меня только что одурачили.

Глава 1

Лиам

Два года и пять месяцев назад

Звонок телефона вырывает меня из сна. Простыни шуршат, когда моя рука нащупывает телефон в темноте. Я нажимаю на зеленую кнопку, не проверяя, потому что мало кто будет звонить мне в этот час без важной причины.

— Тебе нужно срочно тащить сюда свою задницу. Йоханна проснулась от схваток, но мы не уверены в том, настоящие ли это схватки, газы, или ложные схватки. Она слишком близко, поэтому я не хочу рисковать, — сообщение моего брата стирает сонливость с моих глаз.

— Ты учился в медицинской школе. Как ты можешь не видеть разницы?

— Придурок, я занимаюсь неврологией, а не акушерством и гинекологией. На всякий случай, мне нужно, чтобы ты взял Элизу и отвез ее к маме и папе.

Я вскакиваю с кровати, чуть не уронив телефон.

— Увидимся в десять.

Лукас заканчивает наш разговор, не попрощавшись.

К счастью, я решил остаться в Германии на время каникул, так как Йоханна скоро родит. Я не обращаю внимания на то, как болят мои яйца при мысли о родах.

Я быстро собираюсь, адреналин бурлит в моем теле. Через несколько минут я запрыгиваю в свой внедорожник и еду в район, где живет мой брат. Он все спланировал еще несколько месяцев назад, чтобы убедиться, что я буду в городе к родам. Поскольку Йоханна должна родить со дня на день, то Лукас находится в состоянии повышенной готовности. Действительно. Он уже один раз почти убедил Йоханну лечь в больницу из-за «ложной тревоги».

Я подъезжаю к их крыльцу, паркую машину и выхожу. Из каждого окна из их двухэтажного дома льется свет. Мой брат открывает входную дверь, пока я иду к крытому крыльцу, свет от люстры заливает Лукаса золотым свечением. Он взволнованно проводит рукой по светлым волосам, морщинки прочерчивают кожу возле его голубых глаз, когда он нервно улыбается мне.

Я притягиваю его к себе и обнимаю, стоя с ним лицом к лицу.

— Если ты мужчина часа то, скажи мне, каково это — видеть, что твоя работа полностью завершена?

— Примерно так же хорошо, как Йоханна кричит мне, чтобы я захватил все необходимое для мер предосторожности. Она волнуется, вот и всё.

— У нее еще не отошли воды?

— Нет, но лучше перестраховаться.

Йоханна, вся красивая, с каштановыми волосами и глазами лани, проталкивается мимо моего брата. Ее раскрасневшиеся щеки раздуваются, когда она глубоко вдыхает и выдыхает, ее губы прижимаются ко мне.

— Мужчины должны быть как морские коньки. Они могут забеременеть и родить. Я читала, что они замечательные отцы, в то время как их матери — безмозглые морские животные.

Я качаю головой.

— Тебе нужно расслабиться. Ты вся красная и трясешься.

Йоханна не изменилась за те десять лет, что я ее знаю, она всегда выходила из себя в напряженных ситуациях. Она была из тех, кто надрал мне задницу за то, что я сдал наш лабораторный отчет в конце урока, а не в начале. В то время как другие школьницы бегали за моим членом, чтобы получить полный доступ, Йоханна бегала за мной, чтобы я выполнял домашнее задание и готовился к тестам. В отличие от других, она не дала мне проскользнуть мимо из-за моего вождения в Формуле. Я должен благодарить ее за то, что вообще закончил школу.

Она покачала на меня пальцем, ее карие глаза сияли.

— Ты можешь сказать мне, чтобы я расслабилась, когда тебе придется выталкивать из своего тела ребенка размером с арбуз.

Мой брат смотрит на меня с выражением ужаса на лице. Я мог бы прожить счастливую жизнь без этого зрелища, потому что мне нравится арбуз.

— Не делай при мне такое лицо. Это все твоя вина. — Она смотрит на Лукаса, показывая на свой живот двумя указательными пальцами.

— Я не слышал, чтобы ты жаловалась во время акта. — Он улыбается ей.

Она отмахивается от него.

— Я забыла о последствиях наших действий.

Я демонстрирую Лукасу красноречивую ухмылку.

— Ты тот, от кого она забеременела через три месяца после рождения твоего первого ребенка. Собственник?

— Мне нравится, как она светится из-за беременности. — Лукас притягивает Йоханну к себе и целует ее в макушку. Он унаследовал свое предпочтение к грубым проявлениям привязанности от наших родителей, короля и королевы слишком частых лапаний.

— Надеюсь, тебе нравится бледность после беременности, потому что единственное сияние, которое ты получишь, будет из холодильника в два часа ночи, когда ты будешь кормить Каю, — пробормотала Йоханна ему в грудь.

Я, например, не могу дождаться встречи с Каей, арбузом Йоханны и будущим пополнением в нашей сумасшедшей семье.

— Разве она не милая? — Лукас крепко обнимает Йоханну, прежде чем отпустить ее.

Я притворно кашляю.

— Меня от вас обоих тошнит.

— Когда ты женишься, ты поймешь. А до тех пор я могу осыпать тебя благодарностями за то, что ты выбрал меня в качестве партнера по лаборатории. Оказывается, у самого сексуального парня в биологии есть брат. — Йоханна подмигивает Лукасу.

— Лукас обратил на тебя внимания быстрее, чем я смог попытаться претендовать на тебя.

— У тебя никогда не было шансов. Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы она пропала. Нам нужно было дождаться её совершеннолетия, — говорит мой брат через плечо, убегая наверх.

Йоханна посылает мне колеблющуюся улыбку.

— Жаль, что ты был в моей жесткой френдзоне все эти годы. Кто бы мог устоять перед капитаном хоккейной команды?

— Я надеялся, что ты, президент Клуба Объединенных Наций, могла бы устоять, но теперь ты беременна отпрыском моего брата. Я думал, ты захочешь меня за мое остроумие, а не Лукаса за его мускулы.

— Я ведь ординатор нейрохирургии… — Лукас осторожно спускается по лестнице, в одной руке — спящая Элиза, в другой — сумка для девочек.

— Мне очень не нравится, как вы двое теперь на меня ополчились. Раньше все было наоборот, пока Йоханне не исполнилось восемнадцать. — Я скрещиваю руки на груди.

— Не будь таким. Посмотри на себя, большой плохой гонщик Формулы-1, который недавно выиграл свой первый Чемпионат Мира. В конце концов, ты променял книги на мускулы. — Йоханна притягивает меня к себе, чтобы обнять. Ее выпуклый живот мешает, но она обхватывает меня, обдавая ароматом розы.

— Я никогда не обменивал книги, — насмехаюсь я. — Единственное, что изменилось, это то, что девушки больше не встречают меня в библиотеке.

— Я очень надеюсь, что ты скоро остепенишься. Тебе не нужны девушки как грид гёрлз(прим. перев. девушки, которые на мото и автогонках выводят пилотов на стартовые позиции), потому что они предпочитают тебя из-за имени, а не из-за твоего сердца. К тому же я не могу быть твоим единственным другом женского пола. Ты нуждаешься во внимании. — Она высунула язык, прежде чем направиться к входной двери.

— Что? С каких пор? Я впервые слышу об этом.

— Всегда, чувак. Всего несколько месяцев назад ты по пьяни написал Йоханне смс в три часа ночи с просьбой спеть тебе колыбельную, чтобы ты смог заснуть. Не то чтобы я жаловался, потому что твои звонки будят нас обоих. — Он довольно ухмыляется ей, могу ли я снова жить не видя это снова..

— Ладно, фу гадость. Прибереги свои похотливые глазки на следующий раз, когда захочешь сделать ее беременной. Надеюсь, вы оба знаете, что эти колыбельные — лучшее, что я слышу по дороге. Даже лучше, чем пит-лейн в день гонки.

У Йоханны ангельский голос и соответствующее пение. Я ничего не могу поделать с тем, как одиноко моей пьяной заднице по ночам, когда я провожу большую часть года в дороге с моей командой Формулы-1.

— Тебе действительно нужна девушка. Я не могу вечно быть твоей единственной лучшей подругой, — Йоханна смеется, а потом морщится, потирая живот.

— Хорошо. Вам двоим пора идти. — Я выхватываю Элизу из рук Лукаса.

— Ты купил автокресло, о котором я тебе говорил? — Мой брат смотрит на Элизу, пока я нежно покачиваю ее тело.

— Да, мамочка. Я даже позаботился о том, чтобы приехать на своем внедорожнике, потому что ты ненавидишь мой кабриолет.

Йоханна улыбается моему брату.

— Иногда мне хочется, чтобы у тебя был кабриолет.

— Они небезопасны, — ворчит Лукас, помогая Йоханне сесть в свой Land Rover. Каким-то образом за несколько лет он превратился из беззаботного парня в нового члена патруля безопасности. Все началось после того, как он женился на Йоханне, купил дом и сделал ее беременной. Кто бы мог подумать, что выбор горячей, тихой девушки в качестве партнера по лаборатории приведет к такому? Лукас должен поблагодарить меня за то, что я думал о своих гормонах и необходимости сдать биологию.

Я иду к своему внедорожнику, открываю дверь одной рукой, прежде чем усадить Элизу в ее автокресло. Розовое приспособление выглядит неуместно на фоне черного кожаного салона. Я вожусь с ремнями, прежде чем усадить ее, ее пухлое лицо и светлые волосы выглядят чертовски очаровательно.

Я нежно целую Элизу в лоб, прежде чем закрыть дверь.

Я поворачиваюсь к двум сияющим родителям.

— Встретимся в больнице, как только няня приедет к маме и папе.

— Ты самый лучший ублюдок. Увидимся, — Лукас машет рукой, прежде чем выехать со своей подъездной дорожки. Йоханна улыбается мне с пассажирского сиденья, она выглядит спокойной, несмотря на возможные часы боли, через которые ей предстоит пройти.

Я отвожу Элизу к няне, а затем спешу в больницу вместе с нашими родителями. Папа расслабляется в кресле в приемной, а мама вышагивает по комнате размером десять на восемь. Ее ботинки щелкают по полу, когда она попеременно смотрит на часы и косится на дверь.

Мои родители выглядят как дуэт Барби и Кена: светлые волосы и легкий загар кожи. Мама смотрит на меня своими серыми глазами шторма, в ее жесткой позе видна паника. Ее светлые волосы развеваются, когда она ходит взад-вперед в движении, которое никак не успокаивает ее, в то время как мой отец делает прямо противоположное, прислонившись головой к стене.

— Почему бы тебе не присесть? — я указываю на пустой стул рядом со мной.

— Я не хочу. Я ненавижу эту часть ожидания, потому что я хочу обнять Каю и уже вдыхать свежий запах ребенка, — она закрывает глаза и улыбается.

— Ты говоришь как серийный убийца. — Мой комментарий заставляет ее открыть глаза. Папа смеется до кашля.

Мама смотрит на отца.

— Не поощряй его шутки. Это ты виноват в том, как он со мной разговаривает.

— Кто-то должен был научить его чувству юмора. — Папа ухмыляется, его голубые глаза блестят под флуоресцентными лампами.

Моя мама борется с улыбкой. После еще нескольких минут ходьбы она садится рядом со мной и тянет мою руку к себе на колени, как будто я ребенок, а не двадцатишестилетний парень.

— Помнишь, как мы пытались устроить выпускной для Йоханны и тебя?

— Как я могу забыть. Лукас чуть не надрал мне задницу из-за этого.

С лужайкой перед домом моих родителей связано несколько приятных воспоминаний, включая предложение Лукаса на том же месте, где он тогда ударил меня по лицу за несколько лет до этого.

— Это был момент, когда я поняла, что они влюбятся друг в друга. Они были как в кино: умный спортсмен и застенчивая девушка. Он просто тянул время.

— Ты смотришь слишком много романтических фильмов, — я качаю головой.

Моя мама во всем ищет сказочный конец, потому что она безнадежный романтик, который нашел любовь всей своей жизни в двадцать два года. Лукас следовал ее любовным советам до конца, пока я плыл по течению, не стремясь к чему-то большему в данный момент.

Слова Йоханны, сказанные ранее, витают вокруг меня. Неужели я прилипчив, потому что мне не с кем поделиться своими переживаниями? Я не хочу, чтобы меня считали нуждающимся во вниманием. Что такое несколько пьяных звонков в великой схеме вещей? Некоторые люди переписываются с бывшими, а я звоню друзьям, и это не совсем недостаток характера.

Кожа вокруг ее серых глаз морщится, когда она улыбается мне.

— Если бы не эти фильмы, я, возможно, никогда бы не дала твоему отцу шанс.

На этот раз я действительно смеюсь.

— Вы, ребята, должны оплачивать мою терапию, потому что у психолога будет целый день на это дерьмо.

Мы сидим, кажется, несколько часов. В отличие от дебюта Элизы, у Лукаса нет времени, чтобы выйти и сообщить нам новости. Я играю на своем телефоне, чтобы скоротать время. Минута за минутой проходит, а медсестра не выходит, и нам совершенно не на что ориентироваться, пока мы ждем. Любопытство заставляет всех нас напрячься в ожидании нового члена семьи.

В приемную вбегает медсестра и подтверждает, что мы — семья Зандер.

— Планы изменились. Йоханну срочно отправили в операционную из-за некоторых медицинских осложнений. У нас не так много информации, но кто-нибудь вернется и скажет вам, как только у нас появятся новые новости.

— О Боже. Надеюсь, ничего серьезного, — моя мама возобновила свой шаг, бросив книгу на стул.

— Я уверен, что врачи знают, что делают. — Дрожащие глаза моего отца не соответствуют успокаивающему тону его голоса.

— Элиза родилась естественным путем. Почему кесарево сечение для этого ребенка? — моя мама останавливается, прижимая руку к груди, как будто это движение может успокоить ее колотящееся сердце.

Я кладу телефон обратно в карман, больше не в настроении играть в глупую игру.

— Доктор даст нам знать.

Через несколько минут дверь со скрипом открывается, и перед нами предстает бледный Лукас со сжатыми кулаками. В его глазах нет никаких признаков жизни. Он выглядит лишенным эмоций, как будто кто-то высосал из него душу, оставив лишь оболочку человека.

Холодное чувство пробирается по позвоночнику, когда его взгляд останавливается на мне.

Из его глаз вытекает слеза. Одна единственная слеза заставляет мою грудь напрячься, а легкие — гореть. В комнате словно кто-то перекрыл доступ воздуха, тяжесть душит нас четверых. Мы молчим, наблюдая за Лукасом, когда его грудь вздымается, его темные глаза смотрят на каждого из нас.

Я поднимаюсь со стула, мои ноги шатаются, пока я пытаюсь вернуть себе самообладание.

— Что случилось?

Его пустые, ничего не выражающие глаза находят мои.

— Йоханна не выжила.

Слезы текут по его лицу, и у меня сводит живот, когда его губы дрожат. Мама подавляет рыдания, подбегая к моему брату и обнимая его. Мы с папой смотрим друг на друга, слова не сходят с наших губ, мы оба ничего не понимаем.

Что, блядь, происходит?

Мой брат трясется, его ноги подкашиваются, а мама стоит на коленях на полу рядом с ним. Мое сердце быстро бьется в груди, а желудок грозит вывалить свое содержимое на бежевую плитку.

Брат шепчет свои следующие слова, как будто его слова, произнесенные с силой, делают их слишком реальными.

— Ребенок застрял. — Голос Лукаса дрожит. — У Йоханны упало давление во время экстренного кесарева сечения, и она… — Он всхлипывает.

Я не чувствую, что кто-то вырвал ковер у меня из-под ног. Это было бы слишком просто, слишком мило, чтобы описать кошмар, происходящий передо мной. Такое ощущение, что кто-то вырвал мои чертовы ноги из моего тела, оставив меня в кровавой куче, такого чертовски беспомощного, пока мой брат ломается в какой-то дерьмовой больнице.

Этого не может быть.

Тело Лукаса дрожит, когда он прижимается к маме, его беззвучный плач заставляет мое сердце сжиматься.

— У нее не получилось. Она… Она просила посмотреть, как я держу на руках нашу девочку. Это все, что она хотела. Моя гребаная жена. Ушла. — Его тяжелое дыхание становится паническим и поверхностным.

Вот дерьмо собачье.

Моего лучшего друга больше нет. Та самая женщина, которая несколько часов назад улыбалась мне, называя меня нуждающимся парнем. Йоханна, моя лучшая часть средней школы и один из моих самых любимых людей в мире. Моя подруга, которая закатывала глаза на то, что девочки хотели меня за мои таланты гонщика, а не за мою скрытую ботаничность. Женщина, которая украла сердце моего брата, а мое сделала целым, наложив свой пластырь на каждого члена моей семьи.

Я не борюсь с тошнотой, когда бегу к ближайшему мусорному баку, мой желудок отвратителен, кислота покрывает мой язык, а по лицу текут незнакомые слезы. Мои бледные пальцы дрожат, когда я цепляюсь за пластиковый обод, используя мусорный бак как опору для своих дрожащих ног.

— А ребенок? — Голос мамы доносится до меня сквозь рвотные позывы.

— Кая в порядке. — Мой брат, сдержанный человек, который научил меня сохранять спокойствие, плачет в ее объятиях. Хриплые слова слетают с его губ, когда он шепчет маме. Я не могу видеть его разбитым, его внешний вид соответствует тому, что я чувствую внутри.

Я хватаюсь за мусорное ведро, боясь отпустить его, пока отец проводит дрожащей рукой по моей спине.

Я ненавижу звук плачущего Лукаса. Я ненавижу весь этот гребаный день, мысль о том, что я потерял лучшего друга, приобретая при этом племянницу, слишком охуительна. Какого хрена Бог сыграл такую злую шутку, уничтожив одну жизнь и сохранив другую?

Я выбегаю из палаты, оставляя семью позади, и бегу к входу в больницу. Темнота встречает меня, соответствуя бурлящим эмоциям внутри меня, яркая луна насмехается надо мной, когда я теряю голову в пустом квадрате. Мои ноги подкашиваются, и я падаю на траву, травинки с росой скрывают слезы, текущие из моих глаз.

Я запрокидываю голову назад, издавая хриплый крик, и этот болезненный звук заглушается сиренами приближающейся машины скорой помощи. Прохладный воздух обжигает мои легкие, когда я делаю резкий вдох.

Мой отец появляется из ниоткуда и опускается на колени рядом со мной, притягивая меня к себе и обнимая.

Я не могу скрыть, как дрожит мое тело.

— Я не понимаю. Как такое может случиться? Это двадцать первый гребаный век. Люди больше не умирают при родах.

— Мне жаль, сынок. Ничего нельзя было сделать, — мой отец задыхается.

— И что? Как, блядь, я могу смотреть на Каю и не думать о ней? — Я ненавижу, как слабо звучит мой голос для моих собственных ушей.

— Ты можешь смотреть на нее и видеть последнее прекрасное, что создала ее мать. Сейчас ей больше нужен дядя, чем когда-либо.

Я сжимаю кулак вокруг травинок, дергаю за кусочки, вырываю их, чтобы снять остроту.

— Я не хочу ее. Я хочу вернуть Йоханну.

— Ты не это имеешь в виду.

— Конечно, блядь, я хочу. Я хочу повернуть время вспять и вычеркнуть этот дерьмовый день из истории. — Я не чувствую ни малейшей вины за свое признание. Сжатие в груди напоминает мне о боли, закравшейся в мое сердце и проверяющей мой рассудок.

— Мы не можем. Но подумай о своем брате и о том, через что он проходит. Будь сильным для него.

Как я могу быть сильным для него, когда мое сердце проходит через гребаный измельчитель бумаги?

— Я не могу. — Я задыхаюсь словами, мой голос стал хриплым шепотом, когда слезы вернулись, заливая мои глаза, когда я подумал о Йоханне. О том, как мы подрались красками, обустраивая детскую для Каи. Этот образ снова и снова наполняет меня ужасом и тошнотой.

Я не знаю, как справиться со всем этим дерьмом. Я не в состоянии справиться с нахлынувшими чувствами, болезненными воспоминаниями и тупой болью, которая поселилась в моей груди.

Отец прижимает меня к себе, мы сидим в тишине, и из наших ртов вырываются болезненные вздохи.

30 декабря — это не только день смерти Йоханны. Это день, когда я отпустил себя, засунув свое разбитое сердце так глубоко внутрь своего тела, что не смог бы опознать разорванные останки, даже если бы попытался.

Глава 2

Софи

Настоящее время.

Не хочу драматизировать, но я только что испытала худший секс в своей жизни.

Нет, я не шучу, но мне бы этого хотелось. Именно поэтому я прячусь в ванной, шепча про себя, пока объект моего разочарования лежит на моей кровати в общежитии.

Андре Бьянки: математик, вице-президент бизнес-братства и самый вероятный участник голосования, который оставит вас неудовлетворенной два раза подряд.

— Я должна была воспринять ароматизированные презервативы как предупреждающий знак. Ни один уважающий себя мужчина, имеющий представление о женском теле, не стал бы покупать ароматизированные презервативы. Самая глупая покупка. И кто их придумал, ведь ни одна женщина в здравом уме не захочет лизать презерватив! — шепчу я себе, расчесывая свои едва взъерошенные светлые волосы. Это еще одно доказательство моей отстойной сексуальной жизни. Мои волосы выглядят так же хорошо, как сегодня утром, когда я их расчесывала. Мой макияж почти не размазался, и нет никаких признаков румяных щек или сияния. Зеленые глаза моргают мне в ответ и выглядят так же неубедительно, как и моя сексуальная жизнь в данный момент.

Моя грудь сжимается до такой степени, что становится трудно дышать, напоминая мне о моем разочаровании в очередной раз.

Очевидно, что в университете я получаю больше пятерок, чем оргазмов. Я не знаю, почему эта мысль беспокоит меня, но это действительно так. Я не сплю с кем попало, и мои сексуальные контакты можно пересчитать по пальцам одной руки. Хуже того, ни в одном из них не было счастливого конца для меня. Я начинаю считать себя сломленной, потому что как такое может продолжаться со мной? Парни прекрасно кончают, а я моргаю, глядя в потолок, и думаю, что же я испытала.

Эндорфины не выделяются. Никакого послесексуального блаженства. Ничего. Niente. Nada.

Эта недавняя встреча сильно задела меня. Какой смысл учиться в университете, если я собираюсь жить в общежитии, почти не общаясь с другими людьми, и раз в год заниматься сексом с одним неуклюжим специалистом по бухгалтерскому учету? Все заканчивается тем, что я с улыбкой прошу их уйти, притворяясь, что они потрясли мой мир, когда я действительно сосала их члены, мысленно перечисляя свои предстоящие задания.

— О Боже. Я думала о своем профессоре бухгалтерского учета, пока делала минет. Это самое низкое из низших, — бормочу я про себя, едва сдерживая стон.

Я больше не могу позволить, чтобы со мной такое происходило. Моя личность типа А кусает меня в задницу, и не совсем в том смысле, что эй, меня зовут Анастейша Стил, а Кристиан Грей — мой папа.

— Софи, ты собираешься выйти и сказать ему, чтобы он отправлялся в путь. Тебе уже пора спать, и тебе нужно отоспаться от этого ужасного настроения. — Я вздохнула, набираясь храбрости, необходимой для того, чтобы встретиться с бедным парнем.

Андре был мил и вежлив, даже предложил заплатить за ужин. Я не хочу показаться грубой, но сейчас мне трудно разобраться в своих чувствах. Честно говоря, я больше разочарована в себе за то, что не отпустила себя, как ментально, так и физически. Это настоящая борьба между борьбой за контроль и попыткой взять отпуск у своего мозга.

Я берусь за ручку двери в ванную и распахиваю ее.

— Привет, извини за это. Я думаю, это…

Я выдохнула с облегчением, глядя на свою пустую кровать. Может быть, сегодняшний вечер все-таки не будет полным провалом. Мои глаза ловят листок бумаги на подушке.

«Спасибо за хорошо проведенное время. Давай повторим это в следующие выходные?»

Неа. Абсолютно нет. Я лучше уеду из страны, чем увижу его снова.

Подожди. Вот это идея.

Включив ноутбук, я достаю из мини-холодильника недавно открытую бутылку белого вина. Отказавшись от бокала, я делаю большой глоток прямо из бутылки, пока открываю календарь Формулы-1 моего отца. Он уже забронировал билет в Мельбурн на следующий месяц.

Я открываю Pinterest, интересуясь, как выглядит Мельбурн. Пролистывая несколько постов, периодически делая глотки вина, я нажимаю на один из них с надписью Bucket List.

В итоге меня еще больше затягивает в страну потерянного времени и пинов, и я пролистываю множество списков путешествий. Виной всему мое жгучее чувство любопытства к тому, что придумывают люди. Я люблю хорошие списки, но я никогда не задумывалась о половине этих безумных пунктов. Моя голова становится все более туманной, пока я продолжаю потягивать вино и искать.

Мои брови взлетают к линии роста волос, когда еще один пикантный список попадает в мою ленту. Интерес съедает меня, когда я открываю список. Пикантность — это слово, с которым я никогда себя не ассоциировала. По крайней мере, с тех пор, как мне было пять лет и мой отец пригрозил сказать Санте, что я заслужила уголь на Рождество, после того как я пролила молочный коктейль на все внутренности его иллюзии Маккой.

Ни хрена себе. Люди очень изобретательны. Я трачу слишком много времени, просматривая многочисленные пикантные списки. Я могла бы учиться, или спать, или найти нового кавалера в приложении для знакомств. Но нет. Я наслаждаюсь тем, что сохраняю свои любимые сексуальные вещи. Где было это равнодушие два часа назад?

Не знаю, то ли одинокий вечер, то ли выпитое вино вдохновляют меня открыть свой профессиональный планер с закладками к спрятанным страницам в самом конце.

Я работаю над списком дел, которые никогда не делала, но всегда хотела бы попробовать. Час спустя мне каким-то образом хватает координации, чтобы набрать все это и выделить цветом. Перед тем как нажать кнопку печати, мне приходит в голову название для списка, и я пишу вверху слова «К черту всё!».

Я смотрю на лист бумаги, задаваясь вопросом, нахрена я его создала. Смогу ли я действительно убедить отца позволить мне присоединиться к его расписанию Формулы-1? А еще лучше, смогу ли я действительно выполнить половину этих пунктов? Игнорируя свои сомнения, я достаю свой личный ламинатор, потому что, да, я одна из таких людей. После нескольких неудачных попыток оригами и рыка разочарования мне удается сложить бумагу.

Список «К черту всё!» сияет во всей своей ламинированной красе. Я улыбаюсь двадцати пунктам, которые я смело, но полупьяно, выбрала.

Купание голышом.

Купить вибратор.

Попробовать прелюдию со льдом.

Поцеловать иностранца.

Попеть караоке во время пьянки.

Попробовать новую еду.

Прыгнуть с парашютом.

Посмотреть порно.

Сыграть в покер на раздевание.

Быть связанной во время секса.

Завязать глаза во время секса.

Кончить от орального секса.

Попробовать зеркальный секс.

Заняться сексом на публике.

Заняться сексом у стены.

Получить кайф.

Заняться сексом по-быстрому.

Заняться сексом на открытом воздухе.

Поцеловать кого-нибудь перед Эйфелевой башней.

Испытать несколько оргазмов за одну ночь.

Теперь мне осталось сделать последнее, возможно, одно из самых трудных дел, прежде чем я смогу начать вычеркивать пункты из своего списка.

Убедить отца разрешить мне присоединиться к нему.

— У меня есть несколько правил, прежде чем ты присоединишься к туру. Если ты их нарушишь, я забронирую тебе место на ближайший рейс обратно в Италию. — Мой отец что-то пишет на своем iPad, занимая свое обычное место на диване в нашей гостиной.

— Я знаю, что ты знаменитость среди инженеров, но когда ты называешь это туром, ты делаешь вид, будто ты рок-звезда.

— Знаменитость среди ботаников, мне это нравится, — он делает руками рок-символ, который никогда больше не должен быть воспроизведен. — В любом случае, первое правило заключается в том, что я хочу, чтобы ты изо всех сил старалась держаться подальше от гонщиков. Я серьезно, потому что у них, как правило, сомнительные намерения. Второе: ты должна ежедневно отмечаться у меня, чтобы я мог быть уверен, что ты не сдохла где-нибудь в канаве. И последнее, но не менее важное: держись подальше от неприятностей. Повтори их мне.

— Ты стареешь, если тебе нужны все эти повторения.

— Если у меня седые волосы, это не значит, что я старый, — он проводит рукой по своим густым прядям.

Моего отца можно назвать кем угодно, но только не старым и дряхлым, к сожалению для меня, потому что он не женат, а дамы, конечно, пытаются с ним встречаться. Женщины стекаются к нему, как будто его аура говорит о деньгах и хорошем времяпровождением.

— Нет, но тот факт, что у тебя больше правил, чем в учебнике частной школы, убивает твой образ молодого серебристого лиса.

— Пожалуйста, следуй правилам. Это все, что я прошу от тебя этим летом.

Мой папа любит правила, потому что боится, что я стану такой же, как моя мама. Мы мало говорим о ней, поскольку она вскоре ушла от нас после моего рождения, решив, что хочет спасать слаборазвитые страны. Мысль о подгузниках и детских бутылочках тяготила ее и мешала ей вести беззаботный образ жизни, который она так любила. Сейчас моя мама живет своей лучшей жизнью в Африке со своим новым бойфрендом, который старше меня на пять лет.

Я бы сказала, что у моего отца есть неразрешимая проблема из-за травмы покинутого. Каждый раз, когда я разговариваю с мамой — а это случается редко, — он проверяет, не хочу ли я забронировать следующий рейс подальше от него.

— Если бы мне в этом году не исполнилось 22 года, ты бы, наверное, заставил меня носить один из этих рюкзаков с поводком, чтобы держать меня в радиусе пяти футов.

Он смотрит в потолок.

— Не искушай меня, потому что сейчас эта идея звучит довольно неплохо.

Его бдительность усугубилась, когда я поступила в колледж, и он не мог контролировать желания озабоченных мальчиков и гонщиков Формулы-1. Ситуация дошла до того, что он каждое лето с удобством оплачивал мои поездки куда-нибудь подальше — и все это совпадало с его поездками на Формулу-1.

Я бросаю на него взгляд, способный расплавить сталь.

— Не мог бы ты расслабиться? Ты не сможешь защитить меня от каждого мужчины, который переходит мне дорогу.

— Я могу попробовать, — зубы моего отца ударяются о нижнюю губу, когда он просматривает наш маршрут. Он не может высосать все веселье из этого лета. Я хочу познакомиться с новыми людьми, исследовать разные города и совершить несколько ошибок, потому что, видит Бог, мне это необходимо. Люди недооценивают, как трудно быть идеальной дочерью для моего отца и всегда стремиться к совершенству, чтобы угодить ему. Я говорю о пятерках, почетных обществах и конном клубе — все это очень некрасиво с моей стороны.

— Помни, что ты должна закончить семестр со всеми пятерками, чтобы я выполнил свою часть сделки. Я проверю твой средний балл до того, как ты сядешь в самолет.

— Ты также хочешь, чтобы я синхронизировала мой учебный календарь с твоим телефоном? Так ты сможешь записывать все мои действия?

Он борется с улыбкой.

— Не знаю, почему я воспитал тебя таким умницей, но это вылазит в самые неудобные моменты. Я только хочу быть уверен, что ты закончишь школу вовремя.

У меня есть год, прежде чем я выйду на большую сцену с дипломом бухгалтера в руках и фальшивой улыбкой на лице. Мой отец утверждает, что цифры безопасны. Они кричат о независимой финансовой стабильности, но единственная, кто действительно кричит — это я. Но я выбрала эту степень ради спокойствия отца, потому что он бесконечно поддерживал меня все эти годы. Он пожертвовал частью себя, чтобы быть для меня всем необходимым и даже больше, никогда не присоединял в наш дуэт новую женщину.

— Но я всегда мечтала быть похожей на других дочерей директоров Формулы-1, с безлимитной кредитной картой и большим количеством сумочек Chanel, чем у самой Коко. — Я хлопаю ресницами.

— Лучше бы я запирал свой бумажник на ночь.

— О, папа. В наше время все цифровое, так что я уже добавил твою Amex в свой Apple Wallet.

Он притворно вздрагивает.

— Надеюсь, ты не увеличишь мой счет за все эти европейские покупки.

— Надеюсь, ты знаешь, что у меня есть и другие планы, кроме шоппинга.

— Не могу дождаться, чтобы услышать о них.

Я отшатываюсь при мысли о том, что мой отец узнает о моем списке. Мой список «К черту всё!» — сексуальный, смелый и рискованный для такой последовательницы правил, как я, с некоторыми пунктами, которые заставили бы покраснеть монахинь в местном монастыре. Они, наверное, бросили бы мне в голову бутылку со святой водой, надеясь, что она вырубит меня и спасет от нечестивой жизни и вечного проклятия.

Он улыбается мне мягкой улыбкой.

— Ты ведь знаешь, зачем я все это делаю? Правила и все такое?

— Потому что тебе нравятся менее грязные варианты пыток? — Я опускаюсь на стул.

Мой отец драматично закатывает глаза, как и я.

— Нет. Потому что ты не понимаешь мир Формулы-1. Ты чиста сердцем, а другие — нет. Я растил тебя вдали от всего этого, и иногда я беспокоюсь, что слишком сильно защищал тебя, надеясь уберечь от боли.

Искренность его слов ударяет меня в грудь, как один-два удара. Это будет разочаровывающий день для моего отца, когда он поймет, что его малышка уже не совсем малышка. Честно говоря, его это не заденет, пока у меня не появится свой ребенок, потому что женщины рушат мечты своих родителей о своем воздержании, как только рожают.

— Я не собираюсь быть съеденной заживо в реальном мире. Ты воспитал меня лучше. Если я выжила в школе для девочек и три года в университете, думаю, я смогу выжить. Честно говоря, нам повезло, что клетчатые юбки и злые девочки не нанесли мне психологического ущерба.

— Ты всегда будешь моей маленькой девочкой. Той самой, которая заплела мне косички в волосах в тон твоим или нарисовала фальшивые татуировки ручками по всей руке.

— Говоря о татуировках, я готовилась к настоящей, пробуя эскизы. Это напомнило мне о моей идее с полным рукавом.

— Что?

Его глаза сужаются, а улыбка превращается в хмурый взгляд.

— Я буду считать это отказом. Черт. — Я щелкаю пальцем в насмешливом разочаровании.

— Появись с татуировкой, и тебя не посадят на следующий самолет в Италию. О, нет. Ты отправишься в Антарктиду, чтобы раз в жизни увидеть пингвинов и тающие айсберги.

— Интересно, согласится ли Леонардо Ди Каприо вместе со мной оценить ущерб от изменения климата? Я слышала, он тоже любит посещать Южный полюс. — Я озорно улыбаюсь ему.

— Убирайся отсюда, пока я не вернул твой билет на самолет и универсальный пропуск.

Я усмехаюсь в притворном ужасе. Он встает со стула и быстро обнимает меня, выжимая воздух из моих легких.

Я благодарна ему за снисхождение в вопросе Формулы-1. Я могу поменять безалкогольные коктейли на шампанское, надувные замки батуты — на торжественные мероприятия, а костюм принцессы — на вечернее платье. Наконец-то я буду жить той жизнью, которой заслуживают мои роскошные вкусы.

Мужчины должны волновать его меньше всего, потому что, простите за выражение, но я готова испортить все дерьмо.

Глава 3

Лиам

Я выхожу из своего приложения Twitter, желая стереть еще одну статью, в которой меня описывают как какого-то придурка из Формулы-1 после моего перепихона с Клаудией. На этот раз мой член действительно доставил мне неприятности. Обычно мы работаем вместе, потому что две головы лучше, чем одна.

Моя недавняя неосторожность ставит под угрозу продление контракта с Маккой, командой моей мечты, той, к которой я упорно стремился присоединиться. Никакого давления. Либо я хорошо выступаю, либо меня переведут в более низкую команду после двух лет гонок с ними.

Моя команда дает мне возможность соревноваться с двумя моими друзьями, которые, как оказалось, являются одними из лучших в Формуле-1. Джакс, Ноа и я составляем трио, предназначенное для проблем и трофеев. Для нас вождение — это такая же фундаментальная вещь, как дыхание, еда и ебля.

Адреналиновый кайф, который я испытываю, когда сажусь за руль, не сравнится ни с чем другим. Если я не заключу новый контракт с Маккой. — то я рухну вниз как отстойная песенка в хит-параде. Так что мне нужно работать на полную катушку, чтобы доказать свою ценность, потому даже если я был в прошлом двукратным Чемпионом Мира — это не будет иметь значения, после того как я потрахался с не той девушкой.

Не поймите меня неправильно, я знаю, что мой агент получит множество предложений о контракте от других команд, но мне нравится мое место в Маккой. Во мне еще достаточно борьбы, чтобы устроить захватывающее шоу для фанатов, команды и самого Питера Маккоя.

Я заканчиваю одеваться и закрываю свою квартиру в Монако. Мои ботинки щелкают по мощеным ступенькам, когда я иду к своей машине, вдыхая соленый воздух Средиземного моря.

Я еду по дорогам Монако, двигатель моего синего кабриолета Маккой ревет, когда я переключаю передачу. Высокие здания и прибрежные воды проносятся мимо меня. Звонок через динамик по Bluetooth прерывает мои мысли.

— Привет, па, как дела?

— Привет, что ты задумал? У тебя есть минутка? — немецкий акцент моего отца доносится через динамики.

— Конечно. Я еду на встречу с Маккой.

— Хорошо, потому что нам нужно поговорить. Мы с твоей мамой видели последнюю историю. Пожалуйста, скажи мне, что это неправда.

Я скрежещу зубами, думая, что сказать.

— Какая часть? То, что я трахнул Клаудию? Или то, что я выгнал ее из своей квартиры без поцелуя на прощание?

Мой отец испускает глубокий вздох.

— Это не шутка.

— Я знаю, но что я могу сделать? Да, у меня был с ней секс, но мы никогда не были парой в любом другом смысле этого слова. Мы были больше похожи на приятелей. Она знала о сделке — черт, она практически сама придумала половину.

— Почему ты решил, что переспать с племянницей своего босса — хорошая идея? Это ниже некуда, даже для тебя.

— Она упала мне на колени на торжественном вечере по случаю окончания года в Формуле-1. Она красива, но с тех пор я понял, что отчаяние пахнет ужасно, как Шанель номер пять. — Я должен был воспринять ее амбициозность как предупреждающий знак, но слава делает людей высокомерными и самодовольными.

— Когда же ты повзрослеешь и перестанешь вести себя так, будто секс и женщины — это сделка? Я думал, ты перестанешь, как только тебе исполнится двадцать шесть, черт возьми. Но вот мы здесь, почти три года спустя, а ты все еще трахаешься.

Динамики вибрируют от его ворчания.

Чувство вины бурлит внутри меня.

— Может, когда мне стукнет тридцать пять? Может быть, в пенсионном возрасте?

— Если ты и дальше будешь так же шутить, как сейчас, с женщинами, связанными с не менее влиятельными мужчинами, то выход на пенсию наступит гораздо раньше, чем в тридцать пять. Это я тебе точно говорю.

Черт. Кто-нибудь, вызовите врача, потому что мой отец сделал мне ожог третьей степени.

Я сопротивляюсь желанию наброситься на отца.

— Я понял. Я крупно облажался, связавшись с человеком, который подписывает мои чеки на зарплату. Но в этом году я планирую сделать более разумный выбор.

Благодаря своей глупости я повесил мишень себе на спину в спорте, где есть только двадцать мест с сотнями жаждущих гонщиков. Никакой математики не нужно, чтобы показать, какой я идиот, потому что это проще, чем два плюс два.

— Я очень на это надеюсь. Посмотри на Ноа, теперь ему придется делить Бандини с более молодым гонщиком. Всегда найдется кто-то, кто присматривается к твоему месту.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки.

— Сантьяго Алаторре талантлив, не спорю. Но за рулем он полный псих, так что Ноа, который будет с ним возиться, может сработать в мою пользу.

— Нет, если ты будешь продолжать все портить. Знаешь, мне бы очень не хотелось, чтобы настал день, когда ты встретишь подходящую девушку, но ты слишком ослеплен своим невежеством, чтобы увидеть это. Твоя репутация доставит тебе неприятности, если ты не исправишь ситуацию, потому что ни одна достойная женщина не захочет встречаться с парнем, который ведет себя так, как ты.

— Какая женщина не хотела бы встречаться с успешным гонщиком Формулы-1? — мои костяшки пальцев побелели, когда я вцепился в руль, вгрызаясь ногтями в кожу.

— Та же самая, которая не захочет встречаться с бывшей шлюхой, потому что у нее достаточно самоуважения для вас двоих, — его отрывистый тон эхом отдается в динамиках, когда я проезжаю улицы, омываемые морем.

Я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем ответить.

— Я ценю то, как сильно ты заботишься. Действительно ценю. Но я собираюсь уладить все с Маккой, избежать драмы и придерживаться гонок. Больше никаких историй о моем члене в газетах. Я обещаю.

— Если бы я был хоть наполовину таким идиотом, каким ты обычно бываешь в последнее время, я бы не зацепил твою маму.

У моих родителей идеальный брак, ссоры заканчиваются объятиями, расписанием, кто выносит мусор и моет посуду каждый день, и проявлениями привязанности, которые не должен видеть ни один ребенок. Слава Богу, у меня есть брат, потому что если бы не он, я была бы травмирован. Лукас научил меня, почему мы не заходим в комнату родителей, когда они закрывают дверь, как бы громко они ни кричали.

— Не у всех бывает счастливый конец, — бормочу я в микрофон Bluetooth. Привычное сжатие в груди возникает при воспоминании о том, что Йоханна не получила своего.

Черт. Пусть отец разжигает старые чувства, которым сейчас нет места в моей жизни.

— Послушай… Я знаю, что то, что случилось с Лукасом и Йоханной, повлияло на тебя больше, чем ты думаешь. Мы все любили ее, и вы оба были особенно близки. Но ты не можешь позволить страху управлять твоей жизнью. То, что случилось, было трагедией, но это не значит, что нужно жить настороженно, потому что ты боишься.

Горький смех сам собой вырывается из моего горла.

— Я не буду говорить об этом с тобой.

— Ты никогда не говоришь об этом. Ни со мной, ни с кем бы то ни было. Ее уход из жизни был тяжелым для всех нас. Но ты закрылся, и теперь посмотри на себя. Прошло почти три года, а ты все еще совершаешь эти глупые ошибки. Каждый декабрь с тобой происходит то же самое: как только заканчивается сезон, ты прячешься где-нибудь и принимаешь саморазрушительные решения. Ты избегаешь нас сразу после праздников до дня рождения Каи. В этот раз ты оказался не с той девушкой и не в то время. Так что ты можешь притворяться, что все в порядке перед всеми остальными, но мы-то знаем.

— То, что я веселюсь и встречаюсь с женщинами, не значит, что я зациклен на смерти Йоханны или еще на чем-то. Я понимаю, что все испортил, но не надо смешить меня, пытаясь связать это с дерьмом из прошлого. Так получилось, что после Рождества я стал занят. — Я прикусил язык.

Мой отец вздыхает.

— Прибереги свою ложь для тех, кто в нее поверит… На самом деле, это нормально — впустить кого-то. Позволить им узнать тебя больше, чем тот образ, который ты создаешь.

Когда ты хороший парень, никто не видит, насколько изъедено мое сердце — как оно истекает кислотой, словно старый автомобильный аккумулятор.

— Я не ищу этого сейчас. — И никогда. Не с тех пор, как я на собственном опыте убедился, что происходит с людьми, которых любят сильно.

Смерть Йоханны изменила меня. Через несколько месяцев после ее смерти я застегнул свой гоночный костюм, подписал контракт с Маккой и выиграл свой второй Чемпионат Мира. Я принял жизнь, которую мне было суждено прожить, избегая горьких воспоминаний. Пассивность стала моим защитным механизмом в последние несколько лет.

Мой отец делает паузу.

— Люди всегда так думают.

Я постукиваю взволнованными пальцами по рулю.

— Без сомнения, по веской причине.

Он испускает глубокий вздох, вероятно, потирая глаза.

— Нет. Тупицы, которые так говорят, обычно получают самый сильный удар.

— Надеюсь, ты имеешь в виду, что их сильнее всего трахают.

Мой отец — хороший спортсмен, который смеется вместе со мной, сбрасывая свое плохое настроение. Он думает, что я боюсь, но я просто равнодушен.

— Лиам… будь осторожен, хорошо? Нет причин принимать глупые решения, когда ты можешь получить любого, кого захочешь. Тебе только нужно быть готовым попробовать.

Это чертовски эгоистично, что на меня все еще влияет смерть Йоханны. Я понимаю это и презираю это. К черту моего брата за то, что он влюбился в мою лучшую подругу. Часть меня обижается на Лукаса за то, что он сделал Йоханну частью нашей семьи, пока ее не оторвали от нас, оставив мне пустоту и боль при воспоминании о ней. Может быть, если бы он держался в стороне, а не добивался ее, я бы не оказался в таком положении, трахая племянницу своего босса в качестве глупого отвлекающего маневра.

Поболтав с отцом еще десять минут, я припарковал машину и расположился в приемной Маккой. Рик, мой агент, и Питер ходят туда-сюда, обмениваясь неслышными словами друг с другом в конференц-зале, окруженном стеклом. Функционально это глупо, поскольку я могу видеть все происходящее.

Мой агент пару раз хмуро смотрит на меня. Его зачесанные назад волосы, костюм цвета кобальта и туфли от Феррагамо говорят о бизнесе. Мои глаза остаются приклеенными к их дискуссии, пока я сижу, как маленький ребенок, ожидающий у кабинета директора.

Через пять минут меня вызывают в комнату. Обтекаемый конференц-зал кажется достаточно маленьким, чтобы Питер выглядел устрашающе. Его лысая голова блестит под яркими лампами, подчеркивая его темные глаза и бороду — страшный на вид ублюдок. Гнев накатывает на него, его глаза следят за мной, когда я обхожу большой стол, и у меня сводит живот, когда он хмурится. Я натянуто улыбаюсь ему, прежде чем занять место на одном из черных покатых стульев, притворяясь, что мне комфортно, несмотря на то, что в моих венах застыла тревога.

Надеюсь, моя непринужденная поза создает впечатление покорности. Я не хочу показаться слишком самоуверенным, потому что Питер выглядит так, будто хочет надрать мне яйца достаточно сильно, чтобы мои будущие потомки учились на моей глупости.

— Как я уже говорил, Лиам очень сожалеет о ситуации с вашей племянницей. Он никогда не хотел, чтобы этот разрыв стал достоянием общественности, особенно когда между ними все закончилось полюбовно. Мы понятия не имеем, откуда берутся эти негативные сообщения. — Американский акцент Рика разносится по комнате. Он хорошо выполняет свою работу, особенно после того, как поцеловал задницу Питера так, что она затрещала.

Рик кашляет, привлекая мое внимание.

Я снова вклиниваюсь в разговор.

— Мне жаль. Я никогда не хотел задеть чувства Клаудии, честно. Я не должен был ничего с ней затевать из уважения к тебе и команде. Мы не подходим друг другу. Но это не повлияет на мои навыки на дороге или мой профессионализм, потому что я люблю Маккой. Я готов приземлиться на каждом подиуме в этом сезоне без лишней драмы.

— Драма, кажется, преследует тебя в последнее время. Твое имя слишком часто всплывает в СМИ, — темная бровь Питера приподнялась.

Никто в Маккой не должен общаться со сплетниками. Удобно, что Клаудии не нужно подписывать NDA (прим. пер соглашение о неразглашении — договор между двумя сторонами, предотвращающий утечки конфиденциальной информации), как остальным, из-за ее фамилии.

У Маккоя не было причин верить в то, что она хочет негативную прессу для компании, которая оплачивает ее эксклюзивные поездки в Сен-Тропе и ежемесячные счета за покупки.

Я сцепил пальцы.

— Я сделаю все возможное, чтобы исправить свой имидж и исправить восприятие меня обществом.

Сузившиеся глаза Питера смотрят на меня.

— Для тебя будет лучше, если ты будешь помнить, что тебя можно заменить. Ты один из лучших гонщиков во всем спорте, но, тем не менее, ты заменим. Я не хочу больше читать о тебе гадкие сплетни. Крис выбрал тебя в эту команду, зная, что ты один из величайших, наравне с Ноа. Так покажи нам, что ты стоишь каждого миллиона, который мы тебе платим. ...